Гейб и Рэчел пошли прочь от столов, Эдвард поплелся за ними следом. По дороге они миновали прилавок с пирожными, за которым работала Кэрол. Рядом с ней стояла пожилая женщина, одетая в ярко-красные спортивные брюки и блузку, покрытую красно-желтым узором. Рэчел узнала в ней бабушку Эмили, маленькой девочки, которая страдала от лейкемии.
Рэчел сразу же поняла, что ее заметили, и у нее упало сердце.
— Миссис Сноупс!
— Что ты делаешь, Фран? — нахмурилась Кэрол, увидев, как ее помощница, выскочив из-за прилавка, стала пробираться сквозь толпу в сторону Рэчел.
Женщина обернулась назад так резко, что деревянные серьги закачались в ее ушах.
— Я попросила миссис Сноупс, чтобы она приехала к моей дочери и помолилась за Эмили, — сказала она и, снова повернувшись к Рэчел, улыбнулась.
— Как ты могла! — воскликнула Кэрол. — Она же шарлатанка!
— Это не правда, — мягко возразила Фран. — Ты ведь знаешь, как нам нужна помощь Всевышнего. Только чудо может спасти Эмили.
— Никакого чуда ты от нее не добьешься! — Темные глаза Кэрол вонзились в Рэчел, жесткие, острые черты ее лица исказила гримаса упрямства и злобы. — Да известно ли тебе, Рэчел Сноупс, сколько выстрадала эта семья? Как ты можешь безответственно обнадеживать этих людей?
Рэчел хотела было возразить, что она никого не обнадеживала, но Кэрол, не давая ей открыть рот, снова обрушилась на нее:
— И сколько же ты собираешься с них содрать? Не сомневаюсь, твои молитвы дорого стоят.
— Я вообще больше не молюсь, — сказала Рэчел и, глубоко вздохнув, посмотрела прямо в глаза бабушке Эмили. — Простите, я не смогу помочь вам. Я больше не верю в Бога.
— Можно подумать, ты когда-нибудь в него верила, — вставила Кэрол.
Фран, однако, лишь улыбнулась и посмотрела на Рэчел с сочувственным выражением лица.
— Если вы заглянете в глубь своего сердца, вы поймете, что это не так. Не отворачивайтесь от нас. Что-то подсказывает мне: вы сможете помочь моей внучке.
— Но я в самом деле не смогу этого сделать!
— Вы не можете быть в этом уверены, пока не попробуете. Не могли бы вы хотя бы посмотреть на нее?
— Нет. Я не хочу вас понапрасну обнадеживать.
— А ты достань чековую книжку, Фран, — сказала Кэрол. — Она сразу согласится.
По идее верующая женщина должна была бы проявлять к ближним сочувствие и сострадание, но в сердце Кэрол, казалось, не осталось ничего, кроме мстительности и злобы. В свое время Рэчел приходилось видеть много таких глубоко религиозных женщин, как Кэрол Деннис. Они были так нетерпимы к другим людям, неуступчивы и злопамятны, что иначе как злобными мегерами их и назвать было нельзя. Рэчел прекрасно понимала причины такого поведения. Для таких, как Кэрол, вера становилась источником постоянного беспокойства и терзаний.
Рэчел нередко приходилось встречать в храме и таких людей, как Фран. От них словно исходил какой-то внутренний свет. Им никогда не приходило в голову выискивать проявления испорченности и безнравственности в других.
Им было просто некогда заниматься этим: они распространяли по миру любовь, сострадание и умение прощать.
Как ни странно, Дуэйн не жаловал таких христиан, как Фран. Он считал, что им не хватает бдительности, необходимой в борьбе со злом, и опасался за их души.
— Мне очень жаль, — сказала Рэчел охрипшим от волнения голосом. — Вы даже не представляете, как мне жаль.
Гейб шагнул вперед.
— Простите нас, леди, — сказал он, — но мы пойдем. Нам надо попытаться найти кошелек Рэчел, который она недавно где-то здесь потеряла.
Кивнув Кэрол и Фран, он взял Рэчел за руку и повел ее прочь. Рэчел ощутила прилив благодарности к нему. Хотя было ясно, что Гейб не понял, о чем шел разговор, он тем не менее вмешался и помог ей выйти из неприятного положения.
— А я и не знал, что ты знакома с Фран Тэйер, — сказал Гейб, когда они с Рэчел проходили мимо очередной жаровни.
— Значит, ее фамилия Тэйер? Она мне не говорила об этом.
— Что вообще происходит?
Рэчел принялась объяснять.
— С тобой ничего не случится, если ты пойдешь и посмотришь на эту девочку, — сказал Гейб, когда она закончила.
— Это было бы безответственно. Я не шарлатанка и не хочу водить людей за нос.
Рэчел думала, Гейб начнет спорить с ней, но вместо этого он указал на одну из палаток и сказал:
— Кажется, мы были там, когда тебя толкнули. Пойду поспрашиваю.
Он вернулся несколько минут спустя, и еще до того, как он раскрыл рот, Рэчел поняла, что новости неутешительные.
— Может, кто-нибудь вернет его в полицию попозже, — сказал Гейб, стараясь ее успокоить.
— Может быть, — ответила она с вымученной улыбкой.
Гейб шутливо коснулся ее подбородка сжатым кулаком.
— Поехали обратно в коттедж. Мне кажется, неприятностей на сегодня хватит.
Рэчел кивнула, и все трое — она, Гейб и Эдвард — отправились восвояси.
