У Луты я провела примерно четверть часа. Писем от магов не было. Это ничего не значило, времени прошло совсем мало. Может, кого-то не было и до сих пор нет дома, может, ещё что-то задержало ответ; я поблагодарила и ушла. Собственно, больше мне нечего было здесь делать, глоток свободы выпила почти до конца, но немного, самую малость ещё решила прогуляться. Слишком хорошо здесь дышалось; я наметила одно из подходящих для обратного перемещения мест и побрела в нужном направлении. Мысли крутились вокруг отправленных писем, оставленных пока без ответа.
Погружённая в мысли, шаг за шагом принимавшие всё более безрадостный вид, так, что цепляться за листочек с рецептом уже не выходило, я очнулась от негромкого свиста и развязного окрика:
– Гляньте-ка, кто тут у нас!
Вздрогнув, я огляделась. Широкая улица с респектабельными заведениями и уютными магазинчиками осталась где-то в стороне, тогда как я, сама того не заметив, очутилась в каком-то кривом переулке, ограниченном высокой глухой каменной кладкой. С одной стороны была длинная стена дома без окон, с единственной дверью, с потрескавшейся краской и разводам грязи, с другой – горбатый мостик без перил, перекинутый через узкий канал. Вода в нём не отражала свет, совсем слабый в этой части квартала. Как я здесь..?
А от двери ленивой походкой направлялись в мою сторону двое, повыше и пониже, с одинаково неприятными физиономиями. Загорелые дочерна, средних лет, в замызганных штанах, посеревших от грязи рубахах. Ухмылка одного из них сверкала железным зубом. И ничего хорошего эта встреча мне не сулила.
– Ну-ка, кого это принесло скрасить наш убогий вечер?
Я отступила назад, к мостику, единственному пути к спасению: выход из переулка перекрыли.
– Красавица, ну куда же ты! А познакомиться? Не торопись, останься! Не обидим. Да? Не обидим же?
Оба загоготали.
Путаясь в липнущих к ладони складках юбки, я засовывала руку в карман, туда, где лежало маленькое пёстрое пёрышко. Непростительное упущение: зачем, зачем я убрала его поглубже, а не прикрепила к манжете рукава, откуда добраться до него проще всего! Только бы успеть переломить…
– Что там у тебя, красавица? Ну-ка!..
Я отскочила, но недостаточно резво, тем более когда крепких здоровых мужиков сразу двое: один из них успел оказаться за моей спиной быстрее, чем я среагировала. Второй схватил за руку, вывернул её вместе с зажатым в кулаке пером. На меня обрушился гадкий тяжёлый запах горького пива, смешанного с луком и прогорклым салом. И ещё понимание, как именно они стремились провести остаток вечера. Страх и отвращение придали сил. Я ударила одного из них по руке, второго, зашедшего со спины, пнула каблуком по голени, и, кажется, локтём попала под рёбра… В ухо взвыли, но радовало это меня недолго. Уроки самозащиты, преподаваемые когда-то в пансионе, изрядно забылись, но я пыталась сделать всё возможное, и поначалу удалось вырваться. Вот только перо осталось в руках у одного из нападавших.
– Стой! А ну стой!
Я бросилась к мостику, но зацепилась за какой-то выступ и полетела на усыпанную мелким камнями землю, обдирая ладони. Встать не успела: болезненный толчок в спину приложил обратно, чьё-то крепкое колено впилось в позвонки так, что едва не выступили слезы.
– Держи её, Рех! Строптивая девка, люблю таких!
– Я вообще-то первый её приметил, мне и начинать!
– Отпустите! – прохрипела я, не оставляя попыток вывернуться из-под колена.
– Договоримся, Рех! Не подерёмся ведь? Или пусть красавица сама выбирает. Выберешь, а, красавица?
Пыталась нащупать опору, подняться, сбросить с себя ужасающую тяжесть. Отвратительная вонь накрывала, едва не лишая сознания. Вслепую взбрыкнула, стремясь достать хоть куда-нибудь. И не верила, никак не получалось верить, что так глупо влипла. На руку опустилась перепачканная землёй подошва ботинка, я вскрикнула от резкой боли.
– Барт, ты совсем уже?! Не калечь девку-то! Смотри, какая чистенькая, ухоженная… Может, даже из благородных.
Лапища первого опустилась пониже спины, сжала.
– Уберите руки! Отпустите немедленно!
– А то что, красотка? – почти ласково вопросили мне в ухо. – Брыкайся, цыпочка, это заводит!
Руку освободили, и я немедленно этим воспользовалась, пытаясь ударить вслепую: растрепавшиеся волосы упали на лицо, почти полностью закрыли обзор. И тут же меня сильно за эти самые волосы дёрнули, затылок обожгло болью, голова запрокинулась назад. Волосатая лапища закрыла мне рот, а тяжесть исчезла, когда тот, кого, видимо, звали Рехом, убрал колено.
– Поднимай её, Барт. Не здесь же!..
Велейна всемилостивая, я не продержусь оставшиеся полтора-два часа!
Меня рывком поставили на ноги, продолжая удерживать за волосы, но руки оставались свободными, и я полоснула по приблизившейся к лицу роже. Ногти у меня не очень длинные, но следы оставили.
– Проклятье! Вот кошка!
