Я стартую и тут же едва не вылетаю через ветровое стекло. Мой взгляд упирается в капот. Я вылетела на тротуар. Сердце отчаянно колотится: впервые в жизни я поняла, что могу кого-нибудь убить!
Двадцать минут спустя, когда я вылезла из машины вся потная и красная как помидор, инструктор сказал: «Что ж, похоже, это рекорд! Минимум тридцать часов…»
Габриэль
Помню, она пришла в автошколу, такая заинька, и заявила: «Я хочу сдавать теорию и одновременно учиться водить машину». Ей сказали: «Так нельзя, сначала сдают теорию». Но Лили, как обычно, ответила: «Ничего подобного. Я буду все делать так, как сказала. У меня много учебы, иначе просто времени не хватит». Они попросили ее заплатить сразу и сказали, что если она не справится, то потом это выйдет ей дороже. Она заплатила, ее записали.
И отправили на пробное занятие. Видимо, успехи у нее были более чем скромные, потому что ей назначили тридцать часов занятий.
Лили
В тот день, когда я сдавала на права, у меня еще в одиннадцать был вступительный тест на подготовительных курсах. Экзамен в автошколе назначили на восемь. Нас было трое. Экзаменатор спросил, кто хочет ехать первым, парни смотрели себе под ноги, и я села за руль. Я не собиралась ждать своей очереди на заднем сиденье и чувствовать, как нарастает стресс.
Все с самого начала пошло не так. По какой-то причине – до сих пор не могу понять почему – экзаменатор отказался пристегивать ремень безопасности. А я отказалась заводить машину, пока он этого не сделает.
Целых пять минут мы так и стояли на парковке, просто смотрели друг на друга и ждали. Пять минут – это очень долго. Я видела, как бежит стрелка, чувствовала, как увязаю все глубже. Я могла бы сдаться, но не знала: он просто придурок или же это ловушка. Думаю, все-таки первое. В конце концов он сдался, и мы наконец тронулись с места.
За рулем я не совершила ни одной ошибки. Ну… мне кажется, что не совершила. А когда я припарковалась и он сказал, чтобы я пересела назад, я попросила разрешения уйти, чтобы не опоздать на тест.
И я ушла, так и не зная, получу ли заветный розовый клочок бумаги.
Габриэль
Что ж… Лили и в этот раз не упустила своего шанса.
Через два с половиной месяца она сдала и правила, и вождение. Все с первой попытки! Она получила права, и больше ноги ее в автошколе не было.
Ей было бы полезно не всегда чувствовать себя такой сильной, такой непобедимой… Она ведь постоянно говорила: «Но, мам, где хотение, там и умение…»
Меня так и подмывало сказать ей: «Нет, девочка моя, в жизни все не так просто. Не все зависит только от желания и способностей». У меня уже заканчивались доводы, а я все не могла объяснить ей, что она ошибается. Она же постоянно доказывала мне, что права, добиваясь успеха снова и снова.
Жизнь несправедлива, и в то же время, как показывает опыт, у всего есть обратная сторона.
Глава 15
Габриэль
У Лили начались подготовительные курсы. «Подготовишка», как она их называла. Моей дочери упорства не занимать, каждый день она встает очень рано. Иногда даже раньше меня. Чтобы не опоздать на электричку и успеть на занятия, которые начинаются в 8 часов.
Лили
Раньше я бывала в Париже только по медицинским нуждам, хотя мы жили совсем рядом. Всего в десяти километрах. Двадцать пять минут на общественном транспорте. Ездить туда-обратно будет тяжело, но о том, чтобы снимать там жилье, не могло быть и речи. И я продолжала жить с матерью.
В столице, заходя во двор своего нового лицея, я попадаю в совершенно другой мир. Все тут одеты одинаково: в узкие брюки и кашемировые джемперы с V-образным вырезом, на плече – одинаковые школьные сумки, одинаковые оправы для очков, одинаковые кожаные или замшевые мокасины. Голые лодыжки, даже зимой. В моем классе учатся в основном девочки. С тщательно уложенными некрашеными волосами, часто прямыми. Вообще без косметики или с неброским макияжем. Девушки этого круга и так красивы, ухищрения им не нужны. Чем меньше, тем лучше. Кроме того, если ты слишком красива, это настораживает, поэтому никто не выставляет свои достоинства напоказ, ведь, в конце концов, не сверкать же, как сигнализация на угнанной машине. Мы выше этого.
На другой стороне улицы появляется группа молодых людей – студенты Школы изящных искусств. У них своя «униформа»: свитеры крупной вязки, мешковатые льняные штаны, поношенные Converse, выцветшие полотняные сумки-мешки и большие папки из зеленого картона для рисунков. Они тоже не такие, как я, но мне кажется, что я могла бы быть там вместе с ними.
Не отвлекаться. Я здесь не для этого. Я здесь, чтобы работать.
В классе я сажусь одна. Большинство уже знакомы между собой. Все друг друга оглядывают, наблюдают друг за другом.
