Заглянул вопросительно в глаза.
– Двое, – сказала Полина. – Мальчик и девочка, – и зарделась.
Еще не поняла, что про детей – это не всерьез, а ради смеха. Ползунов расхохотался и поставил окончательный диагноз:
– Ну я же говорил – дура. Дура ты и есть. На черта они тебе нужны, спиногрызы? Что с ними будешь потом делать?
– Когда – потом?
– Когда я тебя брошу.
Полина судорожно вздохнула и опустила глаза.
54
Кириенко позвонил Тосуняну сразу, едва ушел Ползунов.
– Тосик, есть дело.
– Какие дела, Кирьян? К черту все дела.
По голосу было ясно – Тосик опять пьян.
– Ты приезжай, – сказал Кириенко. – Дело очень важное. Тебе Жорж привет передает.
Повисла пауза.
– Какой Жорж? – спросил наконец Тосунян вмиг протрезвевшим голосом.
– Тот самый, – ответил Кириенко и положил трубку.
Тосик примчался через четверть часа. Он был небрит, имел по синяку под каждым глазом и в довершение всего напуган так, что не мог этого скрыть. Сел в кресло. Кириенко втянул воздух носом и поморщился.
– Какую гадость ты пьешь?
Тосик его не удостоил ответом, сказал, подозрительно всматриваясь в лицо приятеля:
– Что ты там говорил по телефону?
– Жорж обнаружился.
Тосунян пьяно замотал головой.
– Не-е, не может быть. С того света, что ли?
– С того света. Полчаса назад сидел в моем кабинете.
Кириенко показал на свою рубашку без половины пуговиц.
– Это он меня так приветствовал.
– Ты все врешь.
– А мне нет смысла врать, Тосик. Зачем? Я говорю то, что было.
– Его же расстреляли.
– Его не расстреляли. И теперь он пришел за своей долей. Хочет, чтобы мы его отблагодарили за то, что он не сдал нас в тот раз.
– С-с-сколько? – спросил Тосик, заикаясь.
Хмель у него еще не выветрился, и он плохо соображал.
Кириенко вздохнул:
– Он не хочет конкретную сумму. Он хочет бомбить нас постоянно. Каждый месяц.
– Бомбить? Своих?
Кириенко засмеялся и покачал головой:
– Ты не врубился, как я вижу. Мы для него теперь не свои. Теперь денежки врозь. И он будет нас шантажировать всю оставшуюся жизнь.
Всю оставшуюся жизнь – это слишком долго. Даже Тосунян понимал такие вещи. И поэтому он растерялся.
– И что дальше? – спросил, всматриваясь в лицо приятеля с тревогой. – Что нам делать?
– Жизнь укоротить.
– К-кому?
– Жоржу, рэкетиру этому занюханному. Нет Жоржа – нет проблем.
Кириенко поднялся из-за стола, подошел к окну. Солнце поднялось, раскаляя пыльный асфальт. Мальчишки натирали до блеска кириенковский «Мерседес».
– Он в зоне, наверное, провел все эти годы, – сказал задумчиво Кириенко. – Выпал из жизни. Все уже изменилось, только он остался прежний. Я от наездов этих тупых отошел давно, дело свое на ноги поставил, про рэкет забыл, будто его и не было, и вот приходит из зоны Жорж – а я для него теперь враг. И он меня данью хочет обложить. И за кадык будет держать до тех пор, пока кто-то из нас двоих не сдохнет. Так пусть это будет он, а?
Отвернулся от окна. Тосунян сидел в кресле и вид имел потерянный.
– Он у матери, наверное, остановился. Вечером сегодня к нему в гости пойдем. Поговорим за жизнь.
– И я? – спросил Тосунян.
– Конечно. Вдвоем – оно сподручнее, Тосик. Твой ствол близко?
– Недалеко.
– Приезжай к шести.
– Сюда?
– Нет, сюда не надо, – всполошился Кириенко. – Давай встретимся у гастронома.
– В шесть?
– В шесть.
На том и расстались.
55
Хатыгов отправился в Екатеринбург сразу же, едва оттуда сообщили, что в ходе оперативных мероприятий установлено появление человека, похожего на Ползунова. Проверку проводили по поручению Виталия Борисовича, и, когда сигнал поступил, он строго-настрого запретил что-либо предпринимать до прибытия спецгруппы из Москвы. Спецгруппа – это были Хатыгов и его парни.
Летели спецрейсом, никого посторонних в салоне, и когда приземлились в аэропорту «Кольцово», самолет отогнали на самую дальнюю стоянку.
Их уже ждал фургон с надписью «Мебель» на борту и местный представитель – лет тридцати, невысокий, в штатском.
– По какому ведомству? – спросил, поздоровавшись, Хатыгов.
– МВД.
– Звать как?
– Александр Борисович.
– Шурик, словом, – подвел итог знакомству Хатыгов и засмеялся, увидев, как нахмурился его собеседник. – Это ты за Шурика обиделся, да? Так ведь и я Шурик, только ты Борисович, а я Олегович. Давай без церемоний, а? У нас работа такая, даже имя надо быстро произносить. Чуть замешкался – впаяют пулю между глаз, вот и все церемонии.
Хатыговские парни переносили в фургон сумки со снаряжением.
– Что узнали? – сказал Хатыгов. – Конкретно.
– Появился человек, похожий на Ползунова. Сегодня утром его увидели впервые. С ним какая-то женщина.
– Женщина? – удивился Хатыгов.
– Молодая, симпатичная. Кто она – установить пока не удалось.
