Когда приходится справляться с кучей дел в одиночку, когда работаешь больше десяти часов в день, когда нужно ходить по магазинам, убирать, готовить, не часто удается поднять глаза от тротуара. Но она не жалуется, она всегда была такой. «Ну и день был сегодня! Я не присела ни на минуту. Мечтаю только об одном – рухнуть на диван». Но нет, даже когда она останавливается, начинает звонить телефон, начинают звонить в дверь.
Придерживаясь стратегии «делу время, потехе час», она рискует всю жизнь провести за работой. Удовольствия – это вечно когда-нибудь потом. На пенсии или после смерти. Тут нет времени даже задуматься о том, счастлив ли ты.
Она притормаживает только на Рождество – когда выбирает, куда поехать следующим летом. Куда, в какой кемпинг, ей все равно, лишь бы это вписывалось в бюджет. Единственное, что имеет значение, единственная роскошь, которую она себе позволяет, – это солнце! «Серость, дождь – все это есть и здесь. Рисковать я не собираюсь, у меня всего две недели! И я, как все, хочу вернуться из отпуска счастливой и загорелой».
В своей жизни я хочу быть на сцене, а не в зрительном зале. Хочу решать, а не выполнять принятые кем-то решения. Быть какой угодно, только не такой, как она.
В общем, я больше не хочу быть нормальной.
Глава 6
Габриэль
Я пыталась внушить Лили, что две самые важные ценности – это доброта и благоразумие. Но у нее в одно ухо влетало, а из другого вылетало.
Лили
Мама всегда говорила мне: «Будь сдержанной, дочка. Не поднимай шума, дочка».
Сдержанность прежде всего. Молчать, ничего не требовать, притворяться, что не заметила, если не получила того, что просила. Милая скромная черепаха старается не привлекать к себе внимания, просто плывет по течению. Но ее слопает первая же акула, которой она попадется. И следующую тоже, пока не наестся досыта. Так устроена пищевая цепочка, так устроена жизнь: есть добыча и хищники, и вы либо одно, либо другое. И перейти из одного лагеря в другой не так-то просто. И у этого всегда будут последствия.
Я сыта этим по горло, это убивает меня. Мне больно и за нее, и за себя.
Однажды мама взяла меня с собой в банк. Я была готова вцепиться ей в горло и выколоть глаза. Важным людям – врачу, банковскому служащему – она не смотрит в лицо. Она чувствует себя ниже их, слишком смущается и волнуется, не выдерживает их взгляда. Она слишком уважает их, а они совершенно не уважают ее.
Сидя в кресле с подлокотниками – мы при этом сидим на стульях, – банковский клерк говорит с ней презрительно, поучает ее, но как только поворачивается ко мне, еще школьнице, в его тоне появляется елей.
Я не хочу становиться богачкой. Я хочу только одного – чтобы мне не приходилось больше думать о деньгах и мириться с подобным неуважением.
И я поклялась себе, что как только заработаю первые деньги, тут же сменю банк.
Габриэль
Не знаю, как у нее это получается. Если я попросила воды в ресторане и официант забыл, я не решаюсь напомнить. А моя дочь действует просто: «Прошу прощения, не могли бы вы, пожалуйста», широкая улыбка, «спасибо». И никто не обижен. И жажда утолена.
Лили
Я поняла: когда тебе чего-нибудь хочется, нужно вставать и делать. Другие люди не спрашивают разрешения и особо не думают. Они просто делают. И все.
Когда нас спросили, кто хочет войти в школьный совет, мне очень хотелось выдвинуть свою кандидатуру, но я не решилась. «А если меня не выберут? А если я узнаю, что никому не нравлюсь?» Нужно иметь мужество, чтобы пережить разочарование в себе.
Габриэль
Однажды вечером я подслушала, как Лили разговаривает с сыном старичка, за которым я ухаживаю. Я и не знала, что они знакомы. Она стояла перед ним, стиснув зубы и глядя на него в упор. И я услышала, как он ей говорит: «Ты, нахалка, не суй нос не в свои дела! Уж будь любезна, знай свое место!»
Лили
Я всегда буду ему благодарна. Именно он показал мне: ты начинаешь существовать в полную силу, лишь когда сходишь со своего места.
Потом у меня были и другие возможности высказаться, в муниципальном детском совете, когда ты говоришь себе, что собираешься бороться не за себя, не за свое эго, а за всех детей в своем городе, чтобы тот чертов пешеходный переход перед школой, где каждый день едва не сбивают учеников, был наконец восстановлен. И внезапно поднимаешь руку. Не обдумав все заранее, не взвешивая часами за и против. И не опускаешь ее, пока не становится слишком поздно включать задний ход. И тебя избирают, и ты заставляешь обновить разметку, заново нанести эти белые полоски. И твоя рука поднимается вновь и вновь.
Глава 7
Габриэль
Подростковый возраст дался Лили нелегко. Ее лицо всегда было замкнуто, челюсти сжаты. Она вечно злилась. На что – этого я не знала.
