На ум Вадиму пришла одна-единственная ассоциация, но он помедлил, прежде чем ее озвучить:
– Вы случайно не р-родственник генерала Беляева, который был военным министром при царе?
– И близко нет. Свою биографию я вам уже излагал, еще когда мы в поезде из Свердловска ехали. Она подлинная.
– Почему же вы тогда не настоящую фамилию назвали, а псевдоним?
– Из осторожности. Время неспокойное, вон сколько недобитков среди нас живет… Если станешь каждому вагонному попутчику всю подноготную про себя выкладывать, неприятностей не оберешься. Потом-то я понял, что опасаться вас не следует, но вы меня больше ни о чем не спрашивали.
Презатейный человек, этот Александр Романович Беляев! Выбраться бы да почитать, что пишет. Но такой возможности не будет. Помрут в подземном капкане оба – и автор, и его несостоявшийся читатель.
Вода покрыла колени сидящих, залила операционный стол, на котором лежала Эджена. И тут произошло непредвиденное: в условиях, когда обычный хомо сапиенс утонул бы, захлебнувшись, тунгуска вдруг ожила – задвигалась, заскребла ногтями по столу. Вадим тотчас оказался возле нее, приподнял голову над водой. Эджена тщилась что-то произнести. Она уже не дышала как человек, но еще могла делать это как рыба. Вадим снова опустил девушку на стол. Ее взгляд слегка прояснился, она мимикой дала понять, что в состоянии говорить. Он вновь поднял ее, взяв на руки.
– Спасаться… Юкит в моя гулэкэн, слева от полка… Там и тынна…
Выдохнув с этими словами остатки воздуха из легких, Эджена замолчала, резко вытянулась и превратилась в обвисшую тряпичную куклу. Вадим не вдумывался в то, что с ней произошло. В голове крутились ее слова, понятные без перевода: «Выход в моей комнате, слева от полки. Там и ключ…»
– Александр Р-романович, бежим!
Писателю-конторщику не нужно было повторять дважды: он соскочил со столика, на котором сидел, как на насесте, и очутился возле двери.
– Вадим Сергеич, там уже под потолок… уф!.. Будем прорываться. На счет «три»… Раз, два…
– Три! – Вадим сорвался с места и, не выпуская Эджену, головой вперед ринулся в дверной проем, откуда ему навстречу обрушился водопад.
Арбель не ошибся – вода в коридоре колыхалась футах в двух ниже потолка. Когда ей открыли широкий проход в операционную, уровень понизился, но ненамного. Вадим шел на цыпочках, посекундно подскакивая, чтобы вдохнуть, но тяжесть снова заставляла его опуститься на пол. Фантаст плыл около – поддерживал Вадима под руку, оберегал от столкновений со стенами.
У комнаты Эджены Вадим подпрыгнул, наступил на скобу засова и, выставив голову из воды, пробулькал:
– За дверью воды меньше. Надо проскочить побыстрее. Давайте еще р-раз на «три»…
Все комнаты в подземелье, как и операционная, закрывались плотно, но не герметически. Вода проникала повсюду. Обитель Эджены напоминала непрозрачный аквариум, но он еще не наполнился доверху, и в нем, по крайней мере, можно было стоять. Задраив дверь изнутри, Арбель бросился к полке, уставленной догоравшими свечами. Они как будто предчувствовали, что их скоро зальет, и боязливо трепетали.
Тук, тук, тук… Да! Слева – как и говорила Эджена – обнаружилась полость. Арбель сорвал деревянную панель и отворил проход в спасительный туннель.
– Лезем, Вадим Сергеич, а то и его затопит!
– А Эджена? Нам не протиснуться… Я ее не оставлю!
Арбель взял тунгуску за ватное запястье, прижал пальцем жилку.
– Пульса нет, она мертва. И как человек, и как рыба…
Вадим заторможенно уложил ее в ванну – туда, где нашел получасом ранее. Сейчас, когда он потерял ее навеки, вдруг показались такими пустячными все ее несоответствия природным канонам и его предубеждения, с этим связанные. Но что казниться и сожалеть, когда ничего уже не исправишь…
– Прости… – принес он запоздалое и ненужное покаяние. – Прости, если что не так… И спасибо за все.
Вода дотянулась до нижнего края отверстия, ведшего в туннель. Еще чуть-чуть – и польется внутрь. Но Арбель не подгонял Вадима, понимая своей чуткой натурой, что творится на душе у товарища.
Вадим отвел глаза от Эджены, снял шинель и разулся – так легче было пролезть в дыру. Арбелю проще – из одежды на нем одни подштанники и рубашка, обуви нет, отобрали перед операцией.
– А что они с вами сделать хотели, Александр Р-романович? Тоже жабры пришить? Или крылья?
– Меня в известность не поставили. Крылья – это сейчас лишнее, а вот от жабр и плавников я бы не отказался. В нашем положении пригодились бы.
– Это точно.
– Ступайте вперед, Вадим Сергеич. У вас первоклассное зрение, а я и на свету слепой, как крот…
Вадим принял предложение и первым вделся в узкий проход. Он прополз по нему и увидел под собой решетку. На вбитом в камень крюке висел ключ.
Спасла! Дважды спасла жизнь неблагодарному русскому сибирская нереида. А если вспомнить битву с акулоналимом, то и трижды.