– Через кого наводили справки о Ползунове? Через соседей?
– Мы через соседей такие дела не делаем. У нас агентура.
Хатыгов кивнул, одобряя.
– Что за обстановка там? Где он живет?
– Частный сектор. Кирпичный дом, две комнаты, кухня.
В руках Александра Борисовича в мгновение появилась схема.
– Вот этот дом.
– С соседями он как стоит? Забор к забору?
– Да.
– А это что? – ткнул пальцем в схему Хатыгов.
– Сарай.
– Между дворами стоит? Прикрывает ползуновский дом?
– Да.
– Чей сарай?
– Соседки.
– Кто, кроме нее, в этом доме живет?
– В соседском доме?
– Да, в соседском.
– Никого. Она одинокая.
– Возраст?
– Под шестьдесят.
– Эт-т-то хо-о-орошо-о, – с растяжкой произнес Хатыгов и бросил задумчивый взгляд вдоль взлетной полосы.
Внезапно встрепенулся:
– Въезд во двор есть? К соседке этой.
– Есть.
– Фургон твой войдет туда?
– Да.
– Хо-о-орошо-о, – опять с растяжкой повторил Хатыгов, но теперь уже не был задумчив. – Так и сделаем. Въедем к ней во двор, оттуда и будем выдвигаться на захват. Сарай нас прикроет, все сделаем тихо.
Его бойцы уже перенесли свой багаж в фургон.
– Едем, Шурик. Ты – в кабину. Значит, приезжаем на место, загоняем фургон во двор к соседке – под любым предлогом, – и только когда уже ворота закроешь, чтобы нас с улицы не было видно, тогда только и выпустишь нас из фургона.
Ехали, как показалось Хатыгову, долго. В фургоне было темно и душно. Кто-то не выдержал и стал негромко материться, возвышая голос на каждой новой кочке, но Хатыгов прикрикнул; снова воцарилась тишина.
Машина остановилась, были слышны какие-то голоса, затем проехала еще немного и опять остановилась. Двигатель замолк.
Пауза, затем щелкнули внешние запоры, и створки дверей распахнулись. Александр Борисович выглядел возбужденно-напряженным. Хатыгов, покинув душное нутро фургона, огляделся, оценивая обстановку. Фургон стоял во дворе – широком, но порядком запущенном. Справа высился сарай, тот самый. Хатыгов показал на него глазами, и Александр Борисович кивнул, подтверждая – да, за тем сараем – ползуновский дом.
– Хозяйка где?
– В доме.
– Что ты ей сказал?
– Что ей, как ветерану труда, мебель привезли. По решению исполкома.
Хатыгов вздохнул.
– Ну и трепло ты, Шурик. Она поверила, наверное. Расстроится, когда поймет, что ее надули.
– А мне плевать. Лишь бы сейчас она сидела тихо, без шума.
– А чтоб она тихо, без шума сидела, пойди к ней, – сказал наставительно Хатыгов. – В самую дальнюю комнату уведешь – и будешь там при ней неотлучно, пока мы все не сделаем.
– Так ведь она не усидит.
– Ты ей удостоверение покажи. Очень хорошо парализует. Заодно она поймет, что мебели ей сегодня не видать. По другому адресу ушла.
Хатыгов засмеялся почти неслышно, но, несмотря на этот смех, вид он имел совсем невеселый. Подтолкнул собеседника к дому:
– Иди, Шурик. Чтоб я хозяйку ни одним глазом не видел. Работа у меня нервная, да и стрельба может приключиться.
– Вы его будете брать?
– Кого?
– Ползунова.
– Будем, естественно.
– Живым – я имею в виду?
И опять Хатыгов засмеялся:
– Да он живой ли? Я так и не пойму. Вроде как его уже расстреляли, так ему лишняя дырка во лбу вреда не принесет.
Махнул рукой своим бойцам, и те высыпались из фургона горохом. Вошли в дом, Хатыгов одному из парней показал в сторону сарая:
– Проследи за соседями, пока мы соберемся.
Из сумок извлекли камуфляж, бронежилеты, шлемы, оружие, стали торопливо переодеваться. В переговорном устройстве у Хатыгова раздался щелчок.
– У соседей гости, – сказал голос наблюдателя.
– Сколько?
– Двое. Мужчины в возрасте до тридцати. У обоих в руках сумки.
– Вот черт, – сказал Хатыгов. – Этого нам еще только не хватало.
56
Кириенко и Тосунян стремительно, почти бегом миновали двор. Остановились перед входной дверью, почему-то оба подумали, что должно быть заперто, но Кириенко толкнул дверь, и она открылась. Вошли. В доме было тихо. Кириенко извлек из сумки пистолет, неслышно снял с предохранителя, и Тосуняну тоже показал – доставай оружие. Дождался, пока Тосунян достанет свой пистолет. В комнату шагнул первым. Здесь была Полина, она при виде вооруженных людей охнула и привстала на стуле. Кириенко подтолкнул к ней Тосуняна – займись ей, мол, – и бросился в смежную комнату. На кровати с закрытыми глазами лежала мать Ползунова, больше здесь никого не было.
– Где Жорж? – зарычал Кириенко, вернувшись в комнату, где были Тосунян и Полина.
Полина, белая как мел, сидела на стуле с широко раскрытыми глазами. У Тосуняна сдали нервы, он ударил ее по лицу рукояткой пистолета и тоже крикнул:
– Где Жорж?
У Полины из рассеченной губы брызнула кровь.
– Тосик, поосторожнее, – предупредил Кириенко. – Не порти товар.