День клонился к вечеру. Ленивое жёлтое солнце до сих пор напоминало Эллису о свободных часах после школы. Уоррен прав: стояла жара. Поля растворялись в горячих волнах воздуха, а цикады звенели громче, чем машины в центре Детройта. Эллис до сих пор не видел ни одного календаря, но решил, что угадал: на дворе стояла середина лета. Из конюшни доносились запахи сена и навоза, фыркали лошади, а в поле качались высокие стебли кукурузы.
— Неплохой образец, — подметил Уоррен.
— А?
— Твой ствол. — Уоррен показал жестом на кобуру. Эллис и забыл про пистолет. Остальные его в упор не замечали. — Дай-ка глянуть.
Эллис достал «Кольт» и протянул другу. На миг его кольнуло сомнение, но он отогнал его: это же Уоррен.
Они познакомились в десятом классе. Уоррена большинство тогда звали просто Рен, потому что два слога для школьников — это слишком много. У них был общий шкафчик, где Уоррен хранил лишнюю футбольную экипировку, наотрез отказываясь оставлять её в раздевалке. Так и пролежала там все три года его футболка с номером «48». Уоррен, наверное, ни разу в жизни её не стирал, и Эллису приходилось задерживать дыхание всякий раз, когда он доставал учебники. Но долгое время они только делили шкафчик, пока однажды Эллис не стал жертвой Рики Даунса по прозвищу Бык.
Эллис пытался достать из-под наплечников Уоррена учебник по физике, когда на горизонте появился Рики и решил, что Эллис послужит хорошей заменой баскетбольному мячу. Эллис стукнул обидчика в ответ, но со своим жалким весом в сто двадцать фунтов только разозлил Быка пуще прежнего. Тот взвыл и ударил Эллиса в живот. Но один удар не насытил бы Рики, после того как он получил сдачи. Подлости ему было не занимать. Рики любил похваляться, что получил кличку за достоинство, как у быка, но все знали, что он любил смеха ради «бычить» других.
— Сейчас ты у меня узнаешь, как давать сдачи, — пообещал ему Бык. — Запомни: Господь поставил одних людей выше других, и твоё место — в самом низу.
Эллис ожидал, что очнётся уже в больнице, но ему на выручку пришёл Уоррен. Конь позарился на пешку, но не заметил в стороне слона. Эллис был ботаником, Рики — баскетболистом с потными ладонями, острыми локтями и раздутым эго, а Уоррен — футбольным защитником. На поле его звали «Экард-экспресс», и не успел Эллис моргнуть, как Рики, в своей футболке «Led Zeppelin», полетел через коридор. Вмяв дверцу шкафчика «243», Бык с глухим стоном повалился на пол и захныкал.
Директор хотел отстранить от учёбы и Уоррена, и Рики. Его не интересовало, кто из хулиганов был прав, а кто виноват. Но когда Эллис — круглый отличник с примерным поведением — вступился за Уоррена, тому только сделали выговор, а Быку целый месяц запретили посещать занятия.
После этого Уоррен стал его лучшим другом — и единственным за следующие сорок три года. Эллис никогда не умел знакомиться с новыми людьми, а те, кого он всё же находил, обычно уезжали из Детройта в погоне за мечтами. Уоррен же никуда не торопился, и они осели в родном городке, точно ил на дне озера. Как только ветеран может полностью понять солдата, прошедшего Вьетнам, так и Уоррен понимал его.
— Кольт-Браунинг, а? Хорошая штучка. — Уоррен повернул пистолет из стороны в сторону и, прищурив один глаз, прицелился вдоль дороги. — Забавно, скажи? Я говорил, что будущее мне ни к чему, лучше уж податься в прошлое, но надо было метить дальше. Дикий Запад — вот она, дружище, золотая серединка! Когда каждый носил ствол на ремне, а всех преступников вешали. Идёшь куда хочешь, строишь домик и живёшь в своё удовольствие, а если кто против — бах! «В двенадцать пополудни у городской ратуши». А теперь мы в будущем, но ходим с пистолетами, и живём на ферме, на полупустой планете безо всяких правил — кроме наших собственных.
В голове у Эллиса кричал голос Пакса: «Ты отдал ему свой пистолет! Он же убийца!»
Уоррен крутил пистолет, с трудом удерживая тремя пальцами.
Тремя пальцами. Та же рука, те же пальцы — сложно поверить в такое совпадение. Должна быть какая-то связь. Но ведь это Уоррен Экард — Эллис его всю жизнь знал. Они вместе выросли, вместе попробовали пиво, вместе посмотрели первую часть «Звёздных войн». Уоррен был ему за родного брата — старшего, который всегда присматривал за младшим.
Вот только… он изменился.
И не только в седине, бороде да стройной фигуре дело — он даже говорил по-другому. Уоррен никогда не был счастлив. Всю свою взрослую жизнь он жаловался на судьбу. Сперва он винил мать и учителей, которые требовали лучше учиться, а когда оценки стали хуже некуда, заставили бросить футбол и несомненно блестящую спортивную карьеру. Потом он ругал начальников, жён — одну за другой, — но никто не ценил его по достоинству. Доставалось от Уоррена и бестолковым политикам-взяточникам, которые губили Америку. Десятки лет проповедовал он с табурета за барной стойкой. Многие его слышали, но никто не слушал. Даже Эллис. Ведь всё-таки непросто внимать тому, кто только и сокрушается о несправедливости. Но всё это осталось в прошлом. Бесцельное ворчание сменилось странным оптимизмом, из-за которого Эллису было сложно узнать своего старого друга.
