– А сделки? – спросила я.
– Какие сделки?
– Я заключила недавно магическую сделку. Очень важную. Нельзя, чтоб она отменилась.
– В ее условиях есть что-то, касающееся твоего пребывания здесь?
– Нет.
– В ней есть невыполненные условия?
– Нет.
– Тогда она не отменится. Входи в купальню.
Конечно, было немного не по себе раздеваться перед чужим мужчиной. Стиснув зубы я начала было расстегивать плащ.
– Нет, – остановил он меня. – Одежда тоже. И все вещи, сумки. И конь. Бери его за узду и заходи в купальню.
Я обрадованно запахнула обратно плащ и шагнула вместе с жеребцом в купальню.
Ощущение было очень странным. Во-первых, я не намокла. То, что сверху казалось водой, на самом деле было чем-то иным. Тонкая колышущаяся пленка на поверхности, а под ней вязкий густой дым. Пленка коснулась моего платья, щиколоток, забралась в ботинки, пробежалась по ногам, поглотила плащ, дошла до шеи. Я задержала дыхание и нырнула. Лица коснулось что-то мягкое, погладило, обследовало, поерошило волосы и отступило.
Я вынырнула.
– Можешь выходить, – подсказал веретенник. И мы с конем выбрались на противоположный край купальни. – Как тебя зовут?
– Айшания.
– Надолго ли к нам?
– Я надеялась, навсегда, – сказала я, опасаясь, как бы он не воспринял это как наглость. – Не нужна ли кому-то из ваших мастеров ученица?
Перед привратником на столе лежало большое зеркало. Его нижняя часть была расчерчена на небольшие квадраты, с выгравированными внутри знаками. Последние два ряда были заняты буквами. Мужчина прикасался к ним, набирая мое имя. В отображающейся в верхней части зеркала огромной книге, лежащей, видимо, где-то далеко отсюда, тут же высвечивалось написанное. Сведения обо мне, цель прибытия и даже перечень моего имущества, включая коня. Все это давало о веретенниках представление как об очень продуманном народе, ценящем точность.
Мужчина пристально посмотрел на меня. Цепкий как паутина взгляд приклеился к моему лицу. Только бы он не решил, что я старовата, чтоб поступить в ученики.
– Я донесу Верховным о твоем желании. Они посмотрят в Книги Мастеров и дадут ответ, – он внес соответствующую пометку в поле «цель прибытия».
– Спасибо, – я склонила голову в почтительном поклоне.
Привратник прикоснулся к квадратику на зеркале с точкой внутри, и почти тут же дверь за его спиной открылась и на пороге возник очень молодой парень, почти подросток.
– Проводи госпожу в гостевое крыло.
Паренек молча поклонился и забрал у меня повод коня.
– Отдохни пока. О твоем коне позаботятся, – сказал мне привратник. – Когда будет ответ, тебе сообщат.
Маг-поисковик клана Бастиана Славного недоумевал. Смотрел на карту и не понимал, что происходит. Он тщательно следил за двумя беглецами, которых разыскивали хозяева. Накануне днем две красненькие точки, до этого двигавшиеся по карте вместе, разделились. Одна по-прежнему определялась возле слияния двух рек у Патвика. А вот другая смещалась на юг. Что там могло произойти. Почему они разошлись? Придумали какой-то обманный маневр? Или предателю просто надоело возиться с надоевшей спутницей? А может он просто наигрался с ней, да потерял интерес? Ух, маг бы с ней тоже поиграть не отказался. Красивая. Понятно, почему молодой хозяин так злится. Не мог мужчина не воспользоваться ситуацией, находясь рядом с женщиной. А тем более, если он северянин, пытающийся сорвать союз двух ближайших соперников. Возможно и то, что он передал пленницу какому-то своему сообщнику, чтоб запутать след.
Сегодня вторая точка, принадлежащая девчонке, пропала с карты совсем. Сначала маг-поисковик Карлиас решил, что просто просело заклинание, потому оборвалась связь. Проверил. Все работало. Но огонек девушки на карте так и не появился. Он поискал ее дополнительными приемами. Он, черт возьми, обшарил всю местность в той стороне карты, где в последний раз наблюдался красный огонек беглянки. И тогда маг предположил, что девушка мертва. Правда, эту теорию пришлось тут же отмести как несостоятельную, потому что огоньки мертвых тускнеют, сереют, но остаются на месте павшего. А здесь ничего. Пусто. Ни следа. Мог ли кто-то сделать девчонке столь сильную магическую защиту? Или чья-то чужеродная магия гасит сигналы. А может, девчонка просто вошла в Белый лес. Одна? Без помощи? В этом случае, она просто несчастная самоубийца. Белый лес никогда не давал магам видеть что-то или кого-то внутри себя. И там достаточно собственной магии, чтоб сбить поисковика со следа. Значит, рядом с ней все-таки кто-то есть. В любом случае, хозяева будут недовольны. Особенно молодой наследник.
В голове словно мельничные жернова грохотала боль. Она перемалывала любые попытки мыслить трезво.
Он не дома. Он, кажется, в дакат-рунае. Почему он с кочевниками? По всей видимости, он тесно подружился с ними. Зачем? Он не помнил.
Он спустился на Равнину, чтоб закупить вина и недостающих продуктов к зиме. Он ведь был в Мьяри. Где вино? Почему не купил? Передумал? Или купил?
