В кают-компании стоит громкий говор. Но вот радио доносит торжественный звон курантов. Один, другой… С десятым ударом все замолкают. На Красной площади начался торжественный парад.
А в 13 часов мы сами собираемся на площади у снежной трибуны, украшенной кумачом. Алексей Фёдорович поздравляет нас с праздником. Шипя и разбрасывая по сторонам искры, вспыхивают один за другим огни импровизированного фейерверка. На несколько секунд становится светло как днём, и этого времени вполне достаточно для того, чтобы рассмотреть, как все мы покрылись густым инеем.
В 16:00 сходимся в кают-компанию на праздничный обед. Вопреки обычаю, не засиживаемся: нас гонит к спальным мешкам отчаянная усталость.
8 ноября
После недолгого отдыха снова продолжаются авральные работы. На тридцатисемиградусном морозе с ветром работается особенно живо. Стоит на минуту присесть передохнуть, как мороз спешит пробраться под куртку. Перетащить десятки бочек с бензином за 50–100 метров от аэродрома оказалось делом нелёгким. Однако Тимофей Андреевич Разумов, порывшись в грузах, приволок длинные полосы арктилита. Мы постлали его на снег и по образовавшейся ровной скользкой дорожке перекатили бочки одну за другой на отведённое для бензинового склада место. Оставшиеся 30–40 тонн груза мы перевезём поближе к лагерю. Но это уже завтра, а пока собранные пять домиков надо установить в одну линию…
Коллектив нашей зимовки увеличился на одного человека. Владимир Суворов – механик-рационализатор из Арктического института – остался на время в лагере, чтобы помочь гидрологам наладить «вертушки», которые после полугодового использования стали «барахлить».
Суворов оказался не только механиком, но и прекрасным гитаристом. Теперь ни один «музыкальный вечер» не обходится без его деятельного участия.
Сквозь тонкие, прозрачные пряди перистых облаков ярко светит полная луна, окружённая цветными кольцами венца. Голубые, жёлтые, красные, они словно огромная пёстрая мишень с серебряным яблочком-луной посредине. Это белые лучи света, встретив на своём пути завесу из мириадов ледяных кристаллов, отыскали между ними дорогу, но, отклонившись от прямолинейного пути, распались на свои составные цветные части. Это и есть дифракция.
Снежные равнины залиты ровным бледно-голубоватым светом. Даже звёзды померкли в сиянии луны. В такую ночь можно читать крупный шрифт. Но от красот природы не становится теплее, и, довершая авральные работы, мы быстро обрастём сосульками. Трактор то и дело движется взад-вперёд, от аэродрома к лагерю, и гора грузов на аэродроме уменьшается на глазах. Вечером, основательно уставшие и продрогшие, мы с особенным удовольствием поздравляем новорождённого – Александра Ефимова, нашего нового кока. Круглолицый, всегда улыбающийся, Саша постепенно свыкается с совершенно непривычными условиями и за эти дни успел продемонстрировать свои кулинарные способности. Он изощряется, приготовляя для нас, отвыкших от «изысканной пищи», то фаршированную рыбу, то аппетитный люля-кебаб, то ароматный глинтвейн, и без труда вызывает восторги даже самых привередливых едоков. Единственное, что его удручает, – это гора посуды, которую приходится долго мыть, особенно после воскресных ужинов.
10 ноября
Над крышами домиков клубится густой пар, в окнах появился первый свет. Идут последние приготовления к переселению из палаток. Вертолётчики уже обосновались в домике, но первые дни воздух в нём был настолько сырым и удушливым, что даже спички перестали зажигаться, а спальные мешки на нижних койках пропитались влагой. Пришлось поставить чугунную печурку и, раскалив её докрасна, долго просушивать помещение.
Погода стоит неустойчивая. Ветер часто меняет своё направление, вызывая тем самым сильные подвижки ледяных полей, и лёд всё чаще и чаще начинает подозрительно потрескивать, а иногда лопается с гулом, подобно пушечным выстрелам. Но у нас это пока лишь прелюдия, а вот у Толстикова на СП-4 уже сломало поле, служившее им долгое время аэродромом. Трещина прошла прямо под самолётом Ан-2, оставленным для работы на станции, и он едва не затонул. Это неприятное известие лишний раз напомнило нам, чтобы мы всё время были настороже.
12 ноября
Открываю глаза и в первую минуту не могу понять, где я нахожусь. Ах, да ведь мы уже в новом домике!