Я увидела взметнувшуюся ладонь, зажмурилась… Плеснуло новой болью, становившейся бесконечной. Ни разу, ни разу не пришло в голову хотя бы Рене попросить показать, как защищаться, как бить самой…
– Не по лицу, дурень! Зачем портить такое личико! Чего гляди, выбьешь девке зубы!
– А и выбью, зачем ей столько? Безопаснее будет – не откусит ничего…ценного.
Мерзкий гогот, руки заломили… удар, разом выбивший воздух из лёгких. Я пыталась вдохнуть, но не получалось, только чей-то хрип на грани слышимости. Как глупо-то! Как безумно глупо… Меня куда-то тащили, я толком не видела, не понимала, висела тряпочкой. Новый звук, вклинившийся в деловитую возню моих мучителей, я распознала не сразу. Цокот копыт.
– Ну-ка притормозили, голубчики. Кто же так с дамой обращается, славные айты? А согласие получить? Любовь – дело добровольное.
– Помогите, – крикнула я, но горло издало лишь слабый шелест.
Дёрнула головой, пытаясь разглядеть в темноте своего спасителя, не иначе как посланного смилостивившейся Велейной. Это же спаситель, правда?..
Шею сзади сдавили железной хваткой.
Глава 17.1
Я билась бы пойманной в сети рыбой, но хватка любителей дармового развлечения была столь крепкой, что я едва шевелилась. То ли от боли, то ли от бессильной злости слёзы, коих не было много лет, покатились из глаз. Меня тряхнули, сильно, унизительно, как тряпичного зайца, с волос слетела заколка. Цокот раздался ближе. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть это будет моё спасение, а не ещё большие неприятности! Я не сомневалась, что, едва закончится срок совиной магии, Бейгор-Хейл притянет назад. Но в каком виде и состоянии… И живую ли.
– Меня плохо слышно? – осведомился сверху мужской голос.
Сквозь боль я услышала целый коктейль интонаций; удивительно, как много способна вместить одна коротенькая фраза: обманчивую, хищную мягкость, ироничность, нажим и при этом спокойствие. Ни капли гнева.
– Ехал бы ты себе мимо, господин хороший, – нелюбезно попросил тот, кого звали, кажется, Бартом. – Мы сами разберёмся. Место здесь… не для таких чистеньких.
Перестук копыт раздался снова и показалось, будто отдалился немного. Неужели развернётся и ускачет?! Велейна, прошу тебя…
– Руки убрали, оба. Живо! И отошли от дамы на четыре шага, и извинения не забыли принести, искренние и полные раскаяния.
– Извинения ему! В Узком Канале не извиняются!
– Не мне, – с хорошо различимой улыбкой прозвучало в ответ. – Прекрасной даме. У вас три секунды на всё про всё.
Лошадь под всадником перестала отстукивать подковами по неровной мостовой; я и так ничего не видела, а теперь ещё и не слышала, а слышать того, с уверенным и чуточку насмешливым голосом, оказалось жизненно необходимо.
– Уже испугались! Едь давай, куда ты там ехал, господин хороший, а то ведь…
Всё произошло стремительно, слепилось в один неразличимый ком.
Хватка на шее ослабла, я тряхнула головой, пытаясь освободить зажатые пряди волос и сквозь просвет разглядела, как сверкнуло длинное узкое лезвие в руке одного из нападавших. Реха или Барта, не поняла. Хотела вдохнуть воздуха пересохшим ртом, но от сильного толчка полетела на землю, под отрывистые вскрики мучителей. Упасть не дал поток воздуха, он горячей петлёй обхватил меня и довольно резко дёрнул вверх; я взмахнула руками в поисках опоры и равновесия. Позади раздался свист и глухие удары, а воздушная петля уже опускала моё безвольное тело в стороне и придержала бережно, не давая осесть в пыль и грязь, и исчезла так же внезапно как появилась. Перед глазами затанцевала лента разноцветных искр, смахнув с лица мешающие спутанные пряди, я поспешно огляделась. Оба моих мучителя валялись возле высокой стены и не шевелились, нож валялся поодаль. Искры не померещились, но уже таяли в сгущающихся вечерних сумерках. Искры… остаточное проявление магии. Я закашлялась.
– Просил же по-хорошему… Вы не ранены?
Я вздрогнула, посмотрела вверх, но в зоне видимости было больше лошади, чем человека. Рыжей, кажется, масти. Лошадь, а не её хозяин.
– Ч-чем вы их шарахнули? Маг-гией? Вы маг? Вы их у-уб-били??
Ужаснулась тому, как отвратительно прозвучал мой собственный голос.
– Не должен, – с толикой сомнения протянул всадник, которого в скудном освещении никак не удавалось разглядеть.
Словно угадав это желание, он перехватил поводья и упруго спрыгнул на землю. Два широких шага – и он остановился возле меня. Очень внимательно глянул в лицо; с замедленной отстранённостью я отметила нереальную, яркую зелень его глаз; такой бывает первая весенняя трава.
– Сволочи. Я сейчас, проверю только.
Спаситель решительно прошагал мимо, прямиком к двум неподвижным кулькам под стеночкой, подверг их ещё более внимательному осмотру… и вдруг пнул одного из поверженных носком сапога. Тело в ответ не издало ни звука, не шевельнулось. Я застыла, привалившись к холодной каменной стене, больше ни на что сил не хватало. Боль возвращалась пульсирующими толчками, болело всё тело, лицо, кожа под волосами, хотя не так много мне и досталось, к счастью.