Лили
Если у тебя нет братьев и сестер, с кем ты будешь ссориться? С собой.
Габриэль
Во времена, когда Лили училась в колледже, мне с ней было нелегко. Как бы это сказать?.. Это было… Это была…
Лили
Война!
Мама продолжала меня опекать, но она не видела, что этим душит меня. Что мешает мне жить. Как будто ее забота могла чему-то помешать!..
Она вдруг начала…
Габриэль
…затягивать гайки. Лили никогда не делала ничего плохого, всегда получала отличные оценки и если не была первой ученицей в классе, то была второй, но дело не в этом.
Лили
А в чем?!
Габриэль
Отношения стали напряженными. Постоянно шла борьба, пока кто-нибудь не сдастся. А поскольку никто не хотел сдаваться, ситуация накалялась! Лили всегда было нелегко кого-либо слушаться. Но я была матерью, а значит, должна была устанавливать границы.
Когда она сидела у себя в комнате, у нее на полную катушку работал магнитофон.
– Сделай потише!
– Я занимаюсь!
– Как можно что-то делать в таком грохоте?
Я входила к ней, а она сидела на полу с карандашами и рисовала.
– Это ты называешь заниматься? Так ты аттестат не получишь. Займись, пожалуйста, делом!
– Я уже получила аттестат!
– Неужели?
Она вздыхала:
– Да, мам. И с отличием.
– Не сдав экзамены?
Я ничего не понимала.
– У нас не экзамены, а постоянный контроль![22]
Повисло молчание.
– Тогда перестань дуться!
– Но я не дуюсь…
– Хм-м… Но ты не улыбаешься!
– Я без причины не улыбаюсь. Я занята сейчас: я рисую. И потом, почему ты всегда улыбаешься? Стараешься убедить других, что все в порядке? Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Перестань закатывать глаза, когда я с тобой разговариваю!
Долгий вздох Лили.
– Скорей бы перерезать пуповину, правда же?
– Знаешь, дорогая, это только кажется, что пуповину можно перерезать, на самом деле она остается навсегда.
Глава 8
Габриэль
Однажды мы с Лили очень сильно поссорились. Наговорили друг другу ужасных слов, и она ушла, хлопнув дверью. Наступила ночь, а она так и не вернулась. Я знала, что так бывает, но почему это происходит со мной? Почему это происходит с нами?
Лили
– Не заводись, Лили!
– Пусть это покажется тебе странным, но однажды я подам заявление и потребую независимости от тебя.
– Ни за что! Я не смогу отказаться от своего единственного ребенка!
– Я устала от того, что ты обращаешься со мной как с ребенком, устала жить как в тюрьме, устала ждать, когда начнется настоящая жизнь! Я хочу жить!
– Если ты уедешь, знай: даже если мы не будем видеться, даже если ты не захочешь со мной разговаривать, я навсегда останусь твоей матерью. И что бы ты ни думала, я все равно буду любить тебя. Всегда.
Габриэль
Она появилась только на следующий день. За все это время я не двинулась с места, не спала, не ела. Я даже не пошла на работу. Я ждала ее. И вдруг осознала: я могу жить без мужчины, но не могу жить без дочери.
Глава 9
Лили
Как можно довольствоваться тем, что рождаешься, взрослеешь, живешь и умираешь в одном и том же месте? И не желать увидеть что-то еще. Как можно не захотеть узнать, не зеленее ли трава в другом уголке мира, даже если потом придется вернуться домой?
– Но кто вложил такие мысли в твою голову?
– Книги, мама! Книги.
Габриэль
Лили всегда считала, что надо скрывать свои чувства, сдерживаться. Оставаться бесстрастной, будто ей все как с гуся вода. Но она очень чувствительная. Она создала себе броню, но внутри у нее все бурлит. Моя дочь – это пламя. Огонь, притворяющийся льдом. Но огонь нужно подкармливать, чтобы он горел. Если его не кормить, Лили, он погаснет.
Лили
Как ни странно, но мы с мамой никогда не говорили друг другу «я люблю тебя». Думаю, во-первых, тогда это было не принято. Во-вторых, мы были слишком сдержанны. И, в-третьих, нам не требовалось говорить это друг другу.
У нас с мамой было словно одно тело на двоих. Все, что ее смущало, все ее комплексы по поводу собственного тела стали и моими, я их переняла. Как и ее «маскирующую» одежду. С наступлением половой зрелости мои отношения с телом резко изменились, как и отношения с мужчинами. Никогда ко мне не приставали так часто, как в возрасте от девяти до четырнадцати лет. Я чувствовала себя добычей, они охотились стаями, выслеживали меня, сидя на скамейках, толпясь вокруг своих фургонов. Не у всех было такое детство, я знаю, но мое сделало меня подозрительной. Мне пришлось защищать все. Свое тело. И прежде всего свое сердце.
Габриэль
Я даже не успела отвести ее к своему гинекологу. Однажды она пришла домой и сказала: «Кстати, я была в центре планирования семьи. Теперь я принимаю таблетки».
Лили