– Ты прав. Нам повезло, по сравнению с моими дартфордскими друзьями. Когда я была там в начале года, каждый вечер случались тревоги, а сюда немцы залетают нечасто, через залив Ферт-оф-Форт и иногда сбрасывают бомбы на соседние поля, но, когда мы слышим вой моторов, держимся за руки, и наши прелестные польки начинают петь.
– Звучит неплохо, особенно та часть, в которой вы держитесь за руки. Но старина Гитлер полон решимости захватить мистера Черчилля и уничтожить Лондон.
– Он никогда этого не сделает, против наших сил ему не выстоять. Моя подруга Дейзи служит во вспомогательных войсках ВВС. Ее старший брат в немецком концлагере, – грустно добавила она.
– Я благодарен им, Грейс, но просто не могу делать то, что делают они.
Неужели этот прекрасный вечер испорчен?
Джек тоже ощутил перемены в ее настроении и сделал очевидное усилие развеселить девушку.
– Пожалуй, отвезу тебя на ферму. Хорошо, что не нужно спешить на дойку.
Грейс рассмеялась.
– Да, миссис Флеминг сама доит трех коров, но мы все равно встаем до пяти. На ферме некогда спать допоздна. Разве что в выходной. Но две девушки, обе корнуолки, побывали в месте, где есть правило: если вы опоздали к завтраку, придется обойтись без него.
– Возмутительно. Стоимость еды вычитается из жалованья трудармеек, да еще вперед. Это так непорядочно! Надеюсь, они пожаловались.
– Понятия не имею. Я бы точно не стала спорить с миссис Лав!
Джек хмыкнул и прижал ее к себе:
– Да ты ссорилась со всеми!
– Но не из-за себя. Вряд ли я сумею бороться за себя. Сэм, брат Дейзи, всегда заботился о тех, кто слабее.
Они подошли к машине, но прежде чем открыть дверь, Джек повернул Грейс лицом к себе.
– И ты влюбилась в большого и сильного Сэма. И хочешь быть, как он. Прекрасная история, Грейс. Надеюсь, он тоже тебя любит.
– Глупости! Кроме того, он влюблен в мою подругу.
Джек открыл дверь машины и подождал, пока девушка сядет, прежде чем обойти ее и устроиться на пассажирском сиденье. Молча завел мотор и выехал на дорогу.
– Спасибо, что повел меня в кино. И за то, что угощал шоколадом.
Он улыбнулся ей, и Грейс облегченно вздохнула. У него такая чудесная улыбка!
– Не за что, мисс Патерсон. В следующий отпуск я попытаюсь угостить вас чем-то повкуснее трехпенсовых несвежих шоколадок.
– Почему несвежих? – возразила Грейс, но в мозгу вертелось: «в следующий раз, в следующий раз…»
– Вы, мисс, ничего не ели, так что откуда вам знать?
Неловкий момент прошел, все стало обычным. И они спокойно заговорили о работе, последних новостях и даже о том, что собираются делать, когда закончится война.
– Надеюсь, ты продолжишь учебу, – сказала Грейс, любуясь пролетавшими мимо освещенными луной пейзажами и – шокирующим зрелищем для того, кто привык к затемнению на юге Англии, – редкими освещенными окнами.
– Эти идиоты, похоже, забыли, как близки к Эдинбургу. Правильно, показывайте немцам дорогу! – злился Джек на беспечных хозяев, не отвечая на вопрос.
– У нас было несколько опасных моментов. Над Абердином они летают постоянно и, конечно, над Глазго и пристанью. Полагаю, хотят разбомбить мост через Ферт-оф-Форт, может, несколько заводов. Но не волнуйся насчет освещения, охрана заметит их. Джек, надеюсь, ты планируешь вернуться в университет?
– Сначала я должен выжить.
Она отшатнулась, как от удара. Выжить? Точно, он же будет водить санитарные машины под градом пуль и снарядов.
Сердце сжалось от ужаса.
– Но ты выживешь! Ты должен!
Он всмотрелся в ее лицо в слабом свете луны.
– Милая, милая Грейс. Тебе действительно не все равно.
– Конечно, не все равно.
– Я должен поцеловать тебя. Целый вечер только об этом и думал.
Джек свернул к поросшей травой обочине и остановил машину. И, не ожидая, пока она что-то скажет, притянул к себе и стал страстно целовать. Куда более умело, чем в прошлый раз.
Грейс была удивлена силой первого поцелуя. И просто приняла его, подставив губы. Джек отстранился, посмотрел ей в глаза и осторожно обвел контуры ее лица, щеки, лоб, нос, и, наконец, губы. Его прикосновение воспламенило ее. Он снова наклонился, чтобы поцеловать ее, но наткнулся на рычаг переключения скоростей и выругался.
– Я не могу как следует поцеловать тебя на переднем сиденье машины…
Он немного подумал, прежде чем продолжить:
– Сзади есть чудесное сиденье. Не… не посидишь со мной там несколько минут? Слишком холодно, чтобы целоваться на улице, и, возможно, Флеминги не обрадуются, если одну из их работниц станут целовать у входной двери.
Она колебалась. Он увидел это и сказал:
– Не бойся. Я хочу… я хочу, чтобы ты писала мне, как обещала, и чтобы мы увиделись, когда приеду в отпуск. Хочешь этого? Я не бесстрашный солдат, но иду в бой. Если не пожелаешь, так тому и быть.
