– Но парк хотя бы вам подходит? Могу ещё на рыночную площадь сводить, там довольно… живописно, часто выступают музыканты и уличные артисты – вполне достойное зрелище. А вы так до сих пор и не раскрыли, каким образом так быстро исчезаете.
– Что? – нахмурилась я.
Райдер пожал плечами:
– Я пытался проследить за вами, это всё же так странно: испариться прямо посреди людной улицы, где нет ни тайных проходов, ни скрытых дверей.
И обаятельно улыбнулся, а зелёные глаза так и сверкали азартным любопытством.
Я только руками развела.
– Значит, есть двери или потайные ходы.
– Ладно, не сейчас, – снова согласился Райдер. – А что по поводу моего приглашения? Согласны?
– Согласна, – с колотящимся сердцем сказала я. – Только день обещать не могу. Если вас устроит, то передам Маризу сообщение для вас, как…как сегодня.
И почувствовала, что краснею. А Райдер поспешно кивнул.
Одна прогулка…или две – ведь ничего не значат?
Мы неторопливо шли по залитой солнцем улице, а я посматривала в небо, пытаясь отыскать Рене. Чувствовала, как истекают последние минуты. Знала, что, каким бы любопытством не мучился идущий рядом мужчина, он позволит мне закончить встречу ровно на том месте, которое я укажу, и не увяжется следом сразу. А меня мучил дурацкий стыд за каждую из проведённых в обществе лэйра Альвентея минут. Я хотела, чтобы их было больше и не знала, что делать с этим желанием. Впереди показался очень привлекательный для возвращения домой дворик: несимметричная каменная арка, несколько ступенек, узкий проход между плотно прилепившимися друг к другу домами, нависающие, увитые цветущей зеленью балкончики. В прошлый раз мы прощались не здесь. Я замедлила шаг возле арки и снова подняла лицо к небу. Увидела высоко над головой тёмную точку. Кажется, это мой вельвинд, а не чужая птица. Улыбнулась с облегчением.
– Мне пора. Дальше не провожайте, Ра…Рэй. Спасибо за чудесный день.
Лэйр-Альвентей наклонился к моему лицу.
– И вам, Гердерия. Особенно – вам.
Яркие глаза оказались неожиданно близко, так близко, что я могла пересчитать каждую крапинку, если бы успела. Но я не успела: губы обжёг поцелуй, яркий до мгновенно вспыхнувших по всему телу мурашек, горячий, требовательный.
А потом ни одной мысли не осталось в пустой голове.
Глава 21.2
Я ничего не знала о поцелуях до сего момента.
Дрожь в коленках, бабочки в животе, пожар в крови, восхитительная нехватка воздуха в лёгких? Всё вместе, до сумасшедшего головокружения, до зуда между лопатками: там, казалось, вот-вот прорежутся крылья.
Ни разу за все годы супружества я и близко не приближалась к ощущению полёта, а сейчас словно парила на упругих воздушных волнах, а в ушах, наоборот, шумело, будто я погрузилась под воду. О чём-то подобном шептались девчонки в пансионе, слабое подобие описывалось в романах, но реальность сбила меня с ног, поглотила без остатка. Это было умопомрачительно. Но я опомнилась первой. Райдера, позволившего себе недопустимую дерзость, хотелось удерживать в этом положении ещё и ещё, но я с трудом протиснула между нашими телами ладони и оттолкнула. Это вышло очень слабо, он сразу и не почувствовал, прервался на мгновение, запустил пальцы мне в волосы на затылке и снова коснулся губ своими, и я снова вздрогнула. А через несколько томительных мгновений дёрнулся и зашипел Рэй.
Маленький сыч камнем рухнул ему на голову, вцепился коготками в волосы, забил крыльями. Я никогда не думала, что клёкот способен оглушить, но птичьи возгласы так и били по ушам. Я отпрянула от Райдера, принявшего нешуточный бой с рассерженным сычиком, но тут же потянулась к бесновавшейся птице.
– Рене! Успокойся! Тише!
Рэй пытался стряхнуть с себя воинственного птица и при этом старался не пришибить его ненароком. В какой-то момент мне удалось сцапать Рене, уже метившего коготками в лицо. Я с силой выдохнула, прижала вырывающуюся птицу к себе. Райдер с живописно взлохмаченными волосами глянул на нас коротко и расхохотался. Из рассечённой губы показалась кровь, но его это не заботило.
– Вот это защитник! – восхитился он, продолжая смеяться. – Либо ты крайне ревнив, парень.
– Простите, Райдер, – покаялась я, избегая смотреть ему в глаза.
– Оно того стоило, – негромко возразил он.
И Рене в моих ладонях немедленно заклекотал, сильно, возмущённо. Я отступила ещё. Надо уходить, но как сказать вот этому, с горящим взглядом, чтобы оставался на месте и не тянул руки?
Говорить ничего не потребовалось. Откуда-то вынырнул и вихрем промчался между нами маленький щуплый мальчишка, только перепачканные пятки сверкнули.
– Стой! Стой, паршивец! Не уйдёшь! Стой, пока по-хорошему прошу! – взревел следом чей-то голос.