Преподаватель начинает перекличку, и я сразу обращаю внимание на фамилии. Они очень отличаются от тех, которые я слышала в школе. Они звучат очень по-французски. Почти у трети учеников фамилии звучат как «де-что-то там» или хотя бы Аршамбо, Барон, Лепин… Сразу представляешь, как их предки владели землями, замками, титулами.
Даже мое имя звучит здесь необычно. Оно явно не из церковного календаря. И все же можно считать, что мне повезло: «Лили – еще куда ни шло», – говорят мне. У Пьера Перре[24] была такая песня. «Могло быть и хуже, – слышу я. – Присцилла или Синди, это так вульгарно!» Все равно что проколотые уши или татуировка. Обтягивающая одежда, мини-юбки и тени для век – вульгарно! И вообще цветное – вульгарно!
Я помалкиваю, смотрю и учусь. Steal with pride[25].
С первых же дней я чувствовала себя потерянной. Мы все так себя чувствовали, но я, как мне кажется, – особенно.
Перед началом занятия преподаватель английского спросил, кто уже бывал на языковой стажировке за границей. И сразу же тридцать три руки взмыли вверх. Только я и еще одна девушка сидели, держа руки на коленях и настороженно переглядываясь.
В перерыве я с любопытством, желая понять, что они знают, подхожу к небольшим группам. В одних обсуждают только чужую внешность, ссоры и сплетни. В других говорят о литературе, театре, картинных галереях, концертах и радиопередачах. И ничего из этого я не знаю.
На обед я иду вместе со всеми. Молча слушаю, запоминаю названия книг, о которых они говорят, фильмов, которые они только что посмотрели в кино.
Больше всего в Париже меня удивляет, что мои одноклассники все свое время проводят в кафе и ресторанах. Они заходят туда, не задумываясь, по любому поводу. Как к себе домой. Будто это бесплатно. Похоже, дороги в университетскую столовую они не знают.
Для меня это было в новинку, я не знала, что выбрать, тем более что обычный кофе я не люблю, а чай или капучино стоят втрое дороже. «Э-э-э, эспрессо, пожалуйста. Нет, больше ничего, спасибо».
Больше всего в Париже меня поражает, сколько тут попрошаек. В моем городе люди, возможно, не так богаты, но никто не спит на улице. Здесь же каждый раз, когда выходишь из булочной или супермаркета, к тебе тянут руки целые семьи. Я роюсь в карманах, но там пусто: я только что потратила все на сэндвич. А иногда это не семьи, а разочарованные во всем одиночки, и они даже руку уже не тянут. Человек просто сидит на своем маленьком матрасе, 80 на 100 сантиметров, прямо на тротуаре, и ждет, когда пройдет день. Когда пройдет жизнь. Больше он от нее ничего не ждет.
А над ним на стене бара мигает неоновая реклама: «Счастливый час».
Первую неделю занятий я возвращаюсь домой по вечерам взволнованной, растерянной, с постоянным чувством тревоги. Все это больше, чем просто поездка на электричке – это мое первое путешествие из одного социального слоя в другой.
Глава 16
Лили
Какой-то парень спрашивает меня, в каком лицее я училась раньше. Я отвечаю не задумываясь. Да и над чем здесь думать?
«А, так ты из пригорода?» Пауза. «А так и не скажешь…» – добавляет он, как будто это комплимент.
Социальные коды, определенные признаки – я изучила их и усвоила. Я даже выпрямила волосы. Одежда может создать иллюзию, но важнее ее сочетания. Мне еще многому предстоит научиться. Бежевый и серый, лен и шелк… Новая лексика.
Шелковый платочек на шее, тартановая подкладка тренча. Невидимые, незаметные детали, которые прямо говорят: «я такая же, «мы из одного мира», «у нас общие ценности». Лишняя полоска на моих кроссовках выглядела бы неуместно. Но здесь, кстати, таких кроссовок никто не носил.
Мы похожи, и все же наступает момент, когда Лили, как Золушке, которой нужно скрыться в полночь, приходится пораньше уходить с вечеринки, чтобы не опоздать на последнюю электричку.
«Почему ты не сказала?» – продолжает он.
Мне бы и в голову не пришло совершить межклассовый каминг-аут. Ведь это могло быть использовано против меня – чтобы обесценить меня, принизить мои заслуги. Снисходительность, жалость, ярлык изгоя – вот чем это было чревато. Зачем кому-то сообщать, откуда я? Чтобы найти оправдание своим недостаткам, своему незнанию каких-то вещей? Я что, должна была объявить: «Я из пригорода, я получаю стипендию, живу в многоэтажке, сюда приезжаю на электричке»? С какой стати?
«Но если у тебя стипендия… Ты же получаешь стипендию, да? Значит, ты попала сюда благодаря позитивной дискриминации![26] Ты прошла по квоте, разве нет?»
В любой другой ситуации я бы сказала: да пошел ты! Почему же сейчас я молчу?
Потому что чувствую вину. Потому что я не на своей территории. Потому что тут играют по их правилам. Потому что они в большинстве. В своем праве. Потому что я – не такая.
Мне плевать на этого парня и ему подобных засранцев. Я стану играть на привычном мне поле – буду работать как проклятая. Больше, чем они. И пусть учителя судят. Они еще увидят, что такого в