Глядя им вслед. Расс Скаддер подождал, пока они отойдут подальше, а затем вынул кошелек Рэчел из пустой коробки из-под поп-корна, которую он держал в руках, и достал из него деньги.
«Сорок три доллара. Жаль, что так мало», — подумал он. Поглядев на смятые банкноты, он швырнул пустой кошелек в ближайший бак для мусора и направился к столу организации «Хьюман сосайети».
Незадолго до этого Карл Пэйнтер, активист этой организации, выступающей в защиту животных, призывал людей делать пожертвования. Расс, однако, прошел мимо ящика для добровольных взносов, на котором была нарисована собака с грустными глазами, и сунул сорок три доллара в стоящий рядом пластиковый цилиндр с надписью «Фонд Эмили».
Глава 16
В тот вечер Рэчел и Эдвард в сотый раз перечитывали «Стеллалуну». В книжке с замечательными иллюстрациями рассказывалось о детеныше летучей мыши, который потерял свою маму. Его воспитали птицы. Они научили его есть и спать по-своему, не так, как едят и спят летучие мыши.
Когда Рэчел дочитала последнюю страницу, Эдвард перестал жевать ухо Хорса и посмотрел на нее. В его глазах стояло какое-то недетское выражение беспокойства.
— Значит, с мамой Стеллалуны произошел несчастный случай, а потом они очень долго друг друга не видели, — подытожил мальчик.
— Да, но в конце концов они нашли друг друга.
— Да, наверное.
Рэчел понимала, что ее ответ не удовлетворил сына. У Эдварда не было отца, не было дома, не было нормальной семьи, и он постепенно начинал осознавать, что мать — единственный человек на свете, который любит его и готов защищать от любых бед и несчастий при любых условиях.
Уложив сына спать, Рэчел вышла на кухню и увидела Гейба у задней двери дома. Он обернулся на звук ее шагов, и рука его скользнула в карман. Вытащив несколько банкнот, он протянул их ей.
Рэчел пересчитала бумажки — Гейб дал ей пятьдесят долларов.
— Что это? — спросила она.
— Премия. Ты переделала много работы, которая не входит в твои обязанности. Так что все честно.
Было ясно: Гейб хочет компенсировать украденные деньги, но так, чтобы не травмировать ее гордость. Посмотрев на зажатые в ее пальцах хрустящие банкноты, она сморгнула и с трудом выговорила:
— Спасибо.
— Я пройдусь, — сказал Гейб. — Скоро вернусь обратно.
Он не пригласил Рэчел последовать за ним, и она не стала спрашивать почему. В такие моменты она особенно остро ощущала, как много всего разделяет их с Гейбом.
Несколько позже, когда Рэчел уже собралась ложиться спать, она услышала, что Гейб вернулся. Раздевшись, она скользнула в его старую рубашку, затем умылась, почистила зубы и прошла на кухню. Гейб сидел на корточках перед картонной коробкой, стоявшей на полу рядом с плитой.
Подойдя поближе, Рэчел увидела, что коробка выстлана ватой, а внутри стоит обернутый тряпкой зеленый пластиковый контейнер из-под клубники. Внутри его сидел взъерошенный молодой воробей.
Во вторник, всего за три дня до открытия кинотеатра, Рэчел стало казаться, что им с Гейбом ни за что не удастся все подготовить вовремя. Ей очень хотелось, чтобы «Гордость Каролины» произвела впечатление на жителей города и его окрестностей. Это она подсказала Гейбу идею устроить в честь открытия кинотеатра фейерверк. Теперь она уговаривала его украсить вход разноцветными флажками.
К сожалению, Гейб не разделял ее энтузиазма: с каждым днем его интерес к затее с кинотеатром все больше угасал. В то же время в душе Рэчел день за днем крепло теплое чувство к «Гордости Каролины». При виде нового оборудования, покрытого свежим слоем краски, сердце ее наполнялось гордостью.
В три часа дня в закусочной зазвонил телефон. Рэчел бросила тряпку, которой обтирала новую машину для приготовления поп-корна, и побежала к аппарату.
— Библия у меня, — услышала она в трубке голос Кристи Браун. — Сын Кэрол только что принес мне ее.
Рэчел вздохнула с огромным облегчением.
— Просто не верится, что я наконец-то ее заполучу.
Женщины поболтали еще несколько минут о том о сем, после чего Рэчел повесила трубку. В закусочную вошел Гейб.
Рэчел бросилась к нему.
— Библия уже у Кристи! — воскликнула она.
— Не возлагай на эту твою Библию слишком больших надежд, — с мрачным видом сказал Гейб.
Заглянув ему в глаза, Рэчел, не удержавшись, ласково погладила его по щеке.
— Ты что-то слишком нервничаешь, парень.
Гейб улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его губ.
Рэчел почувствовала, что он вот-вот пустится в какие-нибудь пессимистические рассуждения, и, чтобы не дать ему такой возможности, сменила тему разговора.
— Ну а как дела у Тома? — спросила она.
— Похоже, он свое дело знает.
Том был киномехаником, которого Гейб недавно нанял.
Гейбу хотелось, чтобы после церемонии открытия кинотеатр работал четыре раза в неделю по вечерам. Том жил в Бреварде и должен был в эти дни приезжать оттуда в Солвейшн. Гейб собирался взять на себя обязанности кассира, продающего билеты, а заодно и контролера. Что же касается Рэчел, то она должна была между сеансами работать в закусочной вместе с молодой женщиной по имени Кайла, которую Гейб нанял ей в помощь.