Самое трудное – когда перестаешь быть частью ее взрослой жизни. Она слишком занята, у нее нет времени – и уж тем более для меня. И я жду. Терплю всю эту боль. Потому что я знаю: однажды моя дочь вернется.
Лили
Ни один телефонный разговор, ни одни проведенные вместе выходные не обходятся без ее слов: «Подумай о ребенке! Не тяни, ты же знаешь, что после определенного возраста…» Определенного возраста?! Мне двадцать пять! Странно, столько разговоров о ребенке и ни звука об отце, от которого он должен родиться. У меня для нее только один ответ. Чтобы досадить ей.
– Мама, ты была умной, у тебя только один ребенок. Я буду очень умной, и у меня вообще не будет детей.
– Посмотрим, девочка моя. У тебя еще есть время.
А теперь, оказывается, у меня все-таки есть время…
Габриэль
Два года я вычеркивала день за днем из календаря. Ей скоро возвращаться, но она не говорит со мной об этом. Я должна у нее выпытывать. Если я правильно посчитала, ее контракт истекает в конце месяца.
– Ну, что нового?
Она отвечает не сразу.
– Я кое-кого встретила…
– Но это же чудесно, дорогая!
– Да, мы уже давно вместе и… Я так счастлива, мама!
– Ты должна меня с ним познакомить!
– Да, тем более что… Мы собираемся пожениться.
Я слышу свой ответ:
– Рада за тебя, Лили.
Я пытаюсь убедить себя, что это нормально, такова жизнь, нужно привыкать, что планы наших детей никогда не совпадают с нашими. Но это как удар по голове!
Она остается там насовсем…
Когда, где, с кем – я ничего не слышу. Единственное, что я понимаю, – она не вернется.
Глава 2
Лили
Я и мой возлюбленный. Два разных мира – два разных социальных класса, две разные культуры.
Когда мы стали жить вместе, я, конечно, говорила ему, что мама воспитывала меня одна, что образования она не получила и что я выросла в парижском пригороде. Просто рассказывала ему об этом, когда к слову приходилось.
Как будто это его не касается и ничего не меняет. Как будто это не объясняет столько всего, столько различий, столько недоразумений. Как будто это ничего не изменит и для него самого, когда ему придется два дня безвылазно просидеть в многоэтажке, вокруг которой нет ни клочка зелени: и на улицу не выйдешь, и заняться особо нечем. Как будто это никогда не станет причиной наших ссор.
Габриэль
Они приехали повидаться со мной. Она в строгом платье, похожа на Кейт Миддлтон. Он в костюме. Они выглядели тут чужаками – здесь если видишь человека в костюме и галстуке, значит, он идет на свадьбу, а не возвращается домой с работы. Наверное, наш район показался ему странным. Наверное, он очень любит мою дочь.
Лили
Я не обязана выбирать то же, что мать. Не обязана жить, как она. Я поклялась, что не повторю ее историю. Если я решусь на ребенка, его будут растить оба родителя. Мы никогда не оставим его. Я сделаю все, что в моих силах, а дальше – уж как сложится жизнь. На что-то мы сможем повлиять, на что-то – нет.
Габриэль
Возлюбленный моей дочери. Вместе они как орел и решка. Как огонь и лед. Он невозмутим, спокоен, никогда не злится, словом, идеальный. А она – паровой каток. Будем надеяться, что он не даст себя переехать…
Когда Лили приезжает ко мне на электричке, мы всегда идем от станции до дома пешком – последние десять минут дороги. Уверена, ей нравятся эти встречи со своей прежней жизнью. По этим улицам она ходила в начальную школу. Это ее «мадленка Пруста»[36]. Она, наверное, осознает, какой длинный путь прошла.
Лили
Мама иногда перегибает палку. Я приезжаю специально, чтобы повидаться с ней, нагруженная, как верблюд, с чемоданом, полным подарков, она же встречает меня без машины. А от станции до ее дома пятнадцать минут пешком. В такие моменты мне кажется, что меня тут не ждут. Я вышла из своего дома в Англии шесть часов назад, и все это время я в пути – то и дело предъявляя паспорт, пересаживаясь с метро на поезд, с поезда на электричку…
Однажды я перестану тащить этот чемодан в руках и возьму такси. Вот только такси здесь нет.
Глава 3
Лили
В его семье все любезны и внимательны. Мы разговариваем о литературе, живописи и театре. На мой день рождения или на Рождество они дарят мне билеты в оперу – на «Севильского цирюльника», «Мадам Баттерфляй», или книги, уже ставшие классикой, «Пену дней», «Маленького принца», или подписку на газету Le Monde.
Я в восторге от разговоров за столом: «Видели последнюю пьесу Важди Муавада? А что ты думаешь о последней книге Лолы Лафон? В газете была восторженная статья о выставке Сулажа![37] Ты читал?»
Я впервые оказалась среди похожих на меня. Среди людей, чьи сердца наполнены теми же чувствами.
Каждое воскресенье в полдень они ждут нас к обеду. Мы часто видимся: девяносто процентов свободного времени я провожу с его семьей, десять процентов – с моей. А вообще, мое время уже на девяносто процентов состоит из работы и на десять процентов из отдыха.