Руки подрагивали – и от холода, и от внутреннего напряжения. Вадим снял с крюка ключ, но долго не мог вставить его в прорезь замка, думая, как глупо оборвется жизнь, если этот стерженек с затейливой бородкой выскользнет и провалится сквозь прутья. Позади болезненно похрипывал туберкулезник Арбель – вот уж кому купание в ледяной воде категорически противопоказано! А она все прибывала и прибывала.
Дужка выскочила из замка, и поднять решетку не составило труда. Вадим и Арбель разом спрыгнули в бочаг, за которым начинался другой туннель – непосредственно в озеро. Эта дорога Вадиму была уже известна.
– Плыть долго, – уведомил он литератора. – Сколько вы можете не дышать?
– Н-ну… не считал…
– Тогда надуйтесь воздухом до предела и хватайте меня за штанину. Я вас вытащу. Только ни в коем р-разе не р-раскрывайте р-рта, не то наглотаетесь воды – и мементо мори.
Сверху закапало – это добралась до лаза с открытой решеткой вода из затопленного подземелья. Воздушная пробка становилась все меньше, давила на уши. Медлить нельзя было ни минуты.
– Вперед! – Вадим сгруппировался и, не зажмуриваясь, поднырнул под свод туннеля.
Он летел стрелой, видя перед собой мельтешение пузырьков и разматывающийся серой лентой проток. Отталкивался от стенок руками и одной ногой – в другую тисками впился Арбель. Надо отдать должное – он не замедлял движения, а, напротив, помогал как мог, подталкивая сзади, когда Вадим на поворотах сбрасывал скорость.
Вырвавшись из водяного плена, они растянулись на берегу, но примчавшийся с океана и нахолодившийся над тундрой зюйд-вест не позволил как следует передохнуть, и загнал их в заросли, где было немногим теплее.
Арбель закоченел и свернулся клубком, обхватив руками согнутые и прижатые к животу ноги.
– Г-г-где ж-же н-н-наши?.. – выжал он из себя, заикаясь.
Ни Фризе, ни Забодяжного не было видно. Ночь уже накинула на землю аспидно-черное покрывало, на котором не проглядывали ни звезды, ни месяц. Вадим определил: подземное заточение длилось не меньше пяти часов.
– Идемте! – сказал он Арбелю. – Надо двигаться, иначе переохлаждение… Дойдем до землянки, там огонь, горячий чай…
– Я н-не д-д-дойду, – отозвался прозаик. – М-мне не в-встать…
Вадим взял его за плечи, принялся тормошить, но и сам быстро утратил силы. Нет, до лагеря не доплестись, а ночь на холоде в мокрой одежде они не переживут.
– А как же ваша книга? Так и не напишете?
– В-в-видать, н-не с-с-суждено… С-се ля в-ви, к-как г-г-говорят у н-них в П-париже…
Царство Морфея затягивало Вадима в свое липучее лоно. Измученный организм отказывался сопротивляться, перед гаснущим взглядом раскачивались размытые кляксы. Собрав последние силы, он выхрипел:
– Э-з-зй! Кто-нибудь! Мы здесь!..
Кто мог услышать этот придавленный и, по выражению Макара Чубатюка, панихидный призыв? Разве только тот, кто сыскался бы шагах в десяти от льдистых камышей, в которых залегли двое несчастливцев…
И такой человек сыскался. В миг, когда мертвенная сонливость уже почти поборола Вадима, камышины раздвинулись, и между ними обрисовался фронтон Федора Забодяжного.
– Вот они где, ясны соколы! – возрадовался он и подозвал к себе Фризе, который явно был где-то неподалеку. – Иди сюда, пруссак, глянь! И Шурик здесь… Жив, курилка! Разлеглись, как Бойль с Мариоттом, а мы их по всей Якутии шукаем…
Глава X,в которой герои наблюдают игру в футбол и совершают забег на длинную дистанцию
Вадим плохо помнил, как его и Арбеля доставили в землянку. Он начал осознавать реальность, когда они уже сидели у костра, освещенные протуберанцами пламени, вбирали в себя исходившее от него тепло, а Фризе священнодействовал, готовя в пустых консервных банках целебные настои из трав и ягод.
Забодяжный, услыхав рассказ о гибели Толумана с Эдженой и о ликвидации лаборатории, порывался бежать на поиски Мышкина.
– Надо ловить его, пока далеко не ушел! К утру он уже верст десять отмахать успеет – черта с два мы его тогда догоним…
Но Вадим придерживался противоположного мнения:
– Куда он ночью пойдет? По тундре, с грузом… Если ему и известна дорога к Томтору или к Оймякону, логичнее выйти на заре, по свету. Он ведь уверен, что утопил меня и Арбеля вместе с лабораторией.
– И где, он, по-вашему, сейчас скрывается? – спросил писатель, отогревшись и перестав заикаться.
Немец отпоил его настоем, уложил на подстилку и проводил массаж грудины, возвращая легким способность работать в полную силу.
– Экельхафт! – печалился Фризе, отбивая чечетку ребрами ладоней. – Перемерзайт, и весь терапий насмарка…
Больше месяца он своими сеансами избавлял Арбеля от приступов обездвиживания и теперь досадовал по поводу того, что курс лечения нарушен.
– Он где-то на берегу, – размышлял Вадим. – Изба сгорела, но у него может быть и другое лежбище. Или у себя в колоколе ночует.
– Накрыть его там, как мыша! – Забодяжный смял банку из-под тушенки в бесформенный комок, за что получил нагоняй от Фризе: