– Положим, так, – сказал Вадим, прикинув, что если перед ним грабитель с большой дороги, то лучше играть в открытую. Какого-нибудь исследователя или переписчика урыть – плевка не стоит. А марать себя убийством представителя всесильных органов – это вам не семечки лузгать.
– Так и знал, что ты мне лапшу вешаешь про научную экспедицию. С твоими талантами только в спецагенты… – Федор Федорович снова засиял улыбкой и неожиданно протянул руку. – Приветствую, коллега.
– Какой я тебе коллега? – Вадим отшатнулся, задетый вопиющей беспардонностью. – На Лубянке таких коллег знаешь куда отправляют?
– Не знаю, как у вас на Лубянке, а у нас на Знаменке кадры вроде меня – на вес золота.
Упомянув про золото, Забодяжный не удержался от смешка. Вадим очумело выпялился на него. На Знаменке располагался Штаб Красной Армии. Но какое отношение к нему имеет этот босяк?
– Я из Разведупра, – бросил Федор Федорович главный козырь. – Прибыл сюда по распоряжению Яна Карловича Берзина. Вот тебе и гелий с калием.
Четвертое управление РККА, которое по привычке называли Разведупром, считалось самым засекреченным подразделением Советских Вооруженных сил. Оно вело свою историю с первого послереволюционного года, когда при Реввоенсовете был создан отдел, координирующий деятельность полевых разведчиков. За восемь лет управление окрепло, получило дополнительные функции и успешно зарекомендовало себя в Гражданскую войну. Ян Берзин, уроженец Латвии, руководил им с двадцать четвертого, а получил он эту должность во многом потому, что еще недавно половину агентов разведки СССР составляли латыши и эстонцы. Со временем картина менялась, и разросшийся штат Разведупра стал многонациональным, что способствовало более эффективной работе на окраинах страны.
– Тебя забросили на Лабынкыр? – только и смог выговорить Вадим. – С какой стати?
– Все-то тебе на блюдечке поднеси… А сам не дотумкал? Если я правильно мыслю, мы с тобой здесь по одной и той же надобе. От наших внешних источников стали поступать донесения, будто бы американцы, японцы и тому подобные буржуи финансируют одного ренегата, который окопался в этой местности. Умно придумал, вша тифозная! Северная пустыня, ни тебе милиции, ни армейских гарнизонов. Власть и та сугубо номинальная.
– Кто этот р-ренегат? Чем занимается?
– По нашим сведениям, он медик, и не абы какой, а гениальный. Но уклон у него, скажем так, специфический. Выводит новые породы животных, скрещивает, гибридизирует… Да ты видел.
– Постой! Все эти кикиморы, что по здешним лесам шастают и в озере плещутся, – его творения?
– Как-то так… Я еще не совсем в тему вник, сложная она. Ясно только – раз капиталисты под этот прожект денежки отваливают, хорошего для России не жди. Вообрази: соберут они полчище эдаких утырков и выпустят против нас! Что тогда? Сплошной крекинг…
Вадиму слабо представлялось противоборство налимоакул и многоголовых псов с новейшей авиацией, броневиками и линкорами, но он не стал прекословить. Пускай Забодяжный доскажет, а там посмотрим, какую линию избрать.
Эмиссар Разведупра пытливо глянул на притихшего слушателя.
– Вижу, сомневаешься… Берзин тоже не поверил. Но факты есть факты. Вот и отправили меня в Сибирь, свести воедино концы и начала. На одном из приисков набрел я на мужичка, и он мне по пьяной лавке выболтал, что добывает золото для чародея, который на Лабынкыре проживает, от всех прячется. Правда, мужичок этот верил, что чародей философский камень изобретает или подобную ерундовину. Для того и золото. Но у меня чутье, как у сеттера, сразу смикитил: оно! Прикинулся дуриком, напросился к нему в помощники, стали вместе песок мыть. А когда намыли изрядно, я ему и говорю: возьми меня с собой к этому волшебнику – вдруг и я на что сгожусь?
Забодяжный приумолк, подышал морозной свежестью. Вадим не торопил его.
– Он для виду покобенился, а после согласился. – Федор Федорович выставил ладонь и подождал, задравши голову к небу. – О, вот тебе и первый снежок… Зима подступает! – Он снова переключился на прошлое: – Нагрузились мы с ним благородным металлом и двинулись к Лабынкыру. Если б не он, я бы сюда никогда не дошел. Дорог нет, сплошная тундра, речки, болота… Но он этим путем уже не раз и не два хаживал. Дошагали благополучно. А перед самым озером он на меня с ножом кинулся…
– Хотел твою долю забрать, чтобы от чародея двойную плату получить? – проявил догадливость Вадим.
– А то! Я ему и нужен был только как носильщик, ну и компаньон, с которым идти веселее. Потому он так легко и согласился, реторту ему в зад… А когда до места добрались, решил от меня избавиться. Чародей бы его по головке не погладил, кабы увидел, что он с собой чужого хмыря притащил. Но и я не лаптем щи хлебаю. Был ко всему готов, зарядил ему прикладом… но малость не рассчитал, зашиб насмерть. Там же, в лесу, и закопал.
– Чем докажешь, что все так и было?
Забодяжный вспылил:
– Да не собираюсь я ничего доказывать! Ты мне не прокурор, а я тебе не подсудимый. Зачем меня было за язык тянуть, если думаешь, что я арапа заправляю?
– Извини… – Вадим и сам почувствовал, что переборщил. – А про зверя, который тебя цапнул, – правда?