Габриэль
Моя дочь научилась непринужденно общаться с этими людьми. На работе, за границей, за столом богачей. В общем, при любых обстоятельствах.
Лили
На зимние праздники меня приглашают в семейное шале. Кататься на лыжах для них – серьезное занятие. Все спланировано до мелочей: когда вставать, куда ехать, снаряжение, абонемент на подъемники. Это не совсем похоже на отдых.
Я одна не умею кататься на лыжах. Но я очень стараюсь. И быстро делаю успехи, а мой парень – терпеливый учитель. Когда мы катаемся все вместе, я еду так быстро, как только могу, но им все равно приходится меня ждать, и, как только я их догоняю, они снова уезжают вперед. Я пыхчу, я очень сосредоточенна и совсем не получаю удовольствия.
Отец одного из его троюродных братьев – с удивлением обнаруживаю, что такое бывает и в реальной жизни, – говорит мне: «Что за мысль встать на лыжи в двадцать пять лет? Почему только сейчас?»
Он прав. Двадцать лет так просто не наверстаешь.
Глава 4
Лили
Сколько раз он уже говорил: «Нам все равно, откуда ты родом! Для нас это не имеет никакого значения. Я люблю тебя такой, какая ты есть!» Разумеется.
Мне, вышедшей из другого круга, оказаться среди них – значило поменять все. И это многое объясняло. Различия, дискомфорт, чувство смущения.
Почему, каков бы ни был наш воскресный досуг, я чувствую себя невеждой? Не знаю, как отличить лисички от похожих на них поганок, а белые грибы – от подберезовиков. Не умею нырять или ловить рыбу. С трудом выношу походы. Не умею ездить на велосипеде по ровным асфальтированным дорожкам. Не играю в теннис. Сижу на скамейке, не участвую в игре и лишь наблюдаю за другими. Остаюсь зрительницей. Единственной.
Все требует усилий, чему бы я ни училась. И никакого удовольствия на блюдечке. Только страх сказать что-то не то, совершить ошибку, повести себя не так, как нужно, сделать что-то прямо противоположное тому, что я должна сделать.
Одним из возможных решений было бы улыбаться и молчать, позволив говорить всем этим людям – более умным, более воспитанным, более интересным, чем я. Держаться рядом. Быть его подругой. Вторым номером. Чахлым деревцем в тени могучих дубов. Но это мне не подходит. Без света я задыхаюсь. Задыхаюсь, оттого что не могу открыть рот и задать вопросы, пусть и об общеизвестных вещах. Наиглупейшие из когда-либо кем-либо заданных.
Осмелившись же нарушить молчание, я порой вызывала улыбки. Когда в ресторане я рассмеялась, увидев взрослых, надевающих слюнявчики, мне шепотом объяснили: «Это специальные нагрудники для тех, кто собирается есть лобстеров». И мягко добавили: «Лили такая милая». Конечно, я привносила в их круг некоторую новизну, это уж точно.
И после каждого ужина я получала разбор полетов.
Меня поправляют, как я поправляла мою мать. И мне, как и ей, это не нравится.
Габриэль
Заставить Лили делать то, чего она не хочет, невозможно. Как и заставить ее играть, если она не уверена, что выиграет.
Лили
Поэтому я перестала играть.
Я из другой среды, и это все еще заметно. И, я думаю, всегда будет заметно. Как бы я ни старалась сглаживать неровности. Меня выдает язык, выдают просторечия, идиомы, и говорю я слишком быстро, потому что боюсь, что меня перебьют, боюсь оказаться неинтересной, неуместной. Искусством говорить овладевают постепенно. Так же как непринужденностью и находчивостью. И далеко не всем доступны регулярные тренировки за обеденным столом.
Прошло несколько месяцев, и я решила: хватит себя заставлять. Я больше не буду кататься на лыжах. Я просто «поеду в горы», а они пусть там катаются на лыжах. И да, я знаю, что мне повезло.
Пока они катаются, я остаюсь в шале. Смотрю в окно на великолепные пейзажи. Если бы я знала, как развести огонь в камине, я бы его развела. Но я не знаю и просто делаю себе чай. Я одна, и здесь очень тихо. Вот она, настоящая роскошь – смотреть, как падает снег.
Я не принадлежу ни к одному из миров, но я принадлежу себе.
Глава 5
Лили
Меня повысили.
Тут же некоторые коллеги стали дружелюбными, а партнеры – более любезными. Меня стремились пригласить на обед, чтобы попросить об одолжении или уговорить подписать контракт. Но со мной такое не проходит. Ты можешь чего-то добиться, если ты лучший, если ради этого потрудился. Получить что-то по блату, по знакомству – с этим не ко мне.
Во время учебы мне пришлось узнать, что такое классовое презрение, а когда получаешь высоко котирующийся диплом и начинаешь работать, вопросов к тебе больше ни у кого нет. Но вот чего я не ожидала, так это того, что столкнусь с мачизмом и женоненавистничеством, а то и с полнейшей глупостью косного старого мира.