Урчание приблизилось и перешло в заливистый лай. Генриетта мало кого боялась на свете, а псов и подавно. В Якутске их бегало по улицам видимо-невидимо, кормились на помойках. Но собака в сотне километров от ближайшего населенного пункта? Одно из двух: либо давно одичала, либо ее сопровождает хозяин. И то и другое могло представлять опасность, поэтому Генриетта ружье не опустила, держала палец на скобке.
Лай звучал все отчетливее. Ба, да собак две! Первая брехала горласто, с надрывом, а вторая подвизгивала щенячьим дискантом. Генриетта скользнула по лиственному покрову под свесившиеся ивовые косы. Так себе укрытие, но другого нет.
Из желтой поросли выкатился взлохмаченный ком. Барбоска оказалась размером с упитанного дога или даже больше. Унюхав присутствие постороннего, а вернее, посторонней, дружелюбия она не проявила – уперлась в землю всеми четырьмя лапами и встопорщила густую шерсть.
Генриетта прицелилась, и – святые небеса! – в груди захолонуло, а руки отказались повиноваться. У пса было две головы! Та, что поменьше, крепилась над более внушительной, будто вырастая из холки. Лаяли обе, каждая на свой лад.
Сердце Генриетты ушло в пятки, прожгло подбивки сапог и провалилось в суглинок. Едва ли не впервые в жизни ее сковала оторопь: ни вскрикнуть, ни сдвинуться… А псина уже наладилась прыгнуть, и две ее пасти сочились пенной оранжевой слюной.
Тут из ивняка вылетел остроугольный камень и угодил в ухо верхней собачьей головы. Нервная система все же была общей – жалобный скулеж две пасти издали в унисон. Идолище всем корпусом повернулось туда, откуда произошло нежданное нападение. Генриетта опамятовалась и жахнула в удобно подставленный бок со свалявшимися космами. Двухголовый подскочил на добрых полтора аршина, замолотил в воздухе лапами и шмякнулся на брюхо. Генриетта добила его тремя пулями из нагана. Выбежав из-под дерева, хотела еще и прикладом шарахнуть, но появившийся невесть откуда Вадим отвел ее руку.
– Довольно. Уже не дышит.
Генриетта не знала, на кого смотреть – на предводителя экспедиции, которого считала погибшим, или на порождение Ехидны, которое содрогалось в предсмертных корчах.
– Я думал, такие пугала только в древнегреческой мифологии встречаются, – заметил Вадим, рассматривая поверженную зверину.
К Генриетте вернулся дар речи.
– Пошла Поля полоть в поле… Ты откуда взялся?
– После р-расскажу. Я видел могилу Юргэна, сообразил, что кто-то вынудил вас стронуться с места. Пошел по следам. А когда услышал лай, не р-раздумывал…
– Спасибо! – Генриетта не совладала с эмоциями и прильнула к Вадиму упругой грудью, вздымавшейся под гимнастеркой. – А то я, признаться, сдрейфила…
– Сдрейфишь тут… – Вадим успокаивающе обнял ее, погладил кудряшки. – Не каждый день с оборотнями воевать приходится.
Рощица наполнилась топаньем и хряском, из нее выскочили Арбель и Фризе, оба взмыленные, вооруженные «фроловками», а Арбель еще и «смит-вессоном». Генриетта порозовела, как курсистка, которую застали идущей под локоток с ухажером.
– Кто есть гавкайт? Кто стреляйт? – в два приема выговорил немец и воззрился на Вадима, как на выходца из преисподней. – Лебст ду нох? Ти живой?
– Живой-живой! – Вадим отгрузил ему несильный тумак. – Думал, избавишься от меня? Дудки!
Арбель между тем, встав на колено, рассматривал убитого пса.
– Вот это да! Уф… Это же противоречит естественной науке!
– Не все, что противоречит наукам, нужно причислять к противоестественному, – выдал Вадим и обратился к Фризе: – Что скажешь? Это больше по твоей части.
Тот определил увиденное емким словом:
– Фантастиш! – И дополнил: – Если би у меня биль лабораториум, я би производиль осмотр этот хунд… Вир мюссен… ми должны доставляйт его в Якутск и делайт вскрытий.
– Свихнулся? – Генриетта покрутила пальцем у виска. – Кто бы нас самих туда доставляйт…
Вадим в душе был согласен с Фризе, но и Генриетта выразилась дельно. Тащить уродца некуда, они застряли на Лабынкыре, как мухи в паутине.
– Бросим, а то, глядишь, и нас тут вскроют… как устриц… уф! – Арбель поднялся, обвел дулом револьвера полуголые кущи.
Генриетта не испытывала желания продолжать охоту. Вадим счел это разумным и предложил в одиночку из лагеря не отлучаться. Похоже, тундра окрест озера кишит существами неизученными и отнюдь не безвредными.
– Ти первый уходиль, – напомнил ему Фризе. – Ми искайт, искайт… Никого нет.
Вадим был вынужден признать свою вину. Пока шли к глыбе, возле которой лежали вещи, он в сжатой форме пересказал то, что приключилось с ним за истекшие сутки. Упомянул и о мамонтовой яме, и о дикарях во главе с шаманом, и об отважной Эджене, вступившей в битву с подводным страшилой, и об Артемии Афанасьевиче.
– Яма с костями? – выказал недоумение Арбель. – Мы видели ее, но уже пустую.
