— Ага, конечно. А еще в пятидесятые тяжко жилось всем черным, женщинам и геям. Какая теперь, к черту, разница! Эллис, посмотри вокруг. Их больше нет, и не будет, потому что мы с тобой породим новое человечество.
— Думаешь, женщин устроит роль безмолвных домохозяек, которую ты им отвел? Хотя нет, их ведь и домохозяйками не назовешь. В пятидесятые женщины имели право голоса, дымили сигаретами и начали понимать, что жизнь есть и за пределами кухни. Они разводились с мужьями и шли строить карьеру. Но тебе ведь это не нужно. Ты хочешь получить рабынь, которые и слова поперек не скажут. Отцу видней, да? Значит, нечего беспокоиться. Или тебе плевать на все, кроме своего идеального прошлого?
Уоррен посмотрел на Эллиса и покачал головой, будто тот совсем рехнулся.
— У нас есть все, чтобы построить рай на земле. Зачем упускать такую возможность?
Эллис сверлил Уоррена взглядом. Над их головами пролетела стая диких гусей. К югу отправились.
— А что, по-твоему, рай, Уоррен?
— В смысле? Рай — он и есть рай.
В душу Эллиса закрались нехорошие подозрения. Кажется, для Уоррена рай — это мир, где все устроено так, как хочется ему самому. А светлая мысль о том, что окружающие могут не согласиться — и будут совершенно правы! — просто никогда не приходила в его темную голову.
— Понимаешь, я всегда думал, что на День благодарения все просят Бога примерно об одном и том же, — продолжал Эллис. — И на конкурсах красоты одинаково отвечают про свою заветную мечту. Во-первых, мир во всем мире. Потом остальные пункты списка: накормить голодных, вылечить больных, уничтожить предрассудки и обогреть нуждающихся. Разве не таким должен быть рай? Но это и есть Полый мир, Уоррен. Они уже всего добились. Построили свою мечту. Может, мы с тобой этого не понимаем, потому что он для нас совсем чужой. Знаешь… тут как в лотерее. Выиграть хочет каждый, но даже если тебе попадется счастливый билет, все будет не так, как ты себе представлял. Выигранный миллион не разрешит проблемы в одночасье. Такого не бывает. Может, мы с тобой не нашли рая в Полом мире, потому что он идеален, а мы — нет.
— Чушь собачья. — Уоррен махнул мозолистой ладонью.
— Почему это?
— Потому что все устроено по-другому. Рай — это не отсутствие нужды. Так выглядит ад, братец. — Уоррен снова обернулся на лабораторию и похлопал Эллиса по спине, заставляя отойти подальше. — Распространенная ошибка, все попадаются. Жизнь — это борьба! Погоня за счастьем, а не его достижение. Весь смысл в процессе, дружище. Когда случится беда, люди вечно спрашивают: как Господь допустил такое? Они просто не понимают. И я тоже не понимал, пока не оказался один под грудой снега в жалкой хибаре, которую выстроил своими руками. Червей жрать пришлось. Едва не отправился на тот свет, Эллис, совсем по краю ходил. Думал, там и помру. Но именно тогда я жил по-настоящему, полной жизнью, понимаешь? Каждое мгновение, каждый шаг мог оказаться последним. А когда началась весна, когда пригрело солнышко, когда я поймал ту жирную мохнатую белку — вот тогда я и понял, что живой. Я был частью природы, как всякая тварь, пережившая долгую темную зиму. Никогда не испытывал подобного, но это и есть жизнь, Эллис. Борьба за существование! Таков замысел Божий. Сам подумай. Все вокруг состоит из борьбы: зной и холод, тьма и свет, сила притяжения и… э, да какая разница! Каждое живое существо, чтобы выжить, должно сражаться и убивать. Даже растения отбирают друг у друга свет и воду. Вся экосистема строится на вражде. Кто, по-твоему, это придумал? Бог, я тебе говорю! Бог сотворил мир, как большую арену для боя. Выходи и дерись до победного — или пока не сдохнешь.
— Выживает сильнейший, — произнес Эллис. Картинка наконец-то сложилась воедино. За зиму, проведенную в лесной хижине, Уоррен сумел добиться того, чего ученые мужи не могли сделать за долгие тысячелетия: он примирил науку с религией.
— Точно! — кивнул Уоррен. — Все думали, что Дарвин выдвинул теорию против Библии, но они ничего не понимали. Не видели, каков настоящий Бог.
— Бог-садист?
Уоррен усмехнулся.
— Ты так говоришь, потому что считаешь, что вражда — это плохо. Ты не прав. Вот, к примеру, капитализма не бывает без конкуренции. Она служит ему основой. Сам рассуди. Разве интересно играть в «Монополию», если у тебя с самого начала в руках все деньги? Ведь смысл в том, чтобы выиграть. А когда победа уже твоя, зачем играть дальше?
— Думаешь, Бог устроил мир так, чтобы никто не мог победить?
Уоррен хлопнул в ладоши и постучал указательным пальцем по носу.
— А ты посмотри на мировую историю. Решишь одну проблему, а вместо нее вылезают две новые. Только разобрались с мировым голодом, а тут уже перенаселение началось. Открыли пенициллин, и на тебе! Супервирусы. Мир подкидывает человечеству проблемы, чтобы мы постоянно с чем-то боролись, потому что нам нравится такая борьба. Но лысикам и невдомек. Они пытаются устранить сложности и истребить конфликты, а потом с ума сходят. Рисуют картинки и поют песенки. Разве это жизнь? Это тюрьма какая-то.
— И что ты собираешься делать? — Эллис махнул в сторону лаборатории. — Как будешь заселять землю? У нас ведь только женские образцы ДНК, мужских нет. Будем с дочерями спать или пусть братья с сестрами между собой разбираются?
