— Неудачи, милочка? Сначала Лири, потом Уайлд — обоим очень хотелось продать вас, хотя нужно отдать должное Лири — он оценил вас очень высоко. Как долго вы рассчитывали выдавать себя за мальчика в мужской школе?
— Я собиралась провести там только ночь. — Ее ошибки с каждым моментом накапливались, и Елена теряла терпение.
— Тогда что же вас там задержало?
Она не собиралась рассказывать ему о Робине. Весь день этот малыш ходил за ней по пятам, а потом она оставила его в школе наедине с тщетной надеждой, что воображаемый герой спустится с крыши и спасет его, и это мучило Елену, словно она совершила настоящее преступление. Кража у дьявола в счет не идет.
— Вы гнались за мной из-за подсвечников или из-за одежды?
— Ах, Елена, несмотря на весь ваш опыт, полученный в Трое, вы мало знаете мужчин. — В его голосе послышалась насмешливая нотка.
— Там был только один мужчина — Парис, все время Парис, и женщина вряд ли может составить себе мнение о других, судя по такому мужчине. Все остальное время я находилась среди троянских женщин. Представьте себе комнату, полную женщин, пятьдесят ткацких станов и пятьдесят языков, которые работают одновременно, и старая царица, которая ни на миг не сводит глаз ни с одной из нас.
— Вы хорошо умели ткать, да? — Он рассмеялся. Экипаж остановился. Наклонившись к ней, Уилл сказал: — Из-за вас мои первые попытки помочь ни к чему не привели, а когда я что-то делаю, я люблю довести дело до конца.
— Прошу вас, не нужно больше беспокоиться обо мне. Я уверена, что у вас есть чем заняться.
— Это так, Елена, но понимаете, когда я занимаюсь другими делами, вы то и дело оказываетесь в подозрительных местах. — Уилл вытащил свою пленницу из экипажа, снял с нее благоухающее лошадьми одеяло, расплатился с извозчиком и по тем же проходам подвел к своей двери. — Дома, — сообщил он.
— Я завтра уйду.
— А знаете, вы неблагодарная особа. Вы не смогли бы выбраться ни из борделя, ни из школы для мальчиков без моей помощи и без моих денег.
— Денег, с которыми вы обращаетесь довольно свободно для человека, живущего в таком квартале.
Аргус забил хвостом в знак приветствия.
— Аргус уже знает вас. — Дойдя до второго лестничного пролета, Уилл усадил ее на две ступеньки выше себя.
— Что вы делаете?
— Снимаю с вас свои погубленные сапоги. Хардинг будет оскорблен, если вы нанесете грязи на ковры.
— Хардинг?
В ее голосе он различил усталость. Вряд ли ей довелось выспаться в эти три дня.
— Мой слуга. Вы видели его на выступе стены там, в борделе. В трудных обстоятельствах очень подходящий человек.
— А вы уже бывали с ним в трудных обстоятельствах?
— Сто раз. — Чулки, которые она украла у него, прилипли к ее коже темными пятнами засохшей крови. «Решительная девочка, истекающая кровью». Он перекинул ее через плечо и внес в квартиру.
Затем положил ее на кровать, и Елена закрыла глаза.
— Предупреждаю вас — что бы вы ни сделали со мной, я буду спать.
— Сомневаюсь.
Она быстро открыла глаза, потому что он привязал шелковым шарфом ее левую руку к столбику балдахина. На ее запястьях, там, где их связывал галстук, на котором она висела за окном борделя две ночи назад, виднелись красные полоски.
— Вы собираетесь подвергнуть меня пытке?
— Вот именно.
Она широко раскрыла глаза, а он ответил ей порочной усмешкой.
— Вашей одеждой мы займемся попозже, если на вас надето что-то такое, что вы хотели бы снять.
— Нет, благодарю вас.
Он фыркнул:
— Какая вы благовоспитанная преступница, Елена.
Другую ее руку он привязал к основанию резного изголовья, а потом усадил Елену, прислонив ее спиной к синим шелковым подушкам. Остатки ее погубленных волос обрамляли лицо, как неровные лучи, пронизанные золотом. Белая рубашка была расстегнута у ворота, и он понял, что она обмотала грудь его шейным платком.
— По закону эта одежда принадлежит мне. Вам известно, что за кражу ночной сорочки женщину могут сослать на каторгу?
— Вы просто неиссякаемый источник приятной информации.
Он бросил взгляд на ее ступню и повернулся, чтобы раздуть огонь в камине. Когда она снова закрыла глаза, Уилл на миг задержал на ней взгляд.
— Я хочу получить от вас кое-какие ответы, Елена Троянская.
Единственным ответом ему был слабый подъем и опускание ее спеленатой груди. Уилл пошел во внутреннюю комнату за всем, чем можно было полечить волдыри на ее ногах.
Он слегка коснулся ее ноги, и она проснулась.
— Это и есть пытка?
Он сел на кровать, поставил себе на колени тазик, держа в руке ее левую ногу.
— Увы, у меня нет под рукой палок, чтобы бить вас по пяткам.
