Шестого ночью от «толстиковцев» пришла радиограмма: они согласны на ничью один – один. Так после семимесячной упорной борьбы благополучно окончился для обоих коллективов этот самый северный шахматный матч. В связи с этим послали им телеграмму: «Дорогих содрейфунов поздравляем окончанием самого северного матча, доставившего обоюдно столько волнений и тревог».
Девятого февраля появилась наконец первая зорька, и даже самые недоверчивые теперь вынуждены согласиться, что рассвет близок. Тёмный горизонт медленно светлеет, и розовая полоса, нежная, чистая, окрасила предрассветное небо.
От этого зрелища нас отрывает Курко.
– Хватит вам зарёй любоваться! Заходите быстрей в кают-компанию – пора кино начинать.
Затрещал киноаппарат, и на экране появились хорошо знакомые нам кадры фильма «Мы с вами где-то встречались».
В нашей жизни кино играет большую роль, всегда вызывая забытые ощущения покоя и тепла, оживляя воспоминания о солнце и земле. Оно приближает к нам далёкие берега. Многие картины мы смотрели несколько раз, но спорим и смеёмся так, словно их показывают впервые. А после новых фильмов, как обычно, много дней можно слышать в быту полюбившиеся нам выражения и остроты.
12 февраля
Точно в предчувствии конца ночи, северное сияние торопится показаться нам во всём своём блеске. Вот широкий зелёный луч поднялся над горизонтом, изогнулся, затрепетал огромным опахалом, устремился к зениту и вдруг растаял в высоте. Новые и новые лучи, вспыхивая на юге, быстро перебежали по небу. Нет сил оторваться от этого удивительного зрелища. Игра холодного огня, мятущегося по небу в глубокой тишине, кажется порою нереальной – так она таинственна и прекрасна.
13–18 февраля
Торошение усиливается, и резкие толчки заставляют нас то и дело выскакивать из домика. Дежурные теперь почти не заходят в кают-компанию, так как со всех сторон непрерывно раздаются подозрительные звуки. Только иногда сорокачетырёхградусный мороз загонит дежурного в кают-компанию, но ненадолго. Немножко «оттаяв», он покидает уютное место у камелька. Вой ветра, слепящие потоки снега и темнота, темнота. Опираясь на лыжную палку, дежурный медленно обходит лагерь, борясь со снежным вихрем.
Идёт вдоль домиков аэрологов, гидрологов, киномедицинского пункта, стоящих в одну линию, потом сворачивает к вертолётчикам, жилище которых, так же как и расположенная рядом с ним радиорубка, обнесено высоким снежным валом, плотным, как асфальт. Дежурный заходит в каждый домик на минуту и, убедившись, что жители мирно спят, забыв на время дневные заботы, поправит соскользнувшее одеяло, подвернёт открывшийся клапан спального мешка, если холодно – увеличит газовое пламя и снова продолжает обход. Остановится, прислушается – не послышится ли сквозь вой пурги треск ломающегося льда – и снова идёт дальше.
19 февраля
К утру ветер стал стихать. Косматые клочья облаков быстро уплывают на юго-восток, туда, где заря уже окрасила небо, пробудившееся после долгой полярной ночи. У горизонта оно ещё тёмно-фиолетовое, но чем выше, тем ярче горят и переливаются краски – розовые и нежно-голубые. Ещё выше, постепенно синея, небо насыщается цветом, словно впитывая в себя черноту ночи, и в самом зените оно такое же иссиня-чёрное, как всегда, с яркими блёстками звёзд, дышащее холодом и покоем.
Порозовели длинные горбатые сугробы, заснеженные штабеля грузов, крыши домиков и купола палаток, едва виднеющиеся из-под снега. По московскому времени 2 часа дня. «Дон, дон!» Протяжные звуки рынды разносятся по льдине. Лагерь просыпается после ночного сна. Захлопали двери; послышался заливистый лай собак; кают-компания наполняется громким говором, смехом, звяканьем посуды. Однако, позавтракав, здесь никто не задерживается. Первыми, как обычно, исчезают аэрологи, а ещё через несколько минут в кают-компании остаётся только дежурный, торопливо убирающий со столов, – дежурство и бессонная ночь не освобождают от очередных научных наблюдений. Рабочий день начался.
Так же, как по костюмам и репликам можно теперь безошибочно узнать любого из зимовщиков, так по звукам, доносящимся с разных концов льдины, можно узнать, кто и чем занимается сейчас в лагере.
…Из домика аэрологов раздалось знакомое птичье чириканье: радиозонд ушёл в атмосферу.
…Вдалеке послышалось ровное гудение, прерываемое металлическим лязганьем. Это Комаров выехал на тракторе чистить и гладить аэродром. Пурга оставила множество языков – надувов. Их надо будет как можно быстрее разровнять и загладить, иначе снег спрессуется – и тогда работы будет непочатый край. Теперь до самого обеда, закутавшись в малицу, обросшую инеем, Михал Семёныч будет «утюжить» взлётную полосу.
…Звонкая трель моторов дробью рассыпалась в морозном воздухе. Это гидрологи промеряют глубину океана. Ещё 4 января она резко изменилась – с 1925 метров до 3384: мы вторично миновали хребет Ломоносова и, как бы скатившись с крутого склона, оказались над приатлантической впадиной. На днях счётчик лебёдки показал 4106 метров. Это максимальная глубина из всех измеренных в течение осенне-зимнего периода.
