Дверь открывается, и входит молодой лорд Трастмор, прекрасный джентльмен в треуголке с кокардой и в струящихся кружевах на шее и запястьях, на боку у него висит блестящая шпага, он одет в синий, хорошо пошитый фрак. Его румяное красивое лицо и прекрасные светлые кудри — именно то, о чем мечтала Миранда.
— Значит, я буду у вас первым, прекрасная Миранда?
Та стыдливо кивает в ответ».
Елена оперлась локтями о подушку и резко выпрямилась. Он сразу же замолчал. Она замерла, и он продолжил чтение.
Она сказала себе, что слова на нее не действуют, но грубый тембр его голоса заставил Елену осознать, что они лежат рядом. Резкий контраст между их босыми ногами: у него — мускулистые и сильные, у нее — узкие, бледные и перевязанные — показался ей просто очаровательным.
Уилл Джоунз перестал читать и снова посмотрел на нее.
— Вы хотите что-нибудь рассказать? Например, как получилось, что за два дня вы побывали в двух отвратительных заведения, связанных с Арчибальдом Марчем?
Она покачала головой. Она узнала это имя. Она встречалась с мистером Марчем, то был стройный человек с почти поэтически красивой внешностью. Ее родители восхищались его успехами, но Елена не заметила в нем никакой душевной теплоты. Школа для мальчиков была, возможно, одним из его благих дел, но она не могла поверить, что он как-то связан с заведением на Халф-Мун-стрит.
— Эта кровать действительно замечательна, она достойна фараона. А эта комната, наверное, была великолепна в те времена, когда правил король Генрих Тюдор.
— Королева Анна. — Он бросил на нее один из своих резких взглядов и снова начал читать: — «Лорд Трастмор снимает с себя шляпу и шпагу. Он садится в большое мягкое кресло в ногах кровати и предлагает Миранде сесть к нему на колени, чтобы познакомиться поближе».
— Откуда вы узнали об аукционе? — спросила она.
— От одного из моих друзей, судебного чиновника, служащего в нашем противном старом городишке.
У него есть друзья в полиции. Сердце испуганно подпрыгнуло. Хотя это и казалось невозможным, но ее положение становилось еще хуже, гораздо хуже. В ее задачу входило сделать так, чтобы до полиции не дошли сведениям о банковских счетах, которые ее мать опрометчиво выдала своему любовнику. Елена ничего не могла сказать об этом человеку, связанному с законом.
— Почему вы пошли туда?
— Вопрос: почему вас выставили на продажу?
— Я уже объяснила.
— Нет. Вы ничего не объяснили. — И он снова взял в руки памфлет. — «Лорд Трастмор усаживает Миранду к себе на колени так, чтобы можно было восхищаться прекрасными очертаниями ее груди. Он предлагает ей помочь ему развязать шейный батистовый платок. Она улыбается, она рада помочь. Это именно тот самый ключ, который ей нужен. Его горячая рука скользит вверх-вниз по ее колену над изящной подвязкой».
— Вы поверите, что я получила сведения, в которых сообщалось о том, что нечто ценное для меня совершенно случайно оказалось в распоряжении особы, проживающей по этому адресу?
Единственным его ответом была цинично поднятая бровь.
— Это правда. На мой адрес пришло письмо. — Нужно быть осторожной, чтобы не сказать слишком много.
— Когда?
— Сразу же после Крещения.
Он ответил не сразу.
— И вы тут же придумали план, как проникнуть в бордель, пользующийся дурной славой, чтобы изъять оттуда свою пропавшую собственность?
— Адрес показался мне вполне приличным. Теперь ей было трудно взглянуть на него. Она еще никогда не вела с мужчиной такого разговора, который заставлял бы ее резко ощущать свое и его тело, ощущать, что они лежат совсем рядом и еще что-то большее, разговора, который заставлял бы ее испытывать какое-то чувство, соединявшее их.
— Наверное, вам стало неловко, Елена, когда вы поняли, куда попали.
Ей стало неловко, когда она поняла, какого дурака сваляла. Вид служанки, которая ошиблась адресом, придя наниматься на работу по объявлению, помог ей без осложнений войти в дом. Она не ожидала увидеть там Гая Лири и двух дюжих мужчин, которые схватили ее. Только позже она узнала, что в этом доме имеются всего две разновидности прислуги — дюжие мужчины и раздетые женщины. И все же, несмотря на свое затруднительное положение, она еще надеялась, что отыщет способ забрать украденные письма своей матери. Елена провела день в обычной комнате на верхнем этаже, прислушиваясь к голосам и шагам, пытаясь понять, кто живет в этом доме и как расположены его комнаты. Час был поздний, она сильно проголодалась, так что когда женщины предложили ей шоколад, Елена выпила его, никак не думая, что в напитке может оказаться снотворное.
— Вы намерены отдать меня властям? — Сведения об этих письмах не должны дойти до ее отца.
— Нет, если вы собираетесь осуществить второй план, который также неосуществим, как и первый.
— Вы думаете, что вам известен мой план?
— А разве нет? Вы переоделись мальчиком на посылках, чтобы появиться у заднего входа в дом Лири и сделать вид, что вы принесли товар. Вы бы оставили окно чуть-чуть приоткрытым, а позже вернулись бы, чтобы проникнуть в дом.
