Сыч расправил крылья и вылетел в окно так резво, что я не успела сосчитать до двух. Я вздохнула. Но и выкинуть красивый букет рука не поднималась! Я поправила цветы, коснулась нежных шелковистых лепестков, чувствуя, как губы сами собой разъезжаются в глупой улыбке. И пошла проверять, что творится в замке.
А было очень тихо: слуги ещё не вернулись с ярмарочных гуляний, и я оказалась предоставлена сама себе. Убедилась, что один только Олир, мрачный и злой – ему-то с ворот отлучаться было нельзя – оставался в стенах Бейгор-Хейла. Смысла в его неотлучном дежурстве я не видела: при любом раскладе мне не удавалось выйти за стены замка, магия не дремала и била точно. Но Олир служил дэйну Уинблейру и его указаний не нарушал.
Мне едва ли не впервые за долгое время не хотелось приниматься ни за дела, ни за работу над новой картиной: устроившись в беседке, я ни за тонкую шерсть не взялась, ни за книгу. Снова и снова ловила себя на ужасном: я вела мысленные диалоги с зеленоглазым лэйром. Смеялась удачным шуткам, пробовала тонко шутить сама… Одёргивала себя, призывала к порядку, чтобы спустя минуту забыться снова. Немного отпустило во второй половине дня: пользуясь отсутствием не в меру любопытных слуг, я позволила себе занятие вне спальни, свободнее и увереннее отрабатывала одно из бытовых заклинаний, а оно, пусть и простенькое, но требовало полной концентрации внимания. Улыбчивому облику Райдера пришлось уступить и истаять.
Яола, надо отдать ей должное, привела женщин и садовника в приемлемое время, но непривычно шумных. Впрочем, как оказалось, трезвых, это всего лишь отголоски ярмарочного веселья бродило в Мейде с Нальдой. Последняя, не стесняясь, при всех заигрывала с Саркеном, а тот и не возражал. Экономка передала мне свёрток с отрезом полотна для картин, который я попросила её приобрести, если попадётся, Рута, сияя довольной улыбкой, поспешила на кухню, я же убедилась, что как минимум половина домочадцев готова исполнять свои обязанности и ушла к себе. Рене не прилетал, меня грызло чувство вины за витание в облаках и распрекрасное настроение, и только ближе к ночи вспомнила, что не принесла из кладовых запасов никакого лакомства для него.
Взяв подсвечник, снова вышла в пустой коридор, отгородилась от тихого шёпота по углам, не смотрела на тени за спиной: это просто старый дом, в нём совершенно некого опасаться. Проходя мимо одной из хозяйских спален, пустовавших большую часть времени, я увидела неширокую полоску света, слабенького, но всё же. А следом услышала приглушённые голоса, тихий воркующий смех. Сначала замерла испуганным сусликом, пожалев, что не прихватила с собой кочергу, но, чем дольше вслушивалась, тем яснее убеждалась, что за дверью скрывались очень даже живые люди. Я поставила подсвечник на пол и подкралась поближе к двери, напрягла и без того обострившийся слух. И вскоре узнала голоса, их было два: служанки Нальды и садовника. И они вовсе не пыль с полок смахнуть явились! Я покачала головой, но размышляла недолго: тихо прикрыв дверь, я наложила на неё запирающее заклинание, подхватила подсвечник и продолжила путь на кухню. Магические замки не открывал ни один ключ.
Раздобыв для Рене сухофруктов и орехов, я с тихой ухмылкой проскользнула мимо занятой спальни назад. Даже интересно, как быстро нарушившая правила замка парочка обнаружит своё заточение и что предпримет. В окно не вылезти: слишком высоко до земли.
В собственной спальне меня ждала серебряная монетка. И несколько полураспустившихся цветков, нежно-голубых, на коротких стебельках, живописной кучкой лежали на постели, красиво вписавшись в расшитый узор покрывала. Я несколько раз моргнула, поискала глазами сычика. Рене, нахохлившись, сидел на створке ширмы. Под его внимательным взглядом я осторожно собрала добытый с явным трудом подарок в небольшой букетик и нашла ещё одну вазочку. Цветы, похожие на очень крупные колокольчики, сладко пахли мёдом.
– Спасибо. Очень красивые.
Вельвинд перепорхнул поближе к столику и требовательно постучал клювом по столешнице: курагу давай, мол. И потом, когда я укладывалась спать, проследил, чтобы его цветы заняли место тоже рядом с изголовьем.
Переполох начался рано утром. То ли спала я чутко, то ли в коридоре слишком громко возились. О запертых в пустующей спальне Саркене и Нальде я вспомнила не сразу, а вспомнив, сонно улыбнулась.
Вышла в тёмный коридор, с интересом понаблюдала, как Мейда светит сердито сопящей экономке, а та, согнувшись едва не пополам, скребёт и скребёт ключом замочную скважину.
– Что происходит? – спросила я с абсолютно непонимающим лицом.
Яола пошла красными пятнами, Мейда принялась лепетать невнятные извинения, а я хмурила брови и зевала в ладошку.
– Как это: ключ не подходит? – продолжала не понимать я. – И как они оба оказались в хозяйской спальне?
А сама незаметно расплетала запирающее заклинание. И очень старалась не рассмеяться.
– Простите, дэйна Гертана, не уследила, – опустила голову моя экономка.
