[68].
Она уснула около четырех утра и открыла глаза в шесть. Он дышал тихо, почти бесшумно.
В номере пахло табачным дымом и вином, за окном пели птицы. Она сразу их возненавидела.
«Задержи ночь»… Эта фраза из песни Джонни Холлидея всплыла в ее памяти в шесть утра в голубом номере. Она попыталась вспомнить слова: «Задержи ночь, сегодня, до конца света, задержи ночь…»
Он лежал к ней спиной. Она вдохнула его запах, погладила, разбудила. Они занялись любовью. Уснули.
В десять позвонил портье – узнать, остаются они или освободят номер к полудню.
51
Каждый проходящий день прядет невидимую нить твоей памяти.
На первом этаже, в левом крыле, главный коридор, три смежные комнаты с двумя двухъярусными кроватями, туалетами и раковинами для пансионеров и пять комнат для персонала.
В ночь с 13 на 14 июля 1993 года все они были заняты.
Комнаты Эдит Кроквьей (директора), Свана Летелье (повара), Женевьевы Маньян (прислуги), Алена Фонтанеля (управляющего) и Элоизы Пти (воспитательницы) находились на втором этаже. Комната Люси Лендон (воспитательницы) – на первом.
Анаис Коссен (семь лет), Леонина Туссен (семь лет), Надеж Гардон (восемь лет) и Осеан Дега (девять лет) занимали комнату № 1 на первом этаже. Они покинули ее без разрешения и старались не шуметь, чтобы не разбудить воспитательницу (Люси Лендон), спавшую в одной из соседних комнат. Девочки направились в кухонные помещения, расположенные в пяти метрах от их комнаты, в конце главного коридора. Они открыли один из холодильников и налили молока в двухлитровую кастрюлю из нержавеющей стали, чтобы вскипятить его на восьмиконфорочной плите (две электрические горелки, шесть газовых). Они зажгли газ хозяйственными спичками. Открыли дверь кладовой, расположенной за кухней, чтобы найти порошковый шоколад, взяли в посудном шкафу четыре кружки и разлили горячее молоко.
Каждая взяла кружку, и они вернулись в свою комнату. (Четыре кружки из огнеупорной керамики найдены в комнате № 1.)
Четыре жертвы по недосмотру оставили кастрюлю на плите, не выключив до конца газ. (Кастрюля обнаружена.)
Через десять минут (время установлено приблизительно) огонь с оплавившейся пластмассовой ручки кастрюли перекинулся на шкафчики, висевшие над плитой справа.
Пластиковые панели оказались высокотоксичными, а продукты горения очень летучими.
Было установлено, что дети не закрыли двери ни в кухню, ни в комнату.
Между моментом, когда четыре жертвы покинули кухонные помещения, и моментом, когда ядовитые газы заполнили кухню, коридор и их комнату, прошло двадцать пять – тридцать минут.
Как уже было указано выше, комната № 1 находилась в пяти метрах от кухонь.
От вдыхания токсичных газов дети погрузились в кому и умерли от асфиксии и отравления.
Тела всех жертв найдены сгоревшими в постелях.
Комната № 1 загорелась, когда под воздействием жара лопнули и разлетелись стекла, обеспечив доступ воздуха. Некоторый объем отравляющих газов вырвался наружу. Другие комнаты (все двери были закрыты) первого этажа не пострадали.
Воспитательница (Люси Лендон), занимавшая комнату, ближайшую к комнате четырех жертв, сразу же эвакуировала обитательниц двух комнат первого этажа, где спали восемь детей (они не пострадали).
В комнату № 1 Люси Лендон попасть не смогла.
Удостоверившись, что все обитатели второго этажа (двенадцать детей и пятеро взрослых) целы и невредимы, Люси Лендон вызвала пожарных.
Дозвониться до них оказалось труднее, чем обычно: они обеспечивали безопасность публики в Клейете, в десяти километрах от замка, где в тот вечер устраивали фейерверк.
Ален Фонтанель и Сван Летелье еще раз попытались проникнуть в комнату № 1, но им это не удалось. Температура и высота пламени оказались непреодолимым препятствием.
Между звонком Люси Лендон и приездом пожарных прошло двадцать пять минут. Вызов был сделан в 23.25, пожарные появились в 23.50.
Бо́льшая часть левого крыла была поглощена пламенем.
Чтобы потушить огонь, понадобилось три часа.
Учитывая детский возраст жертв и степень кальцинации тел, идентификацию по зубам провести не удалось.
Вот что установило следствие.
Эти сведения содержались в отчете жандармерии, составленном для Генерального прокурора.
Их же огласили на суде, где я не была и потому удовольствовалась пересказом Филиппа Туссена.
Газеты опубликовали отчеты (я их не читала) о процессе, повторив заключения экспертов.
Точные слова, сухие формулировки. «Ни драм, ни слез, этих жалких нелепых орудий, ведь есть несчастья, которые оплакивают молча, в глубине души»[69].