– Конечно, я хочу писать и получать письма от тебя. Просто мистер Бруэр всегда запрещал моей подруге Салли садиться на заднее сиденье машины.
– Пара поцелуев, Грейс, чтобы было что запомнить. О боже. Это звучит так похабно. Именно так выражается любой распутник. Прости, мне не следовало просить тебя об этом.
Он сел прямее и протянул руку, чтобы повернуть ключ зажигания, но Грейс остановила его:
– Несколько поцелуев, пока ты не вернешься живой и здоровый. Верно?
– Конечно. Но я не собираюсь на тебя давить. Я уважаю тебя и хочу, чтобы мы переписывались и виделись время от времени.
Она отвернулась от него, открыла дверь машины, вышла и уселась на заднее сиденье. Джек последовал за ней.
Они немного посидели, спокойно глядя друг на друга. Грейс ощутила, как жар охватывает тело, а сердце бьется так громко, что он вполне может это услышать. Значит, это смятение и есть любовь? Но у нее не осталось времени подумать, потому что Джек с чем-то вроде сдавленного стона притянул ее к себе и стал целовать.
– Во имя всего святого, Грейс Патерсон, в какое время ты являешься? Мы тут с ума сходим от беспокойства, потому что отвечаем за тебя. И позволь сказать…
Миссис Флеминг показала на большие старые напольные часы в прихожей.
– Еще две минуты, и я позвонила бы миссис Элис, утром, конечно. Где это ты была?
И без того раскрасневшееся лицо Грейс побагровело. Она подняла трясущуюся руку, пытаясь пригладить наверняка растрепанные волосы.
– Мы ходили в кино, на ковбойский фильм, а потом вернулись.
– И, полагаю, останавливались полюбоваться видом.
– Мы встретимся, миссис Флеминг, когда Джек вернется, а пока будем писать друг другу. Я дала ему свой адрес.
– От души надеюсь, что больше ты ему ничего не дала. Иди наверх и не буди остальных.
Весна пришла во всей пышной красе, словно природа вознаграждала семерых трудармеек за терпение, с которым они выносили все невзгоды прошлой зимы. Но от Джека не было писем. Грейс пыталась скрыть возрастающую тоску от остальных, но чувствовала вопросительные, хоть и заботливые взгляды Евы и Кати. Взгляды миссис Флеминг не были столь дружелюбны. Как-то утром она застала Грейс одну на огороде.
– Последнее время ты выглядишь ужасно расстроенной. С тобой ничего такого не случилось?
Грейс подняла глаза от моркови, которую прореживала, и попыталась улыбнуться.
– Нет, миссис Флеминг, ничего.
Жена фермера молча оглядывала ее с головы до ног, пока не вспыхнула:
– Если у тебя есть что сказать, лучше сделать это пораньше, – бросила она, не отводя глаз.
– Мне нужно работать…
Миссис Флеминг издала звук, удивительно похожий на фырканье колли, и отошла. Грейс снова занялась делом. Но мозги продолжали работать так же бешено, как руки.
– Что, если? Что, если…
«Но это не может быть что-то еще. Господи боже, что же мне делать, если я… Куда идти? Почему Джек не пишет? Он не уважает меня. А вдруг он ранен? Скажет ли ей леди Элис, если… да узнает ли она?»
Она так привыкла находить утешение в работе на земле. Но сегодня желанный покой не приходил.
Тело наполняли воспоминания о времени, проведенном с Джеком. Даже мысли об этом наполняли ее наслаждением. О, она не хотела, чтобы это случилось. Джек снова и снова заверял ее, что ничего не будет. Но все было. И оказалось, что это прекрасно. Чувство полной принадлежности кому-то, любить самой и быть любимой… ничего такого она до этого не испытывала.
И тут женщина с клубничного поля, словно мираж, появилась из ниоткуда на ухоженном огороде. Девушка увидела, как она улыбнулась и наклонилась ближе и произнесла:
– Мой маленький, драгоценный ягненочек, моя родная Грейс.
«Моя мать? У нее такой приятный голос. Но может, я слышу его в своем воображении? Я должна найти ее или узнать, что случилось с ней и почему меня…»
Гигантская волна тошноты поднялась в желудке Грейс, и она едва успела повернуться от огорода. Струя рвоты выплеснулась на низкую каменную ограду.
Дрожа, вся в поту, она немного посидела на земле, пока буря внутри не утихла.
– Ты здорова?
Это была Джейн, еще одна из трудармеек.
– Господи, девочка, ты ужасно выглядишь! Сначала разговариваешь с собой, а потом наизнанку выворачиваешься. Как скажешь Флемингам, что ты с начинкой?
– С начинкой?
Грейс никогда раньше не слышала этого выражения.
– Беременна, идиотка ты этакая.
– Беременна? О нет!
Но Грейс пришлось признать, что проблема, которуой она старалась избегать несколько недель, существует и другие девушки тоже так считают. Найдется ли у нее мужество…
– Нет-нет, я чем-то отравилась, вот и все. Пожалуйста, Джейн ничего не говори.
– И не придется, если будешь продолжать так себя вести. Я должна свалить дерево и искала того, кто бы мне помог, но от тебя толку мало.
– Я помогу и закончу прореживать морковь. Нужно прополоть лук, но я займусь этим после обеда. Я никогда не рубила деревьев.
– Я тоже, но это никого не волнует. Пойдем. Но если тебя опять начнет рвать, выдам миссис Флеминг твою тайну.