– Кончай ужастики рассказывать, твои гнилые почки никому, кроме тебя, не нужны!
– И свободу свою я ни за какие деньги не продам! – с пафосом проговорил бомж. – Человек рожден свободным, как птица, и должен беречь свою свободу, как эту… как ее… осознанную необходимость, вот!
– Остынь, на твою бесценную свободу тоже никто не покушается! – перебил его дядя Вася. – Все, что мне от тебя нужно, – это пять минут твоего времени.
– Мое время дорого стоит! – с достоинством произнес бомж. – Пять минут – двести рублей!
– Сто! – ответил дядя Вася. – Возьми себя в руки, ты же не адвокат по бракоразводным делам!
– Сто пятьдесят, но это унизительно!
– Ладно, пусть будет сто пятьдесят! – согласился дядя Вася, прикинув в уме свои финансовые возможности. – Теперь внимательно слушай, что нужно сделать…
Он пригнулся к бомжу и что-то зашептал.
Бомж внимательно выслушал его, помрачнел и заявил:
– Это связано с большим риском для жизни и здоровья. Могут даже морду набить. Причем с особым цинизмом.
– Так что – отказываешься?
– Почему отказываюсь? Не отказываюсь, но применяю повышенный коэффициент. Как на вредных и опасных работах.
– Сколько?
– Четыреста!
– Нет, это слишком дорого! – замотал головой дядя Вася. – За такие деньги я бомжом переоденусь и сам все сделаю!
– Ты – бомжом? – Дяди-Васин собеседник делано рассмеялся. – Да у тебя ничего не выйдет! Для этого нужен талант, артистизм! Нужно войти в образ, проникнуться духом роли! Нужно не меньше месяца репетиций… так и быть, триста пятьдесят! Но ни рубля меньше!
– Не иначе, ты раньше в театре играл, актером был? – поинтересовался дядя Вася. – Триста пятьдесят – это дорого, у меня таких денег нет. Я же тебе не роль в телесериале предлагаю. Ладно, сойдемся на двухстах. Соглашайся, это хорошие деньги за пять минут работы.
– Не актером я был! Бери выше – режиссером! – гордо ответил бомж. – Между прочим, большие надежды подавал! Пресса меня замечала! В «Вечерке» написали: «Неожиданную, хотя и спорную трактовку образа Бабы-яги предложил в детском спектакле режиссер Выдыхаев… его Баба-яга – это сложная, неоднозначная натура, но в первую очередь – она настоящая женщина…» Так вот, режиссер Выдыхаев – это я… Ладно, триста – и бьем по рукам!
– Двести пятьдесят! – Дядя Вася вынул из кармана деньги и помахал ими перед носом бывшего режиссера.
Это решило дело. Тот схватил купюры, спрятал их куда-то внутрь своего немыслимого пальто и потянулся, чтобы рукопожатием подтвердить заключение договора.
Василий Макарович ловко избежал антисанитарного рукопожатия и вернулся в машину, чтобы оттуда вместе со мной наблюдать за развитием событий.
Все дальнейшее нам было хорошо видно, как будто мы с дядей Васей сидели в третьем ряду партера. Как известно, именно в третьем, в крайнем случае, в четвертом ряду покупают билеты настоящие театралы – в двух первых рядах обзор сцены гораздо хуже, и угол зрения неправильный, искажающий режиссерскую трактовку.
Итак, нанятый дядей Васей бомж вышел из переулка и неторопливо двинулся в сторону черного «Лендровера». Немного не доходя до него, он незаметно вытащил из своей авоськи одну бутылку и ловко закатил ее под задние колеса джипа.
Поравнявшись с «Лендровером», бывший режиссер заглянул под него и изобразил всей фигурой радость находки, какая бывает у грибника при виде целой стайки белых грибов или аккуратных крепеньких подосиновиков.
Надо сказать, сыграл он эту радость очень выразительно и достоверно, так что сам великий Станиславский, увидев эту сцену, наверняка сказал бы: «Верю!»
Кряхтя, бомж опустился на колени и полез под джип.
При этом он как бы невзначай протер полой своего пальто задний номер подозрительной машины.
Дверца «Лендровера» распахнулась, и из него выскочил худой бледный мужчина с длинными, неестественно белыми волосами и белесыми, почти незаметными бровями, придававшими его лицу жалкое и отталкивающее выражение.
– Это он! – прошептала я, вцепившись в дяди-Васину руку. – Он, тот самый мужик, который пытался меня утопить вместе с покойным Игорем Лапиным!
– Точно? – переспросил дядя Вася и сочувственно погладил меня по руке. – Ну, ничего, тезка, мы с ним посчитаемся!
Собственно, я уже знала от Натальи, что человек в черном джипе – тот самый беловолосый злодей, но одно дело – знать это с чьих-то слов, и совсем другое – увидеть собственными глазами.
В это мгновение передо мной снова встала та страшная картина – бледное лицо с длинными бесцветными волосами, прильнувшее к заднему стеклу катящейся в воду машины…
Я отогнала от себя страшное воспоминание и сосредоточилась на том, что происходило возле «Лендровера».
Беловолосый тип подскочил к бомжу и заорал:
– Ты, рвань пьяная, что тут ошиваешься? Что ты возле моей машины делаешь?