Эдит Кроквьей получила два года тюрьмы (первый – без права на условно-досрочное освобождение) за то, что доступ в кухонные помещения оказался таким легким, а покрытия полов, стен и потолков Нотр-Дам-де-Пре обветшали. Открытым текстом никто не утверждал, что в пожаре виноваты дети. Никто не решится обвинить жертв семи, восьми и девяти лет от роду, но мягкий приговор можно объяснить только этим.
Прочитав отчеты экспертов, я сразу заметила несоответствие: Леонина не пила молоко, она его ненавидела, ее рвало даже от одного глотка.
52
Здесь покоится красивейший цветок моего сада.
Я смотрю на разноцветных рыб в огромном, во всю стену, аквариуме, закрывающем целую стену китайского ресторана «Феникс», и думаю о бухте в Сормиу. О солнце и красоте, которую оно освещает.
– Вы часто купаетесь у себя в Марселе?
– В детстве купался.
Жюльен Сёль доливает мне вина.
– «Отель дю Пассаж», «голубой» номер, вино, паста, любовь с Габриэлем Прюданом… обо всем этом написано в дневнике вашей матери?
– Да.
Он достает из внутреннего кармана блокнот в твердой обложке темно-синего цвета, напоминающий книгу «Поля славы»[70], получившую в 1990-м Гонкуровскую премию, ее мне подарила Селия.
– Я принес его вам. Вложил цветные листочки между страницами, которые касаются вас.
– Меня?
– Мама пишет о вас в дневнике. Она много раз видела вас на кладбище.
Я наугад открываю страницу, пробегаю взглядом написанные синими чернилами строчки.
– Оставьте у себя. Отдадите, когда прочтете, – говорит комиссар.
Я убираю блокнот в сумку.
– Обещаю бережно с ним обращаться… Что вы почувствовали, открыв для себя другую жизнь матери?
– Мне казалось, что я читаю историю незнакомки. И потом, мой отец умер много лет назад. Срок давности истек, как говорится.
– Вас не огорчает, что родители не будут покоиться рядом?
– Сначала на душе скребло, но теперь все в порядке, ведь, не случись все так, как случилось, я бы никогда не познакомился с вами.
– Повторяю: я не уверена, что мы знакомы, просто встретились, не более того.
– Ну так давайте узнаем друг друга.
– Думаю, мне нужно выпить.
Он наливает, и я залпом проглатываю содержимое стакана.
– Вообще-то, я почти не пью, но сегодня все иначе. Мне не по себе, оттого как вы на меня смотрите. То ли решили задержать, то ли собираетесь сделать предложение.
Он смеется.
– Сделать предложение или задержать… Это почти одно и то же, вам так не кажется?
– Вы женаты?
– Разведен.
– Дети есть?
– Сын.
– Сколько ему?
– Семь.
Пауза затянулась.
– Хотите продолжить знакомство в отеле?
Он удивлен моим вопросом. Разглаживает скатерть кончиками пальцев. Снова улыбается.
– Я планировал это – в средне- или долгосрочной перспективе… Но раз уж вы предложили, можем сократить ожидание.
– Отель – начало путешествия.
– Нет, отель – уже путешествие.
53
Не оплакивайте мою смерть.
Славьте мою жизнь.
Второй раз я увидела Сашу на огороде.
В доме царил ужасный беспорядок. Раковина была полна грязных кастрюль, повсюду стояли чашки и пустые заварочные чайники. На журнальном столике валялась куча бумаг. Банки с чаем покрывал слой пыли. Правда, от стен пахло все так же хорошо.
Я услышала за домом шум и классическую музыку. Задняя дверь в глубине кухни была распахнута настежь, и я увидела солнечный свет.
Саша стоял на стремянке у мирабелевого дерева и собирал сладкие плоды в джутовый мешок из-под картошки. Заметив меня, он улыбнулся своей несравненной улыбкой, и я спросила себя, как можно выглядеть таким счастливым в столь печальном месте.
Первым делом я поблагодарила Сашу за чай и список персонала Нотр-Дам-де Пре.
– Пустяки, – ответил он.
– Как вам удалось раздобыть снимок и адреса?
– Это оказалось нетрудно.
– Вы знакомы с Эдит Кроквьей и остальными?
– Я знаю всех.
Мне хотелось расспросить его об этих людях. Но я не смогла.
Саша спустился на землю и сказал:
– Вы напоминаете воробья, птенчика, выпавшего из гнезда, на вас больно смотреть. Подойдите, я вам что-то скажу.
– Откуда у вас мой адрес? Зачем вы прислали табличку?
– Ее дала мне ваша подруга Селия.
– Вы знакомы с Селией?
– Несколько месяцев назад она приехала на кладбище, чтобы поставить табличку на могилу вашей дочери. Я проводил ее до места, и по дороге она рассказала, что попыталась представить, какие слова вы сами захотели бы написать. Селия не понимает, почему вы ни разу не появились на кладбище. Ей кажется, это пошло бы вам на пользу. Она долго рассказывала мне о вас, я узнал, что дела совсем плохи, и попросил разрешения послать вам табличку, чтобы вы все-таки пересилили себя и сами ее установили. Селия долго колебалась, но в конце концов согласилась.