– Правда. Я когда этого ханурика землицей засыпал, хотел и золото бросить. Куда мне оно? Но помозговал немного и на косе зарыл, камнем обозначил. Хоть оно, как ты говоришь, и заразное, но государству пригодится. А когда обратно в лес пошел – туда, где вещички остались, – на меня эта тварюка напрыгнула… Дальше ты знаешь.
Детали в рассказе Федора Федоровича гляделись достоверно, Вадим не нашел, к чему придраться. Но сомнения не отпускали.
– Мандат покажешь?
– Какой мандат? – Забодяжный взглянул на него, как на дурачка. – Я же под прикрытием работал. Нашел бы у меня кто-нибудь бумагу из Разведупра – пошли бы все мои труды насмарку, аш-три-пэ-о-четыре… Так что прости, друг, нет у меня верительных грамот.
На мякине не проведешь: у Федора Федоровича на все готов ответ. Кстати, а как его звать-то по-настоящему?
– Да зови, как звал, – отозвался тот. – Я уже привык. Забодяжный – звучит смешно, настроение поднимает, а Федькой моего брата кликали. Погиб на Кубани… – И сразу о другом: – Тебе не кажется, что наша мамзель в передничке с этим чародеем якшается? А то откуда у нее шамовка иностранная взялась и все прочее?
Вывод был очевидным, однако Вадим ушел от обсуждения Эджены и поставил вопрос по-иному:
– А кто сказал, что этот чародей и гений, которого ты ищешь, – одно и то же лицо?
– Все сходится. – Федор Федорович сцеловал с ладони капельки растаявших снежинок. – И коли мы с тобой его заарканим – честь нам и хвала. А коли прошляпим, значит, никуда мы как оперативные работники доблестных структур не годимся. В лучшем случае под трибунал отправят, сто молекул нам в печенки…
– Чтобы под трибунал пойти, надо сперва живыми в Москву вернуться, – напомнил Вадим, но развивать тему не стал. Что проку переливать из пустого в порожнее? Лучше о деле: – Толуман, полагаю, тоже под крылом у мага-искусника. Может, потому тут эта кодла и ошивается, что поручено ей за окрестностями присматривать. Следить, чтобы властелина никто не тревожил, и всех инородных, вроде нас, отсекать безжалостно. Так что… коллега… – Вадим намеренно сделал акцент на этом слове, – надлежало бы нам не от них бегать, а за ними. Да вот незадача: у них ружья и лимонки, а у нас – ни репы, ни морковки.
Федор Федорович одобрительно пригнул копну волос, с которой, вопреки протестам Фризе, он утром содрал бинты и вату.
– Дельно излагаешь. Надо бы извилинами пораскинуть, как через Толумана на нашего чернокнижника выйти и самим на удочку не попасться… А твой дружок Мышкин – он здесь какой суспензией примазан? Сроду не поверю, что сидит себе в якутской дыре ханыга-заумник и мухоморы изучает. На какие тугрики он бы сюда добрался, да еще с таким прицелом, чтобы не на неделю, а на годы обосноваться?
– Это ты в точку, – признал Вадим. – Он и мне покоя не дает. Кто такой? Откуда свалился? Есть два варианта. Первый: он в самом деле прибыл сюда, как ты выражаешься, мухоморы изучать. Но властелин не потерпел бы его присутствия – прислал бы свою чертову дюжину, и они бы избушку гранатами забросали. Не спасли бы ни петарды, ни даже миномет, если есть у него таковой…
– А второй вариант?
– Второй… – Суставы затекли, и Вадим встал, чтобы размяться. – Мышкин и есть властелин. Он же твой маг, и он же покровитель Толумана. Но тогда непонятно, зачем они его халабуду сожгли и куда он делся.
– Шарада! – Забодяжный тоже поднялся. – Боюсь, эта нить для нас оборвана. Остаются Толуман и твоя цаца. Подходец бы к ней подобрать… катализатор какой-нибудь, чтобы реакция быстрее пошла…
Реплика отдавала сальностью. – Федор Федорович вновь взялся за свое. Вадим поскорее подвел черту:
– Эджену не трогай. И не ходи за ней – спугнешь. Я все беру на себя.
– Прям все? – Разведчик ощерил кривые резцы. – А не надорвешься?
Вадим рассчитывал, что Эджена и на другой день придет с началом сумерек. К тому часу он вместе с Забодяжным и Генриеттой обошел дозором прилегавшие к землянке территории. Ухо следовало держать востро, дабы избежать внезапного нападения. Однако сегодня ни Толумана, ни его рати поблизости не было. Федора Федоровича это скорее печалило, нежели радовало. Он костерил оюна, используя самые изощренные формулы из органической и неорганической химии и в целом высказывался на его счет крайне нелюбезно:
– Он по нам уже отходную прочитал, да? Формалин аллотропный… Хоть бы краешком показался!
– А оно нам надо? – апатично вступал в пикировку Вадим. – По мне, сейчас от них лучше держаться подальше.
Генриетта отмалчивалась. Она не отходила от Вадима ни на шаг, шла как привязанная, дышала неровно, и две возвышенности на ее груди вздымались и опадали со сбоем ритма, словно ее мучила астма. Что так тяготило высокорослую милиционершу? Будь объект ее вожделения более внимателен, он бы с лету распознал в повлажневших девьих очах любовную негу. Но объекту было невдомек – он не удостаивал ее даже мимолетной поглядкой, углубился в лицезрение оголившегося леса и ни о чем не думал.