Над моей головой – койка второго яруса, там спит Александр Ефимов. Третья кровать – Евгения Яцуна – расположена под углом к нашим. И она находится на втором ярусе, а место под ней используется для столика. У самой головы – большая полка с медикаментами и книгами. Возле прямоугольного окна – стол, заставленный лабораторным оборудованием. Рядом с дверью – откидной умывальник. На полу – ковровая дорожка, прямо у входа – серебряный щит камина. Так как газ мы оставили на ночь гореть в полную силу, в домике относительно тепло – можно не торопясь одеться и побриться. Приятно – впервые за долгое время – вбить в стенку гвоздь для вешалки, повесить полочку и перестать сгибаться в три погибели, входя в собственное жилище. Но благоустраиваться придётся ещё долго. Вот сегодня, вырезав из жести длинную полосу, я делаю жёлоб и прибиваю его под окном: с окна каплет, на столе – лужа, надо отвести стекающую воду в ведёрко…
Однако пора уже идти в кают-компанию. Сегодня мне предстоит подготовить и раздать на руки аварийные запасы. Дело в том, что ледовая обстановка делается всё беспокойнее. На юге непрерывно слышится гул торошений, а во время очередного облёта района лагеря там обнаружены сплошное ледовое месиво и открытая вода. Мало ли что может произойти? Обломит часть льдины и унесёт далеко. Надо, чтобы у каждого было с собой всё необходимое до той минуты, пока на вертолёте не придёт помощь. В рюкзаки укладывается продовольствие. В каждый – два килограмма грудинки, три банки мясных консервов, две банки сгущённого молока, килограмм сахару, пол-литровая бутылка спирту, килограмм шоколада, три пачки галет, пачка чаю, папиросы и спички. В аварийный комплект входят ещё пара меховых и пара шерстяных носков, по паре тёплого белья и шерстяных перчаток.
13 ноября
Давно уже наши радисты мечтали связаться с китобойной флотилией «Слава», работающей в Антарктике. В самом деле: где-то в другом Заполярье, в океане, омывающем земли и льды Южного полюса, кочуют по холодным волнам наши земляки – такие же советские люди, как и мы. Заманчиво и радостно было бы обмениваться с ними в эфире крепким дружеским рукопожатием.
Первые попытки окончились неудачей: мы принимали позывные «Славы», но она нас не слышала. Сегодня в назначенный час все, кто был свободен от работ, пришли в радиорубку. Курко снова сел за операторский стол, надел наушники и включил передатчик. Мерное гудение умформера заполнило комнату. Ободряюще подмигнул красный глазок неоновой лампы. Костя настроился на нужную волну и заработал ключом. Позвал, прислушался, опять позвал. Молчание. Но вдруг, широко улыбнувшись, он громко воскликнул:
– Услышала «Слава», услышала!
Радисты обменялись первыми восторженными приветствиями. Потом, в 23:50 по московскому времени, Курко передал текст радиограммы. Над Ледовитым океаном, над Европейским материком, над голубой равниной Средиземноморья, над пустынями Африки, над сливающимися водами Атлантики и Индийского океана, огибая земной шар от полюса до полюса, полетели слова тепла и дружбы: «Приветствуем коллектив отважных китобоев флотилии «Слава» с Северного полюса, где царит холод и мрак. Трёшников».
Ответ не заставил себя ждать. Через пятнадцать минут мы уже читали радиограмму из Антарктики: «Слава». Принято в 00:10 14.11–54. От берегов шестого континента Антарктиды, где почти сто тридцать пять лет назад прошли наши соотечественники, шлю горячий привет полярникам дрейфующей станции «Северный полюс – 3». Желаю здоровья, успехов во славу нашей советской науки. Соляник».
Рукопожатие в эфире состоялось.
14 ноября
В домиках – лампочки, газ и радио. В эфире почему-то превалируют утренние зарядки для всех существующих поясов времени – от Владивостока до Москвы. И это напоминает нам, что мы живём в век не только атомной энергии, радио, электричества, но и норм ГТО.
Однако переход в новое жилище доставляет нам, кроме радостей, и новые неожиданные заботы. Из палатки ветер легко выдувал через тент продукты неполного сгорания газа. А в домах на его пути непреодолимой преградой встали прочные стены. И вот участились жалобы на головные боли по утрам. А сегодня ночью угорели сразу восемь человек. Особенно сильно – Василий Канаки. С трудом добравшись до дверей, он потерял сознание. Хорошо, что дежурный, обходивший ночью все домики по несколько раз, своевременно подоспел и вызвал меня на помощь. Это происшествие послужило серьёзным сигналом, и Алексей Фёдорович распорядился, чтобы в каждом доме были проделаны дополнительные широкие вентиляционные отверстия. Из двух зол – холод и угар – пришлось выбрать меньшее: холод.
15 ноября
Уже поздно. Я делаю последние записи в дневнике и собираюсь спать. Так как мне по жребию досталась нижняя койка, приходится пользоваться спальным мешком. Жители верхних коек живут с большим комфортом: спят на простынях, под одеялами. И не удивительно. Первый же промер температур на разных горизонтах показал, что они, так же как и в палатках, резко падают от потолка к полу. У пола +1,4˚; на уровне нижней койки (40 сантиметров от пола) +3,2˚; на высоте 75 сантиметров +11,4˚; на 140 сантиметров (уровень верхней полки) +17,8˚ и, наконец, под потолком +23˚. В то же время относительная влажность колеблется в той же последовательности от от 74 до 39 %.
Мои соседи по домику не обладают специальными медицинскими знаниями по этому вопросу, но и они согласны с тем, что такой перепад температуры и влажности не способствует здоровью. Иногда относительная влажность в домике достигает почти 90 %; это означает, что количество водяных паров, находящихся в воздухе, настолько велико, что ещё немного – и они перейдут в каплевидное состояние.