«Но это всё же он, Уоррен. Верно?»
Эллис смотрел на пистолет в его руках и с трудом сдерживался, чтобы не попросить обратно.
— И я был прав. Вот это жизнь. — Уоррен взглянул на него с лицом мудрого старца — ещё одной новой чертой этого образа. — Жизнь не простая, пойми меня правильно. Я думал той зимой, что уже не жилец. Не поверишь, жуков жрал. Ягодами травился и чуть не умер, пока не выяснил, какие съедобные. В этом весь секрет — научиться различать добро и зло: что поможет тебе выжить, а что убьёт. Но богом клянусь, Эллис, той весной — точно как эти церковные служки вечно расписывали — я вновь обрёл Господа. Я словно заново родился. Выполз из могилы, из-под земли и веток, на свет нового дня. Новая жизнь для старого Уоррена Экарда.
Осмотрев магазин, он вставил его обратно, снял пистолет с предохранителя и взвёл курок.
У Эллиса заколотилось сердце.
— Я вдруг понял, что передо мной больше нет преград. Я свободен. И могу делать всё что хочу. Меня теперь никто не остановит. Законов больше нет, сечёшь? — Уоррен ухмыльнулся, по-старчески скосив рот, и подмигнул Эллису, отчего у него перехватило дыхание.
«О каких законах идёт речь, Уоррен?»
— Наломай я дров, сам в этом буду виноват. Я же думал, что никого больше не осталось, и чувствовал себя Адамом. Только я да Господь во всём Эдеме, словно никогда и не было этой стервы, Евы, которая всё испоганила… — Он усмехнулся и посмотрел на Эллиса. — А ты чего притих?
— Можешь вернуть пистолет?
Уоррен рассмеялся.
— Что, струхнул?
— Ну, у тебя не очень лестный опыт в обращении с предохранителями. Я только боюсь, что ты ненароком сравняешь себе число пальцев на руках и ногах.
Уоррен ответил ему непонятной улыбкой: то ли искренней, то ли вежливой, а может, насмешливой. Уоррен опустил крючок предохранителя, затем курок и вернул пистолет Эллису, после чего снова пригубил стакан с чаем.
— Если честно, я удивлён, что тебе такая жизнь нравится. — У Эллиса гора с плеч свалилась, когда он проверил предохранитель. — Ни пива, ни льда, ни футбола, ни женщин. Совсем не по тебе.
— Я был пустым местом в мире денег. А теперь я король в опустевшей земле. Передо мной весь мир. Раньше я был белым пятном в общей картине, но мир снова стал чистым холстом.
— А с каких пор ты подался в философы? Четыре дня назад слоган из рекламы пива был для тебя верхом красноречия.
— Жизнь такая. Без телевизора, радио и интернета, практически без книг — когда ничто не отвлекает, начинаешь думать… и немало. Я долго в себе копался и понял, что бедно жил, да ещё и без денег. — Уоррен приподнял бровь, наблюдая, оценит ли Эллис его каламбур.
Он слегка улыбнулся. Уоррен ему подмигнул.
— Мир канул в Лету. Мы можем создать всё что душе угодно. Основать новую цивилизацию. Сделать на этот раз всё как надо.
— Здесь и так есть цивилизация. И не факт, что эти миллионы людей согласятся с твоими планами на будущее. Как я понял, для них поверхность практически святая.
— Ты же был с ними. Сам знаешь, какие они. Дети малые. Как будто они нам сдачи дадут. Мы как тот испанец, который в Мексику приплыл…
— Кортес?
— Да, он самый. Тот всю Мексику с десятком солдат покорил.
— Кортес захватил Ацтекскую империю с помощи пяти сотен солдат, нового на то время оружия и оспы.
— Да, да. Ну вот, мы как он. Мы ведь единственные настоящие люди на Земле. Остальные… даже не знаю, если честно, кто, но они вырезали у себя из генов агрессию. На мою вторую жену похожи. Будут орать да кукситься, но самое страшное, что сделают, — это обзовут козлом и, может, бросят чем-нибудь. Да чтобы править этим миром, всего-то и нужно, что пара кулаков да охотничий нож. А у нас двоих есть пушки. С ними мы здесь практически боги.
«Или демоны».
Уоррен ухмыльнулся, увидев лицо Эллиса.
— Не пугайся, я не планирую стать вторым Гитлером. Ну сам посуди: они живут под землёй, так что мешает нам устроить наверху свой городок? Что им, будет до нас какое-то дело?
— Возможно.
Уоррен задумался, медленно попивая чай. На кухне гремели кастрюлями и хлопали дверцами шкафчиков.
Эллис посмотрел на пистолет. «Почему я до сих пор его держу? Всегда ведь раньше убирал». Он положил пистолет на колено, подтянул к себе рюкзак из-под кресла и вытащил плащ.
— Что, замёрз? — спросил Уоррен.
— Нет. — Короткое слово прозвучало зловеще, но, возможно, только для Эллиса, ведь он один знал, что последует дальше.
Эллис достал из кармана письма, пролежавшие там с 2014 года. Он уже спрашивал себя, а стоит ли о них говорить? Чего он этим добьётся? Пегги мертва, весь прошлый мир исчез без следа. Однако для Эллиса прошло всего несколько дней, и он не мог оставить всё позади, не разобравшись сначала с этой раной. Как учила в детстве мама, чтобы избежать инфекции, лучше всего залить порез перекисью водорода. Да, будет ужасно больно, но так нужно: только после этого можно наложить повязку — только тогда рана начнёт заживать.