Что случилось между Мьяри и тем местом, где он находился сейчас, Нирс помнил очень смутно.
Вокруг него вьюном крутилась рыжеволосая девушка. Данка. Дакатка. Ее саму он помнил хорошо. Заботливая она. Ласковая. А вот, почему она упорно ластилась к нему, стараясь прижаться поближе, он понять не мог.
Она вела себя так, словно между ними было что-то большее, чем отношения двух случайных попутчиков. Гладила его по лицу, обнимала. В ее карих глазах жидким огнем пылало желание. А Нирс не помнил, когда успел дать ей повод так приблизиться. Вот и сейчас. Она буквально втиснулась в его объятья, обернув его руки вокруг себя. А он смотрел на собственные сцепленные в замок пальцы, пытаясь отыскать в своей душе хоть намек на какие-то чувства к ней, и не находил ничего. Совсем.
Не в его правилах заводить случайные связи. Он даже со шлюхами всегда был осторожен. Что могло измениться теперь в то время, которое он почему-то почти не помнит?
Он лихорадочно рыскал по закоулкам собственной памяти в поисках ответов, продирался сквозь головную боль и не мог нащупать след.
В открытую дверь повозки было видно кусочек серого осеннего неба. Пахло гарью. Слышались голоса дакатов, обрывки разговоров, плач. Страшный, похожий на вой. Так оплакивают только погибших любимых.
– Что случилось? – горло ощущалось таким сухим, словно Нирс съел стакан песка, не запивая.
– На нас напали лесные разбойники, – пояснила девушка, не отлипая от его груди.
– Я дрался? – он не без усилия отцепил от себя дакатку и оглядел себя, отмечая рваные дыры в кожаном камзоле.
– Дрался. Тебя ранили ножом. Прямо по рукоять вошел. Ты не помнишь? – удивилась девушка.
– Не помню… – он потер виски ладонями.
– Тебя сильно ударили по голове, – сочувственно сказала Данка. – Наверное, поэтому ты и не помнишь. Я опасалась, что так может случиться. Ты упал как мертвый.
– А кто залечил мои раны? – спросил он, просовывая пальцы в неровную дыру, оставленную явно каким-то широким лезвием. – Боги, если такой нож вонзился в меня по рукоять, я должен быть уже мертв.
– Я! Я залечила, – она всхлипнула и снова обняла его. – Духи помогли мне. Смилостивились. Я так испугалась за тебя. Думала, не успею. От ножа вылечила, на голове тоже. Только вот, видимо, сверху-то все зажило, кости срослись, кожа – тоже, а внутри от удара что-то нарушилось. Но ты не бойся. Это со временем, возможно, пройдет.
В мыслях и чувствах царил полный беспорядок. По словам дакатки выходило, что они с Нирсом близки. Насколько? Он успел сделать ей предложение и забыть об этом от удара по голове?
Она потянулась к его губам, прижалась с пылким поцелуем. Она плакала, гладила его по щекам, по груди, обнимала за шею. Она красивая и, кажется, действительно влюблена в него, а у него на нее не откликалось ничего. Совсем. Ни душа, ни сердце, ни даже тело.
– А пока я позабочусь о тебе. Я же так тебя люблю!
– Данка, ты прости… – он легко отстранился.
– Что? – недоуменно посмотрела она. На ее щеках блестели крохотными бриллиантами слезинки. А его это сокровище не трогало. – Ты больше не любишь меня?
– Я не помню. Прости… – сказал, а ее плечи словно поникли под тяжким грузом его слов.
– Как? Ты не помнишь о нас? Совсем? – на ее лице появилась скорбная маска боли.
– Я помню тебя, твое имя. А остальное – нет. Может со временем я вспомню.
Она отошла на край повозки и села на порог, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом.
А он вдруг почувствовал себя подлецом, хотя даже не помнил, в чем именно виноват. В том, что не мог ответить так, как этого от него ждали. А она ждала. Жаждала.
Как он может не помнить? Как? Никак.
Она подняла голову и посмотрела на него понимающе-печально. В ее голосе сквозила боль и разочарование.
– Значит, удар имеет куда более серьезные последствия, чем я предполагала. Но это ничего. Я помогу тебе вспомнить, – утерев слезы, воодушевилась она. – Ты не переживай. Я потерплю. Подожду, пока ты снова полюбишь меня.
Ее слова должны были бы, наверное, вызвать облегчение или благодарность, но Нирс испытывал только необъяснимые раздражение и чувство вины. Перед ней. Перед собой. Как мог забыть настолько, что даже отдаленного отклика на нее не возникло?
А может он уже настолько обезумел от одиночества, что отважился на связь с женщиной, не рассчитывая на что-то серьезное. Хотел поразвлечься с ней? Он не помнил. Могло ли произойти в то время, ускользнувшее из памяти, нечто такое что бы настолько перевернуло его сознание? И почему сейчас эта мысль вызывала в нем отторжение?
Нирс запутался. Ему хотелось остаться одному и подумать. Чтоб унялась головная боль.
Он прошел мимо дакатки, намереваясь выйти из повозки.
– Ты куда? – забеспокоилась девушка, схватив его за руку.
– Прогуляюсь немного. Подышу свежим воздухом.
– Не ходи. Ты еще слаб после ранения. Останься лучше здесь, в моей повозке. Отдохни.