Я будто бы рассеянно потянулась к дверной ручке и подёргала за неё. Едва скрипнув, дверное полотно приоткрылось. Мейда ахнула в голос и поспешно прижала ладонь ко рту. Яола круглыми от удивления глазами смотрела то на дверь, то на меня.
– Но… Но как?! Я битый час сражалась с замком, и всё было бесполезно!
Я в упор посмотрела на показавшуюся в коридор парочку. Нальда даже не пыталась сделать вид, что заходила в комнату по делу; волосы Саркена в беспорядке топорщились, и как-то сразу становилось понятно, что своё заточение оба обнаружили лишь недавно.
– Возможно, вы понесли наказание духов Бейгор-Хейла, – проговорила я строгим тоном. – Они редко себя являют, но, как видите, способны вредничать, если прислуга перешла границы дозволенного.
– Дэйна Уинблейр, я… – начала Нальда, но я снова зевнула.
– Яола, найди обоим работу на сегодня, – махнула я экономке и удалилась обратно к себе.
Смеяться хотелось нестерпимо.
И ещё безумно, невыносимо остро тянуло в Лордброк, но я осталась в замке до следующего оборота Рене.
Глава 20.2
Дни стояли тёплые: как хорошо было бы выбраться с обратившимся вельвиндом в просторный сад, прогуляться, обсуждая накопившиеся важные вопросы, вдоль густых живых изгородей, мимо стены, увитой гибкой ползучей араленой с пахучими солнечно-жёлтыми цветами. Рене-человек, я видела, тосковал по простым человеческим радостям, а в последнее время отказывал себе даже в вылазке на смотровую башню: Яола несколько раз в разное время наведывалась на внешнюю галерею, а добраться до башенной площадки, минуя эту самую галерею, было невозможно. Вот и цветущего сада тёплым летним вечером мы себе не позволили, и я надеялась только, что хотя бы в птичьем облике Рене хватало свободы и ветра в крыльях.
Нам нужно было поговорить, однако вельвинд начал с тренировки тела, попросив дать ему немного времени. Я расставила на столе скромный ужин, пристроила рядом бумагу и письменные принадлежности и приготовилась ждать. Рене отмерил себе полчаса и вышел, слегка пошатываясь, с рубашкой в руках, блестящим от пота торсом и недовольно поджатыми губами. Признался как-то, что до прежней силы и ловкости ему очень далеко, да я и сама видела, что, несмотря на активный образ жизни птицей, у него-человека всё ещё немели руки, и это лишь немногое из того, о чём он вообще упоминал. Повесив рубаху на плечо, вельвинд подцепил вилкой с тарелки кусочек мяса в густой грибной подливке и скрылся за дверью ванной.
Плескался он недолго, вскоре вернулся посвежевший, прошлёпал босыми ногами к своему креслу, но вдруг передумал садиться и потопал к моей постели. Не обращая внимания на мой удивлённый взгляд, с крайне деловым видом притащил и водрузил на столик вазочку с теми, похожими на колокольчики цветами.
– Очень милый букет, – снова похвалила я.
– Целиком и полностью согласен, – кивнул Рене и взялся за столовые приборы.
Мы наконец смогли обсудить письма магов, и в ходе обсуждения я достала карту Роумстона. Оба специалиста жили слишком далеко от Бейгор-Хейла, скорее всего, встречи придётся проводить на указанной ими территории. Хватит ли магии маленьких совиных перьев, чтобы перебросить нас с вельвиндом туда? Хватит ли мне сил скрыть от магов нечаянный, не совсем мой, но почти полностью послушный дар? То, что магию перемещения нужно будет прятать, мы решили сразу. Рене подсказал мне свои варианты ответа на письма, подсказал, как лучше задать вопросы о вознаграждении за услугу. Я записывала, быстро выводя на бумаге буквы, а сама невольно подумала о своих тратах на баловство: дорогой кофе в дорогом ресторане. Надо это прекратить. Нужно помочь вот этому, сидящему напротив с неуловимой грустью в глазах, себя нужно спасать, каждая монетка важна, а я…
– Дэри, ты меня слышишь? – позвал сыч.
– Каждое слово, – заверила я бодро. – Я сегодня же составлю и отправлю письма.
– Глядя на твоё выражение лица, я готов написать их сам. Так, пожалуй, будет надёжнее: я буду уверен, что там нет ни одного лишнего слова и адреса не перепутаны. Где ты хранишь бумагу?
Рене поднялся на ноги, преувеличенно серьёзный, только дёрнулся уголок губ.
– Что это за проявление недоверия такое? – опешила я, прижимая к груди бумагу с набросками писем. – Что не так с лицом?
А вельвинд просто вынул из моих пальцев исписанный лист и, чуть приподняв брови, беззвучно шевеля губами, принялся читать.
– Хм, действительно, всё, что нужно, записала, – не поверил он.
– Рене? – продолжала недоумевать я.
Сыч со вздохом положил черновик на стол, взъерошил почти высохшие после купания волосы.
– Ты после возвращения из Лод…лорб…Лордброка в облаках витаешь, – буркнул сыч, уставившись на свои цветы. – Веник этот. То есть не этот, а тот, который ты держишь возле изголовья. Мне не совсем понятно, когда ты успела, но…
– Успела что? – уточнила я, но к щекам приливал жар.
– Вот ты и скажи – что. За письмами ты ушла в новом нарядном платье и прихорашивалась как на свидание, меня с собой не перенесла. Вернулась с букетом. У тебя мечтательная улыбка и рассеянные движения. Кто он?