— Я же говорил, у Адама с Евой вышло совсем неплохо. Но нам можно обойтись и без этого. Твои сыновья возьмут себе в жены моих дочерей, и наоборот. Все очень просто. Не понимаю, чего ты разбушевался.
Эллис вздохнул.
— Не нравится мне твоя идея с битьем новичков. Получается какая-то травля ради травли. В Полом мире людей избавляют от агрессии — и это правильно. А ты их драться учишь.
— Пусть учатся, им не повредит. А то совсем хлюпики.
— Зачем? С кем им драться? Неужели та белка, которую ты съел, успела дать сдачи?
Уоррен глубоко вздохнул и медленно покачал головой.
— Думаешь, подземные кроты не начнут возмущаться, если мы построим здесь процветающее общество? Я тебе уже битый час про конфликты толкую!
— Ты собрался сражаться с Полым миром?
— Конечно! — Уоррен хлопнул себя по бедрам.
— Но они же мирные! В Полом мире даже полиции нет, не то что армии. Они не знают, что такое оружие. Никто не станет на нас нападать.
— Ты ведь знаешь про «Рой», над которым они работают? Не успеешь оглянуться, а тебе в голову вставят чип, чтобы слушался и выполнял приказы.
— «Рой» нужен не для этого. Они никем не собираются управлять…
— Еще как собираются! В мире все делается ради власти. Как только запустят этот проект, с ними будет не совладать. Весь муравейник наружу попрет. Станут единым Боргом[5] и попытаются стереть нас с лица земли, если откажемся присоединиться. Только не на того напали!
— Уоррен, проект «Рой» застрял на стадии разработки. У них ничего не получается. Ты сам придумал себе страшилку.
Уоррен снова обернулся в сторону лаборатории. Уже в который раз.
— Что там происходит?
— А?
Эллис указал на крыльцо.
— Декс тебе там женщин в теплице выращивает?
Что ж, лаборатория отлично подходила для таких целей. Эдисон был бы доволен.
— Э-э… Ну, да. Декс там много чем занимается. Уже поместил первую партию зародышей в инкубатор, который они с Полом притащили из подземелий.
— А помимо инкубатора с девочками? Что он еще делает?
— Лучше тебе не знать. — Уоррен произнес это так задумчиво и серьезно, что Эллис тут же сосредоточился на лаборатории. Эх, в окна ничего не разглядишь, занавески мешают…
— Это еще почему?
— Эллис, я тебя люблю как родного брата, но ты у нас всегда был нерешительный.
От неожиданности Эллис забыл про лабораторию и снова обернулся к другу.
— И как тебя понимать?
Судя по красноречивому взгляду, Уоррен собрался рубануть правду ему в лицо. Сразу и насмерть, чтоб не мучился.
— Если бы ты захотел стать астронавтом, то давно отправился бы в космос, но вместо этого выбрал чистенькую офисную работу. Когда Пегги забеременела, тебе сразу надо было послать ее к чертям собачьим. Но нет, ты опять дал слабину. Сам понимаешь, Эллис. Будь ты капитаном на переполненной шлюпке, все бы пошли ко дну, потому что ты не смог бы выбросить за борт парочку пассажиров. Стыдиться тут совершенно нечего. Просто ты человек такой. Многие люди ведут себя точно так же.
Складывалось впечатление, что Уоррен уговаривает его признаться в какой-то постыдной личной тайне. «Ты просто очень сердобольный парень. Ничего страшного, бывает».
— Что творится в лаборатории, Уоррен?
— Будущее.
— Этого добра здесь и так хватает.
— Ты не понимаешь… Если бы провел ту зиму со мной, не стал бы ничего спрашивать. Когда я выполз весной из норы, я понял, что Бог меня уберег. Тогда я еще не знал Его замысла, но и Моисей ведь не знал, почему пережил скитания в пустыне. Господь уготовил мне важное дело.
— Что в лаборатории, Уоррен?
— Только встретив Пола, Декса и Хига, я понял, почему не помер от рака и холода той зимой. Бог хотел, чтобы я исправил мир — чтобы я стал новым Спасителем человечества. Второе пришествие Уоррена Экарда. Мы с тобой как Христос и Иоанн Креститель. Я уже сделал всю черную работу, проторил тебе дорожку и подготовил людей — а ты будешь толкать мудрые речи и поведешь их вперед. У меня с этим делом туго. Ты же у нас человек образованный. Я нутром чую, как надо, но не умею объяснять все причины и следствия, а вот ты на это мастак.
— И как же ты подготовил людей? — Эллис решительно зашагал к лаборатории.
— У нас на это ушел целый год. Всем пришлось хорошо потрудиться — и Полу, и Дексу… но особенно Халу.
— С Халом я незнаком. Кто это?
— Еще как знаком, — сказал Уоррен, когда Эллис поднялся на крыльцо. — Ты его пристрелил.
Вдоль белых стен лаборатории стояли черные стеллажи, заполненные бутылками всех цветов и размеров. Пол, столы и стулья были из дерева — ободранные и потертые, но крепкие, как в столярной мастерской. Большие окна наверняка впускали много света, однако сейчас на них висели плотные занавески. Полутьму разгоняли только масляные лампы на длинных столах, загроможденных какими-то устройствами из проводов, стекла и меди. У дальней стены высился церковный орган с белыми клавишами и вереницей острых труб, напоминавших плавник диковинной рыбы. А перед ним, у большого белого ящика на колесиках, суетились три человека. Эллис их не узнал: вся компания стояла к нему спиной и была наряжена в какие-то скафандры с капюшонами вместо шлемов. Нет, пожалуй, на космонавтов не похожи.