…С противоположного конца лагеря прозвучали громкие хлопки, а затем полилось однотонное низкое гудение. Значит, вертолётчики готовят машину к облёту станционных окрестностей. Только что Трёшников вернулся с южного края льдины; там непрерывно продолжается торошение, и новые и новые гряды вырастают на том месте, где ещё несколько мгновений тому назад белела ровная поверхность льда. Ряд тонких трещин прошёл и на наше основное поле.
Только сейчас, при утреннем свете, видно, как неузнаваемо изменилось всё вокруг. Валы торосов, образовавшиеся там, где раньше был лагерь, уже заметены снегом, зато вся южная оконечность льдины окружена свежими грядами высотой в шесть – семь метров.
Рабочий день начался. Теперь понятие «утро» уже перестаёт быть условным. Утренний свет и в самом деле озаряет льдину. Темно станет к вечеру. Лишь тонкая светлая полоса будет бродить по горизонту – это всё, что останется от утренних красок.
22 февраля
На столе у радистов лежит толстая пачка открыток с красочными изображениями высотных зданий, старинных памятников, гербов республик. Это «куасель» – карточки, или «куасельки». Названием своим они обязаны радиошифру КУ ЭС ЭЛ, что значит «приём подтверждаю». Такими карточками обмениваются радиолюбители-коротковолновики после установления очередной связи между собой. Откуда только не пришли они на льдину.
Тонкие цветные линии снопиком лучей расходятся по географической карте от полюса к многочисленным пунктам, с которыми установлена радиосвязь. Вот красный лучик пересёк поперёк всю карту до берегов Антарктиды – это связь со «Славой».
23 февраля
На СП-4 появилось солнце! Они значительно южнее нас – их льдина дрейфует на 80-м градусе северной широты. А нам ждать ещё две – три недели, и мы пока довольствуемся рассветом. Откроешь поутру глаза, и первое, что видишь, – светлый квадрат окна. Удивительно!
Необыкновенны первые морозные утра – бледно-голубые, белые и розовые. Необыкновенны стойкие, жизнеутверждающие краски зари. На них невозможно наглядеться. Неужели этот сверкающий, подёрнутый синеватой дымкой тумана зимний пейзаж способен грозно ожить? Неужели эти мирные, запорошённые снегом ледяные скалы снова поползут на нас? Единство грозного и прекрасного – это и есть подлинная Арктика.
В алом зареве рассвета блестит месяц. Он, тонкий, изогнутый, даже какой-то неестественно сверкающий, повис над торосами, словно готовясь рассечь надвое гордую вершину ледяной горы, темнеющей на горизонте.
Сегодня в лунке появилась первая в этом году сайка. Ещё одна верная примета близящейся весны.
Вечером – торжественный ужин, посвящённый Дню Советской Армии.
24–25 февраля
Разбившись на две партии, мы расходимся к запасным складам. Они скрылись в глубоких сугробах, и, чтобы достать припасы, приходится перекопать сотни килограммов плотного снега. Часть продуктов со складов мы свозим на аэродром. Теперь, когда стало совсем светло, такие большие запасы нам уже не потребуются, с вертолёта легко можно будет своевременно обеспечить при необходимости людей, которые останутся оторванными на осколке льдины.
27 февраля
Наша маленькая кают-компания выглядит сегодня особенно празднично: на стенах яркие плакаты, на столах кумач. Здесь – избирательный участок № 71, самый северный участок по выборам в Верховный Совет РСФСР и местные советы. Вот табличка с надписью «Выдача бюллетеней». Вот тщательно отгороженная тяжёлыми занавесями кабина для голосования. Рядом с ней – запечатанная урна, украшенная гербом Российской Федерации.
Шесть раз мерно бьют куранты на Спасской башне, и торжественные звуки гимна заполняют кают-компанию.
Избиратели пришли прямо с наблюдательских площадок, покрытые инеем, раскрасневшиеся от мороза. Первым получает бюллетень самый молодой избиратель Володя Кунченко. Голосование началось.
А в 06:30 Попков объявил:
– Товарищи, сейчас опущен последний бюллетень.
Проголосовали все 100 % избирателей станции.
Долго ещё не умолкают оживлённые разговоры в домиках.
Ровно в полночь избирательная комиссия вскрывает урну. Все бюллетени признаны действительными. Через несколько минут на Большую землю летит радиограмма: коллектив дрейфующей станции «Северный полюс – 3» единодушно отдал свои голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных.
4 марта
Погода резко ухудшилась. Из густых облаков повалил снег. Исчезают чёрные пятна сажи на сугробах, тропинки, протянувшиеся между домиками, будто природа предпринимает генеральную уборку перед восходом солнца. Температуры повысились до -11˚, и мы как-то неловко чувствуем себя, оказавшись во всесоюзной сводке погоды после… Караганды!
…Позавтракав, я вместе с Медведем и Разумовым отправляюсь в банную палатку. Сегодня наша очередь нагревать воду, поддавать пар и развлекать моющихся. Палатка сверху донизу обросла льдом и инеем. Примёрзло к полу сукно, бак наполнен льдом. Однако щедрое пламя сухих дров (это ящики из-под продуктов) быстро сделало своё дело. Тем временем Медведь приводит в порядок палатку, а я вожу снежные кирпичи. Но когда в баке забулькала вода, возникло непредвиденное осложнение – сломался кран снеготаялки. Решили смастерить черпак. К большой консервной банке приколотили гриф от сломанной и давно забытой гитары. Заодно натянули на гриф струны, и получился настоящий банно-музыкальный инструмент. Его немедленно окрестили «полярой». И вот первые же моющиеся просят отпускать воду «в количестве двух-трёх поляр», а в промежутке между зачерпываниями любители исполняют на поляре цыганские мелодии. Я спешу передать этот единственный в своём роде опыт будущим зимовщикам.