Я успела отскочить, не выпуская Рене из рук, иначе меня сбил бы грузный, но удивительно резво перебирающий ногами мужик в засаленном фартуке поверх одежды. Райдер повернул голову вслед обоим, а я немедленно воспользовалась заминкой и нырнула за чью-то широкую спину: едва волшебство поцелуя притупилось, я обнаружила, что на улице мы были вовсе не одни. Заливаться краской стыда было некогда, ещё немного, и меня вышвырнет из Лордброка на глазах у нескольких десятков горожан. Не оглядываясь, я бросилась к арке, нырнула под нависающий свод, едва удержавшись на верхней ступеньке. Дальше бежать было особо некуда: со всех сторон обступали стены и только впереди слева виднелся узкий проход. Я всё же метнула взгляд через плечо на ту часть улицы, где оставила лэйр-Альвентея: на прежнем месте его не было. Вздрогнув, я вытащила совиное перо, убедилась, что некому становиться свидетелем уникального магического действия, и переломила кончик. Птиц сидел тихо, словно и не было этой вспышки бессильной ярости. Я прижала его к себе накрепко, зажмурилась, ощутила привычный толчок – и мы вывалились в замковую спальню. Я задышала открытым ртом, борясь с приступом тошноты, выпустила Рене из рук, и он немедленно заработал крыльями, но вспорхнул не на каминную полку, где нередко устраивался, а выше, на шкаф с полками, на одной из которых я расставила свои немногочисленные книги.
Я же кинулась в ванную.
Зачерпнула приятно прохладной воды, поплескала на лицо.
Губы горели и пульсировали.
Как теперь с этим жить-то?..
Я снова и снова набирала пригоршни воды и опускала в ладони разгорячённое лицо, надеясь, что вода остудит, смоет глупую улыбку. Заставила себя вспомнить о выходке Рене, уткнулась теперь уже в мягкое пушистое полотенце. Надо сказать ему… хоть что-нибудь. Я постояла перед дверью, собираясь с духом, и шагнула обратно в спальню. Поговорить с вельвиндом, а потом проверить, всё ли спокойно в замке, не искали ли… Я споткнулась на ровном месте, хотя в первое мгновение почудилось, что ногой зацепилась за что-то небольшое, чёрное. Пригляделась. Вскинула голову, пытаясь отыскать Рене.
Он так и сидел на самом верху шкафа.
– Ты что?! – Голос не слушался, я прокашлялась, чтобы добавить звука. – Рене, ты что творишь?! Прекрати, слышишь?!
Маленький сыч с остервенением вытаскивал из себя перо. Поднырнул клювом, дёрнул, мотнул головой – в меня полетело что-то маленькое, светлое и пушистое. И в полёте обратилось угольно-чёрным. Ещё два таких же пера, бесповоротно мёртвых, лежали на полу.
Страх обрушился мгновенно.
Не имея возможности вопить во весь голос, я кричала сдавленно, но вельвинд в мою сторону даже не смотрел. Выкрутив совиную голову назад, он рылся в перьях на спине.
– Рене!!!
Я огляделась, подскочила к креслу, но едва сумела сдвинуть его с места: слишком тяжёлым оказался массивный деревянный каркас. А вот столик, на котором мы столько раз накрывали простой поздний ужин, подошёл лучше. В мгновение ока я дотолкала его до шкафа, вскарабкалась, потянулась к птице. Четвёртое перо полетело вниз и, кружась, опустилось мне под ноги уже чёрное. Первый раз за всё время я видела такое: пёрышки, выпадающие из сычика сами по себе, не меняли цвет.
– Рене, прошу тебя, остановись!
Сыч наклонил круглую голову вбок, резанул по мне взглядом и легко перепорхнул со шкафа на окно. Я сползла на пол, взяла в руки чёрное перо, страшное, безжизненное.
– Не надо, – прошептала я.
Он уже прекратил, но меня только теперь начало трясти. В отличие от обычных пёрышек, мягких, шелковистых на ощупь, вот до этих, чёрных, было неприятно дотрагиваться, так и тянуло отдёрнуть руку.
Бум.
Я подняла голову, ища источник странного звука. Он был негромким, но в тишине просторной спальни едва ли не оглушил.
Бум.
Уходя в Лордброк, я, видимо, закрыла отверстие, через которое Рене вылетал из окна, и само окно тоже было заперто.
И маленькая птица билась в закрытое окно, молча и требовательно.
– Рене, я…
Бум.
Он очень доходчиво давал мне понять, что с разговорам к нему сейчас лезть не следует. Оправдываться мне было не в чем, вроде бы не в чем, но…
Я встала, подобрала все почерневшие перья, содрогаясь при каждом прикосновении, и открыла окно. Пёстрая птичка проворно выпорхнула прочь.
Глава 21.3
На душе было гадко. Я не могла не отпустить сычика в небо, но жалела, что отпустила. При этом понимала, что никакого разговора у нас не получилось бы. Мёртвые чёрные перья вытряхнула в окно следом за упорхнувшей птицей. В последний момент спохватилась, зажала пальцем одно, а остальные угольными росчерками повисли в воздухе…и через несколько секунд рухнули вниз. Последнее я решила сохранить для будущей консультации у мага, но само пёрышко завернула в тонкую бумагу и убрала в отдельный кармашек на крышке шкатулки для рукоделия. Даже хранить чёрное перо вместе с остальными, живыми, казалось невозможным до отвращения.
Я почти не спала этой ночью. То забиралась под одеяло, пытаясь отвлечься книгой, но лишь бездумно таращилась на страницу, не понимая ни слова из написанного, то вскакивала и бросалась к окну, высматривала в ночном небе маленький шустрый птичий с