— А это получилось бы?
— Нет. Жизнь в Трое не слишком способствовала вашему образованию, Елена, и вы не способны разобраться в мужчинах типа Лири и Марча и не понимаете, что за ними следуют разные виды меньшего зла. — И он снова взял в руку памфлет. — «Миранда отбрасывает шейный платок его милости, а лорд Трастмор предлагает ей расстегнуть на нем жилет. Пока она трудится над крошечными пуговками, он развязывает тесемки ее кружевного одеяния. Они состязаются — кто управится первым. Миранда побеждает и широко разводит в стороны полы жилета его милости. Лорд Трастмор распахивает ее одеяние и спускает его так, чтобы оно, упав, образовало шелковую лужицу вокруг ее бедер. Он восхищается каждой прелестной округлостью, гладит и теребит их до тех пор, пока темные комочки не встают, как солдатики, в боевой готовности. Миранда дышит хрипло и отрывисто и выгибается в пылких руках его милости».
Елена заставила себя зевнуть, широко раскрыв рот, и закончила свой зевок долгим нетерпеливым выдохом. Она очень устала. Ей полагалось крепко, спать. Но голос Уилла не давал ей уснуть. В нем было нечто такое, чего она не слышала в разговорах серьезных, могущественных джентльменов, окружающих ее отца.
Уилл рассмеялся:
— Вы находите лорда Трастмора робким по сравнению с Парисом?
— Парис, знаете ли, был необыкновенно простодушным человеком. Я думаю, что Афродита украла у него ум, когда они заключали свою сделку.
— А у Париса был ум?
— И хитрость, и обаяние. Он знал, что сказать, когда хотел завлечь женщину в свою постель.
— Он был очень неравнодушен к женщинам, да?
— Такое уж мое везение!
— Проклятие красоты.
— Она действительно делает человека тщеславным.
— Верно. Вы так тщеславны, что обкромсали свои волосы, лишь бы вернуться в этот бордель. Поневоле задашься вопросом: что вы так отчаянно хотите добыть там?
Он отвел ей за ухо завиток волос, и его пальцы скользнули вниз по ее шее. От этого по всему телу разлилась смесь приятного бессилия и волнения, более опьяняющих, чем шоколад со снотворным, которое ей дали в борделе. Елена повернулась к Уиллу, желая выразить свой протест. Его темные глаза пылали.
— Вы расскажете мне об этом? — снова спросил он.
Она покачала головой, и он снова взялся за памфлет. Елена крепко сжала губы и принялась рассматривать потолок. Она начала считать квадраты его панелей. Двадцать вдоль стены слева. Четыре налево от камина. Восемь вправо.
А ее мучитель все читал и читал. Когда лорд Трастмор раздел Миранду, когда она сняла с него сапоги, чулки и рубашку, когда он так повернул ее у себя на коленях, что она оказалась лицом к нему, Елене окончательно расхотелось спать. Ей было не по себе. Тело странно ныло и томилось.
Это мучительное ощущение сбивало ее с толку. Оно походило на комок в горле, не совсем телесное ощущение, которое было сосредоточено в определенной точке тела.
— Хватит с вас?
— Я ничего не могу вам рассказать.
Быстрым движением он прижал ее к кровати своим телом. Прижались друг к другу их бедра и животы. Сердца громко забились.
— Разгорелись, Елена? Встревожились? Можно прекратить это сию же минуту, если вы скажете мне то, что я хочу знать.
Она посмотрела прямо в его безжалостные темные глаза и ни о чем просить не стала.
— Нет.
Он раздвинул коленом ее ноги и устроился между ними. Ее ноги ощутили незнакомое желание вытянуться, чтобы приспособиться к нему, пульсирующее место радовалось давлению его тела.
Он навис над ней, опираясь на руки. Голос стал хриплым.
— Я заплатил за вас целой ночью наслаждений в этой самой кровати. Вы должны отдать мне долг.
Она покачала головой.
— Я могу быть очень убедительным. — Он наклонился и поцеловал ее в шею. Его горячие губы вызвали в Елене тревожное желание выгнуть ему навстречу свои спеленатые груди.
Он поднял голову и, глядя на нее, медленно ударил ее бедрами. Такое наслаждение было выше ее сил. Она попыталась вызвать в себе какое-нибудь обычное ощущение, но это новое порочное наслаждение изгнало все воспоминания о знакомых радостях — солнце на лице, прохладные ветерки, цветущие лилии, горячий хлеб, клубника.
Это смутное ощущение не проходило, неуловимое и сильное, оно сосредоточивалось в одной ноющей точке и было огромным, как море, в котором тонули все остальные ощущения. Его нельзя было назвать или объяснить. Чтобы уловить его, нужно было изобрести новое ощущение.
— Что вы хотели добыть в борделе Марча? Это?
И она снова покачала головой, крепко сжав губы. Она чувствовала, что лицо у нее горит, что ноги инстинктивно хотят сомкнуться и удержать его там.
— Ваши родители не знают, где вы находитесь, не так ли? Но кто-то об этом знает, какая-нибудь тетка, кузина? Кто помог вам добраться до Лондона?
Откуда он узнал? Кузина Маргарет будет страшно беспокоиться, не получив от нее вестей.