– Значит, Толуман приказал перенести бивни в другой тайник. В предусмотрительности ему не откажешь.
Генриетту взволновали вовсе не бивни.
– Налим, он же акула. Псы двухголовые… Сколько тут еще этих гадов?
– Немало, – с уверенностью заявил Вадим. – Кто-то растерзал оленя, а потом и нашего проводника. И это не галлюцинации, не воздействие угольного ангидрида или чего-то там еще.
– Что же это, по-твоему?
– Не знаю. Если уж наука восстает против такого…
– Заг нихт! – вставил вдруг немец, погруженный в раздумья. – Наук не восставаль. Наук знайт пришин. И я знайт.
– И что же это за причина? – хором спросили Арбель, Вадим и Генриетта.
Фризе воздел к облачному небу перст с похожей на пуговицу бородавкой и произнес единственное слово:
– Радиацион.
Вадим ухватил себя за вихор, дернул. Как можно было забыть? Он же читал об этом в журнале «Успехи физических наук»! Человечество уже тридцать лет изучало невидимое излучение, присущее некоторым химическим элементам. И если на заре этих исследований легкомысленный Пьер Кюри из любопытства привязывал к своему предплечью пробирку с радием, вследствие чего заработал тяжелейшую язву, то к середине двадцатых годов нового века воздействие радиоактивных элементов на биологические ткани было уже хорошо известно. Не далее как год назад советские генетики Филиппов и Надсон доказали, что радиационное облучение приводит к самым невероятным мутациям в живых клетках. И вот оно, наглядное подтверждение!
Все четверо уселись у костра. Он требовал подпитки, но никто и не шевельнулся, чтобы сходить за дровами. Не терпелось обсудить сделанное открытие.
– Радиация? – Арбель потер ладонью небритый подбородок. – Я тоже читал… Но чтобы животные превратились в мутантов, подобных тем, какие здесь водятся, необходимо не одно поколение… уф!.. Вы предполагаете, что люди научились добывать радий задолго до Марии Склодовской?
– Почему обязательно р-радий? – Вадим не хотел вступать в ученый спор, но требовалось обосновать теорию Фризе, благодаря которой все происходящее получало удобоваримое истолкование. – Чем вам не нравится уран? Его руды встречаются в природе, и, кстати, есть признаки, указывающие на то, что их залежи расположены на юге Якутии.
– Бездоказательно! – настаивал упертый служащий. – В нашем распоряжении нет достоверных фактов…
Его прервала Генриетта. Она и без фактов приняла Вадимовы допущения и заволновалась не на шутку:
– То есть если мы тут завязнем, у нас рога поотрастают? Или хвосты с плавниками? Мило! Хохлатые хохотушки хохотом хохотали…
– Не переживай, нас раньше сожрут. – Вадим привалился к глыбе и закинул руки за голову. – Начнем прения? На повестке дня пункт первый и последний: что делать?
Конструктивнее всех сегодня мыслил Фризе. Издав для разгона что-то вроде «гм… гм… упс», он разразился речью такового содержания:
– Проблем есть айн и цвай. Айн проблем – ви манн комт… как дойти до населений. Этот проблем ми не разрешайт… не имейт фозможност. Проблем цвай – есть ли в этот вальд, – он показал на лес, – радиацион. Этот проблем разрешайт фюнф минутен.
Он покопался в своем заплечном мешке и бережно поставил на траву средней величины футляр с германским клеймом.
– Счетчик радиацион. Перфект! Немецкий качестфо.
Это был прибор, чей принцип предложил восемнадцать лет назад физик Ганс Гейгер. Фактически ничего нового он не открыл, просто додумался использовать ионизационную камеру в качестве детектора радиоактивных лучей. На поток это изобретение так и не поставили, оно нуждалось в доработке. Но у Фризе в Штутгарте жил племянник Макс – мастер-умелец, – который по собственным чертежам усовершенствовал электрический конденсатор, эмпирическим путем подобрал давление наполнявших его газов и стал производить единичные экземпляры для нужд рейхсвера. Счетчик не отличался надежностью и регистрировал только альфа-частицы, но для обнаружения урановой руды этого было достаточно.
– Так запускайте же его, шайтан бы вас побрал! – вырвалось у всегда интеллигентного Арбеля.
– Айне секунде.
Фризе открыл футляр и достал из него кругляш, схожий с дымовой шашкой и снабженный сверху стеклышком, за которым виднелась шкала с цифрами. Он повозился с проводками, что-то к чему-то подключил, и шкала загорелась неярким желтушным светом.
– Ходиль и смотрель на циффер – не есть удобно, но Макс говориль, будет другой механизмен. Гейгер уже делайт нофый разработка. Детектор издафайт кланг… звучаний. Вот так: цок-цок. Комфорт!
Поделившись информацией, немец с кругляшом в руках обошел вокруг глыбы, под которой приютились путники. Черная стрелка прибора, замершая на нуле, подрагивала, но не предпринимала попыток передвинуться на следующее деление.
– Радиацион нормаль, – провозгласил Фризе. – Без отклонений от природный показатель.
– Тут-то, может, и нормаль, а где-нибудь подальше зашкалит, – предположил Вадим. – Идем вдоль берега.
Что-то подсказывало ему: если источник радиации в наличии, то он должен быть сокрыт в озере. Такие создания, как акулий налим, могли возникнуть только в зараженной воде.