Бомж поднял на него печальное лицо и проговорил жалостным и обиженным тоном:
– Что я тебе сделал? Никого не трогаю, гуляю себе, бутылочки собираю… бедного человека обидеть ничего не стоит!
– Около моей машины собираешь? Я ее сегодня только помыл, а после тебя опять на мойку ехать придется! Тут никаких бутылок нет!
– Почему нет? Вот как раз одна бутылочка под твою машину закатилась, я и достал… – И бывший режиссер продемонстрировал заранее заготовленную бутылку.
– Гуляешь, говоришь? Вот и гуляй мимо, если не хочешь, чтобы я тебе остатки зубов выбил! Собирай свои бутылки где-нибудь подальше!
Беловолосый замахнулся было на бомжа, но тот был такой грязный и заросший, что бандит брезгливо поморщился и отступил, добавив:
– А ну, проваливай к чертям собачьим! Руки об тебя марать неохота…
Вокруг начали скапливаться зеваки, привлеченные громкими голосами и запахом скандала. Бомж, заметив этих зрителей, решил добавить сцене выразительности.
– Поразвели джипов! – воскликнул он, поднявшись во весь рост. – Бедному человеку уже плюнуть некуда! А вот ты скажи, на какие конкретно средства ты купил этот джип?
Беловолосый сплюнул под ноги и полез в карман. Неизвестно, что бы он оттуда достал, но в это время из сгущающейся толпы зевак зазвучали сочувственные голоса:
– Мужик правду говорит! Хоть и бомж, а соображает! Развелось этих, на джипах, шагу не ступить! А вот если стекла ему побить и шины проколоть…
Бандит выругался, еще раз плюнул и убрался в свой «Лендровер».
Бомж отправился своей дорогой.
Он честно отработал дяди-Васины деньги: во время скандала с беловолосым бандитом мы успели разглядеть и записать номер «Лендровера».
Кроме того, под самый конец этого скандала мы заметили, как из второго выхода магазина выскользнула Наталья Балабанова.
Дядя Вася включил зажигание и подъехал к ней.
Наталья открыла заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье.
– Ну что, видели их? – спросила она, как только мы отъехали на безопасное расстояние от парфюмерного магазина.
– Видели и номер смогли разглядеть, – довольным голосом сообщил дядя Вася. – А сами они около магазина остались, вас ждут. Вы попозже своему водителю позвоните, скажите, чтобы поводил их по городу… А сейчас куда вас отвезти?
Наталья задумалась ненадолго, потом просветлела лицом и взялась за мобильный телефон.
– Ада Владимировна? – проговорила она в трубку. – Мы договаривались на завтра, но я бы подъехала сегодня, вот прямо сейчас… Хорошо, я подожду, но только у вас…
– Мне в клинику «Долгий век», на Восемнадцатую линию, – сказала Наталья, убирая мобильник.
– Ой, да это же совсем рядом с офисом вашего мужа! – неприкрыто обрадовался дядя Вася. – Василиса, сначала тебя подброшу, тут по дороге…
– Намек поняла, – вздохнула я тихонько, – пойду устраиваться на работу секретарем вместо несчастной Людмила Николаевны. А вы куда?
– Нужно выяснить, кому принадлежит черный «Лендровер», – сказал дядя Вася, но при этом отвел глаза, из чего я сделала вывод, что он намыливается куда-то по своему особому делу. Ну и пускай!
Стеклянные двери разъехались передо мной, и я с самым независимым видом вошла в офис строительного треста.
Возле двери сидел толстый молодой охранник и разговаривал по телефону.
– Ки-иса, ну мы же с тобой договори-ились… что значит – не хо-очешь? Я уже биле-еты купил! Дороги-ие! Мы же с тобой договори-ились… Девушка, вы к кому?
Последние слова относились ко мне. Он смотрел на меня с явной неприязнью и неудовольствием, как на муху, случайно залетевшую в стакан с пивом.
– Я насчет работы! – ответила я, разглядывая обширный живот охранника.
– Вы договаривались? – осведомился он неодобрительно.
– А как же! – отрезала я. – Я говорила по телефону с Николаем Федоровичем.
– Проходите! Второй этаж, налево!
Я двинулась к лестнице, а охранник продолжил свой бесконечный разговор:
– Ки-иса, это я не тебе! Ты же зна-аешь, я же на рабо-оте… да нет, налево – это совсем не в том смысле… это совсе-ем не то, что ты поду-умала…
Я поднялась по лестнице и оказалась в серо-голубом холле, посреди которого в огромном аквариуме стремительно плавала акула – лицо фирмы и символ всего современного бизнеса.
Однако из этого холла я свернула не налево, где располагался отдел кадров, а направо, к арке, за которой находилась приемная руководителей треста.
Акула проводила меня подозрительным взглядом и продолжила свое бесконечное плавание.
Из приемной доносился громкий недовольный голос:
– Если ты хочешь, чтобы тебя здесь оставили, ты должна вести себя по-другому! Только и умеешь, что ногти красить! Секретарь – это ответственная работа…
– Да справлюсь я с этой работой! – отозвался резкий молодой голос. – Не такая уж большая премудрость… с компьютером я получше некоторых управляюсь…
– И внешний вид! Секретарь – это лицо фирмы, так что ты должна выглядеть достойно…
– Ага, одеваться как пенсионерка… – проворчала молодая.
Собеседница не расслышала эту язвительную реплику или сделала вид, что не расслышала, и продолжила: