– Я не могу их заменить.
Рене скупо кивнул, соглашаясь. С минуту пристально смотрел мне в глаза.
– Давай попробуем, – неожиданно предложил он, садясь ровнее.
– Что? Выгнать прислугу и нанять новую? – не поняла я.
– Да нет же! Давай попробуем понять, есть ли яд в твоём организме. Раньше я… раньше это было для меня несложно. Сейчас я очень ограничен в магическом плане, но попытаться надо. Получилось же тогда спеть, хотя разное всё это…
– Ты снова хочешь петь? – нахмурилась я.
– Нет, здесь песни не потребуются. Но я постараюсь услышать, почувствовать.
Я смотрела на него несколько мгновений. В конце концов, что я теряла? Нерешительно кивнула.
– Что от меня требуется?
Опираясь о кровать, Рене поднялся на ноги.
– Просто расслабиться и не бояться.
Он присел рядом, протянул руки ладонями вверх. Как-то всё очень быстро и неожиданно, я не чувствовала себя готовой, но помнила об оставшихся коротких часах.
– Это потребует от тебя много сил? – всё же уточнила я, не забывая, что этих самых сил, физических в том числе, у сыча как раз немного.
– Я не знаю, как это будет сейчас. Говорю же: слепой, глухой и безрукий, – горько усмехнулся вельвинд.
И бережно обхватил протянутые ему ладони, погладил большими пальцами запястья.
– Это тоже нужно для дела? – уточнила я.
– Это нужно мне, – пробормотал Рене и закрыл глаза.
Я притихла, стараясь не мешать; сразу стало ясно, что не стоило отвлекать вопросами. Перевела взгляд с лица Рене выше, оглядела утонувшую в полумраке спальню. Тихо и, несмотря на нахождение в замке Вергена, спокойно. Я должна была беспокоиться о результате вельвиндовых манипуляций, но вместо этого просто наблюдала за происходящим. Дыхание Рене участилось, пальцы плотнее обвились вокруг моих запястий, сам он наклонился ко мне. В неверных отблесках освещения он показался мне утратившим обычную бледность; посидев ещё какое-то время в абсолютной тишине, я почувствовала, что его руки стали горячими.
Глава 11.4
Он что-то пробормотал на своём наречии, прикусил губу. Я продолжала сидеть тихо, хотя кожу рук начало пощипывать, словно их сунули в горячую, на грани терпимости, воду. Ожоги, наверное, останутся. Похожие на птичьи, когти вреда мне не причиняли: Рене сомкнул свои пальцы так, чтобы острые кончики когтей не касались кожи. Как он пользовался своей силой прежде, с таким же ощутимым трудом или непринуждённо, не прилагая видимых усилий? Я терпела, не решаясь прервать. Наконец его ресницы дрогнули, давление на мои запястья ослабло. Рене открыл глаза, слизнул выступившую на губе капельку крови, провёл ладонями по блестевшим от пота вискам и тут же опёрся руками о постель, уронил голову.
– Тебе плохо? – испугалась я. – У тебя жар!
– Пройдёт, – прохрипел сыч, опустился ниже, на локти, и выдал отрывистую резкую фразу.
Выругался от души, хотя я не разобрала ни слова. Я вскочила и принесла ему кувшин с водой, придержала его за донышко, давая Рене напиться. Он глотал воду жадно, несколько капель пролилось на распахнутый ворот дедовой рубашки. Сполз обратно на коврик и привалился к моей ноге.
– Я не ощущаю в твоём теле никаких ядов, – через силу проговорил сыч. – Кровь чистая.
– Рене, давай я помогу тебе устроиться поудобнее: попробуй встать, я доведу тебя до дивана, тебе надо прилечь. Ты белый, как молоко, хотя только что об тебя обжечься можно было. А я спущусь на кухню, приготовлю укрепляющего отвара, тебе нужны силы… Что?..
– Не уходи, лиро. Обойдусь без отвара, я не настолько плох. Не надо…привлекать лишнего внимания. Посиди со мной, это скоро пройдёт. Ядовитых веществ в твоей крови нет, – повторил сыч.
Я осторожно поставила наполовину опустевший кувшин на прикроватный столик. Помедлив, всё же опустила ладонь на лоб Рене. Уже не такой горячий, он повернул голову, открывая более удобный доступ, и прикрыл глаза.
– Это хорошая новость, – неуверенно произнесла я. – Спасибо тебе, лирэн. Одним подозрением меньше.
На его губах быстро мелькнула мечтательная улыбка и быстро исчезла под усталой задумчивостью.
– Мне не нравятся эти сомнительные поездки и визиты к магам. Не надо больше к ним ездить. Я не знаю, чего добивается твой муж на самом деле, но эти визиты ни на взмах крыла не приблизили тебя к исцелению.
Возразить было нечего. Только Верген обещал, что не бросит попыток.
– Опиши мне подробно, что дают тебе те микстуры и остальные снадобья? – попросил вельвинд, притихший под моей рукой, как большущий нескладный дворовый кошак. Надо было разорвать этот неприличный контакт, убрать руку, но мне казалось, что под моей ладонью его кожа возвращалась к нормальной температуре, израсходованные силы восполнялись, и я, коря себя на все лады, тем не менее медлила.
– Я уже говорила, – нахмурилась я.
– Видел и помню что с тобой творилось, если вовремя не принять лекарства. Но мне они очень не нравятся. Не понимаю, что не так: по виду и на запах - вполне обычные снадобья, горчат тоже как обычные снадобья, но всё же… Дэри, может, тебе попробовать не принимать их?
Я моргнула.
Пусть я видела в Рене близкое существо, брата, которого родители так и не подарили мне, по факту, он оставался посторонним мужчиной, с которым обсуждать подробно некоторые темы считалось вопиющим неприличием. Недомогания, например. Я не давала ему точных описаний своего недуга, не делилась подробностями, как именно проявляется болезнь, если не отогнать её своевременным приёмом лекарств: кое-чему Рене и так был свидетелем. Но всё же снова напоминать о приступах… И тем не менее, в его предложении был резон.
Это надо было как следует обдумать. Я молча поглаживала лоб Рене, он тоже взял паузу, набирался сил; не давил и не убеждал, а я вспоминала о предпринимаемых попытках отказаться от зелий и следовавшей за этим злющей лихорадке.
– Я не готова к такому решению прямо сейчас, – нарушила молчание я. – Просто боюсь. Но подумаю, обещаю. Ты-то как сам себя чувствуешь, лирэн?
– Жив и пока что в правильном теле, – усмехнулся сыч. – С удовольствием бы завалился спать как нормальный человек: перинка, подушка, одеяло, но… Так что жалко тратить оставшийся час на сон.
– Я же тебе подарок привезла! – спохватилась я.
Рене с сожалением сел прямее, когда я вскочила и бросилась к обёрнутой блестящей бумагой коробке, отложенной в сторонку, подальше от любопытных глаз.
– Не знаю, правда, любишь ли ты такое, но, как увидела в витрине, сразу вспомнила о тебе.
Брови вельвинда приподнялись в осторожном удивлении. Жестом я предложила ему покинуть не самое удобное место на коврике и переместиться в его кресло. Попыталась помочь дойти, но Рене лишь поморщился и гордо доковылял сам. Я положила гостинец ему на колени, опустилась в соседнее кресло, почувствовала, как краска заливает лицо. Вдруг набор шоколадок показался таким детским, несерьёзным подарком: этому долговязому недоразумению вообще-то лет уже прилично, не ребёнок совсем, а я ему – сладости… Рене между тем, нетерпеливо развернул обёртку и снял крышку. Замер, уставившись на аккуратно разложенные в гнёздышки из шёлковой бумаги конфеты, круглые и вылепленные ромбиками, украшенные россыпью орехов и цукатами. Двумя пальцами вытянул одну из конфет и целиком затолкал в рот. Ещё и пальцы облизал, и веки опустил, демонстрируя абсолютное наслаждение моментом. Я тихонько выдохнула: кажется, угодила, порадовала хотя бы немножечко.
– Вкусно, – сообщил он, закончив жевать. – Безумно вкусно. Очень люблю шоколад. Спасибо, Дэри.
Следующую конфету, к сожалению, Рене попробовать не успел, вмешалось заклятье. Я со вздохом закрыла коробку, заверила сменившую человека птицу, что не трону его угощение, и подхватила упавшее на пол пёрышко.
Ранним утром, кутаясь в просторную тёплую шаль, я спустилась вниз и проводила Вергена и сопровождающего его лакея. Прощание было холодным, как неприветливая зимняя темень, и, к счастью, быстрым. А через день, взвесив все за и против, я поделилась с тоскующим в совином тельце вельвиндом решением ещё раз рискнуть и отказаться от приёма зелий. Осталось решить, когда лучше это сделать: дождаться совпадения дней или рискнуть, не дожидаясь обращения Рене.
***
Глава 12.1
Осуществила я своё намерение не сразу. Думала, просчитывала риски, искала запасные варианты. То есть прикидывали и искали мы вместе с сычом, и как же мучительно было ждать его следующего явления! Мы высчитывали и общий день, но вычислить его наверняка не представлялось возможным: пауза между обращениями Рене один раз затянулась на целых девять дней, потом сократилась до четырёх. В тот его оборот я, дождавшись окончания упражнений, коими птиц продолжал истязать себя, поставила перед ним частично опустевшую коробку с шоколадом, а рядышком положила учебник и чистые листы. Мы пытались успеть всё, в том числе старались не пропускать занятия имперским и письмо. Пока он дегустировал очередную конфету, я излагала свой нехитрый план: в день отказа от снадобий всё-таки приготовить необходимые порции для приёма и держать их под рукой, на самый крайний случай. Надеясь, что если и станет совсем плохо, то я успею их выпить. Рене потирал хмурую складку меж бровей, обещал самолично влить в меня зелья, если приступ не удастся перетерпеть, и неважно в каком облике он это сделает, а я некстати представляла, как дрожит от нечеловеческого напряжения в маленьких совиных крылышках стеклянный пузырёк и прятала нервный смех.
– Плохо, что ты настраиваешься на отрицательный результат, – корил меня Рене. – Я реалистка, лирэн.
– Постарайся не думать о приступе. Верь, изо всех сил верь, что лихорадки не будет, вообще ничего не будет в этот раз, только улучшение самочувствия и прилив сил. Никаких неприятных сюрпризов с памятью, никакого огня в крови. Не притягивай плохое, Дэри, зови только хорошее.
А я много о чём думала. И о том, чтобы подстраховаться и позвать Мейду подежурить возле хозяйки, наказав ей влить в меня подготовленные снадобья, если то самое плохое всё же произойдёт. И об Ализарде. Очень хотелось поделиться с ней нашей задумкой, пригласить в замок .Тёте я доверяла больше, она лучше служанок позаботилась бы обо мне, но, раз за разом садясь писать ей письмо, так и не сложила ни единой строчки. Тётушкино беспокойство могло помешать моей авантюре, с неё станется начать отговаривать, взывать к здравому смыслу. А Рене открыто выражал своё… недоверие.