Ее бледная обнаженная ступня лежала в его горячих сильных руках, и от этого по всей ее ноге пробежала странная дрожь. Елена насторожилась, и ее сонливость как рукой сняло. Даже спеленатые груди отзывались на его прикосновение, чувствуя что-то вроде резких уколов. Он омыл ступню в теплой воде, намазал чем-то волдыри и забинтовал чистой тряпочкой. Потом проделал тоже самое с другой ногой, притворяясь, что не замечает ее реакции.
Его прикосновения были осторожными и умелыми и никакие гармонировали с яростной сосредоточенностью лица. Она впервые получила возможность тщательно рассмотреть его. Темные брови сходились, образуя глубокую морщину над носом, который некогда, вероятно, был совершенным в своей прямизне, но теперь его пересекала небольшая впадина посредине. Верхняя губа тоже была повреждена, она немного не доходила до нижней губы. Внимательный взгляд, тонущий в тени подбородок, густо-черные растрепанные волосы заставили Елену вспомнить о безумствах, которые он совершил, — ломал мебель, вылезал в окна, прижимался к крыше накренившейся кареты, и все это совсем не сочеталось с простым занятием — перевязкой ее израненных ног.
Она с трудом удержалась от странного желания похвалить его.
— Вы не похожи на других джентльменов.
— А я и не джентльмен. — Он говорил беспечно, но Елена поняла, что из приличного общества в этот притон с его обветшавшим великолепием привел Уилла непростой путь. Он убрал тазик и полотенце и стоял теперь на фоне горящего камина.
— Вы не очень-то любите себя.
Она всю жизнь прислушивалась к голосу собеседника, стараясь понять, как говорящий относится к самому себе. Ее замечание насмешило Уилла.
— Значит, я в хорошей компании.
Он обошел вокруг кровати, подошел к Елене с другой стороны и бросил на покрывало стопку дешевых памфлетов. Брошюрки были похожи на религиозные трактаты, которые читал ее отец. Она вспомнила, что Уилл Джоунз грозился почитать ей Фордайса — хотя Елена и без этого текста знала, что ей не миновать осуждения общества из-за своего поведения в эти три дня.
Она знала наизусть все бранные слова, которые отец употреблял по отношению к женскому полу, — капризные, распущенные, порочные, проститутки, блудницы, шлюхи. Стоя у кровати и наблюдая за ней, Уилл Джоунз движением плеч скинул с себя куртку, стянул шейный платок, расстегнул воротник и распахнул его. От интимности этих движений, от того, с каким удовольствием он совершал их перед ней, от его отражения в позолоченных зеркалах что-то внутри ухнуло вниз, как ведро в колодец.
— Что вы делаете?
— Я позаботился о том, чтобы вам было удобно. Теперь пора позаботиться о себе.
Распахнутый воротник открывал сильную колонну его шеи. Серый шерстяной жилет в тонкую красную полоску облегал торс, подчеркивая широту плеч и тонкость талии и бедер.
Он снял сапоги и сел, чтобы снять чулки. Заметив, что она наблюдает за ним, он поднял босую ногу, чтобы она могла рассмотреть ее.
— Не раздвоенное копыто. На тот случай, если вы сомневались. Бренди?
Она покачала головой. Он налил себе рюмку, глотнул и поставил рюмку на стол. Потом устроил из подушек гнездышко рядом с ней и улегся на кровати, вытянув длинные ноги и изящно скрестив их. Некоторое время он молча смотрел на ее ступни. Елена замерла под его внимательным взглядом.
Женщина не должна слишком раскрывать свои стати. Женщина не должна показывать свою красоту посторонним взглядам. Ее ноги, такие неинтересные для нее самой, такие полезные, практичные и обычные, казалось, поглощали все его внимание.
Он глубоко вздохнул и отвел глаза.
— А теперь вы либо объясните, почему так твердо решили проникнуть в маленький дворец отвратительных удовольствий, — либо я буду вам читать.
— Читать? Это и есть пытка?
— Это необычно, я знаю. — Он взял с кровати несколько памфлетов. — «Ночь девственницы в борделе. Лорд Трастмор встречает мисс Йелд». — Его темные брови заинтересованно сошлись на переносице. — Или вы предпочитаете «Архив мужской школы — принцип удовольствия»? Или «Визит в храм Гименея. Будуар леди Покингем»?
Она смутилась:
— Вы выдумываете.
Он показал ей заглавную страницу памфлета, который держал в руке.
— Из-за долгого пребывания в Трое вы, очевидно, оказались в неведении насчет того, что может предложить Лондон, пенни за штуку. Разглашайте ужасную тайну, которая привела вас на путь преступлений, иначе я приступаю к чтению.
Она подняла взгляд на темные панели потолка.
— Цель, с которой я оказалась там, должна оставаться моей тайной.
— Ну, хорошо.
Он выпил бренди и положил себе на колени открытый памфлет. Остальные брошюрки скользнули в узкую долину между их телами.
«Глава первая
Мисс Миранда Йелд поступает на службу к Венере.
Миранда Йелд, облаченная в шелковый халат, ждет в изысканной комнате, чтобы какой-либо джентльмен посвятил ее в тайны служения Венере. По совету Нэн и Полл она вымыла и надушила свою особу. Тревожась, как доставить удовольствие своему первому джентльмену, она оглядывает свое отражение в зеркале и поправляет локоны. В ее хорошенькой головке проносится множество указаний. Она не может вспомнить, что нужно делать сначала, но расправляет плечи. Она узнает об этом от своего гостя.