Он рассказал Франсуазе все. О Леонине, Женевьеве Маньян, нагревателе, адресе, оргиях, кладбище. О признании родителей, сделанном в Шарлевиле. Промолчал только о Виолетте. Произнес одну-единственную фразу: «Она ни в чем не виновата…»
Со временем он забыл, что в другой жизни его звали Филиппом Туссеном.
Жизнь с Франсуазой вернула ему мужество. Он научился работать в гараже, привык к запаху смазки, чинил жестянку, моторы, усмирил желания.
В декабре 1999-го Франсуаза тяжело заболела, нехорошо кашляла, температура зашкаливала, и Филипп вызвал врача. Выписывая рецепт и назначения, доктор спросил, кем он приходится Франсуазе, и Филипп не задумываясь ответил: «Мужем». Она улыбнулась и не возразила. Улыбка вышла бледная и усталая. Покорная.
По совету врача Филипп набрал в ванну горячей воды, раздел Франсуазу и помог лечь. Он впервые увидел ее обнаженной. Взяв махровую рукавичку, он протер ей живот, спину, лицо, шею и лоб. Она сказала: «Будь осторожен, не заразись!» – «Это случилось двадцать восемь лет назад…» – ответил он. В ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000-го они впервые занимались любовью. Встретили новый век в одной постели.
Филипп жил в Броне уже девятнадцать лет. Тем утром они с Франсуазой приняли решение продать гараж. Оба тосковали по солнцу и подумали, что было бы хорошо переехать в Сен-Тропе. Денег хватит на безбедную жизнь, Франсуазе скоро исполнится шестьдесят шесть, она всю жизнь работала. Теперь пришла пора отдохнуть.
Она отправилась в агентство недвижимости, специализировавшееся на продаже торговых и промышленных предприятий, а Филипп зашел домой переодеться во что-нибудь полегче и не потеть в синем рабочем комбинезоне. Он по-быстрому принял душ, натянул чистую футболку и пошел на кухню – съесть глазунью и бутерброд с сыром. Наливая кофе, он услышал, как на кафельный пол в прихожей упала почта, подобрал ее и кинул на стол. Сам он читал только журнал «Авто-Мото», который выписала для него Франсуаза, об остальных «бумажках» заботилась она.
Он размешивал сахар в чашке и вдруг прочел, не веря глазам: «69500, Брон, авеню Франклина Рузвельта, 13, господину Филиппу Туссену, в доме г-жи Франсуазы Пелетье».
Господину Филиппу Туссену. Он осторожно, как бомбу, взял в руки конверт, проштемпелеванный в Маконе. В качестве отправителя было указано адвокатское бюро. Он почему-то вспомнил тот день, когда увидел маленьких девочек, выходящих из детского сада, и принял одну из них за свою Леонину. Она была одета в платье в горошек.
Воспоминания обрушились на него, как убийственная лавина, как удар кулаком в живот. Смерть дочери, похороны, суд, переезд, своя неприспособленность к жизни, родители, мать, игровые приставки, горячие тела тощих баб, обвислые груди, жирные животы, лица Люси Лендон и Элоизы Пти, Фонтанеля, поезда, могилы, кошки.
Господин Филипп Туссен.
Он дрожащими пальцами вскрыл конверт. Вспомнил руки Женевьевы Маньян в их последнюю встречу, когда она сказала: «Я бы никогда не причинила зла малышкам».
Виолетта Туссен, в девичестве Трене, дала поручение адвокату устроить их развод «по взаимному согласию». Юрист просил господина Филиппа Туссена в кратчайшие сроки связаться с адвокатским бюро и договориться о встрече.
Он читал и видел лишь обрывки фраз: …иметь при себе удостоверение личности… название нотариальной конторы… был составлен брачный договор… профессия… национальность… место рождения… те же сведения для каждого из детей… согласие супругов на расторжение… без претензий на компенсацию… суд высшей инстанции Макона… оставление супружеского очага… без «продолжения».
Невозможно! Нужно немедленно это остановить. Сесть в машину времени.
Филипп сунул конверт во внутренний карман куртки, застегнул шлем и рванул туда. Хотя поклялся, что ноги его там не будет.
Как Виолетта нашла его адрес? Как узнала о Франсуазе? Откуда ей известна его новая фамилия? Родители давно умерли, но и пока были живы, понятия не имели, где живет их сын. Им ничего не было известно о Броне и Франсуазе. Нет, невозможно. Он не пойдет к этому адвокату. Никогда.
Она должна оставить его в покое. Они с Франсуазой переедут. Он теперь Филипп Пелетье. Фамилия Туссен будет вечно приносить ему несчастье. Кладбищенская фамилия, ассоциирующаяся со смертью и хризантемами. Фамилия, от которой несет могильным холодом и воспоминанием о кошках.
Две жизни, одна в сотне километров от другой. Он ни разу не подумал о том, что Брон находится так близко от Брансьон-ан-Шалона.
Он припарковался перед домом, у двери со стороны улицы. Как незнакомец у жилища, которое всегда терпеть не мог. Доставшегося им от прежнего смотрителя кладбища. Деревья, которые Виолетта посадила в 1997-м, стали высокими и ветвистыми. Решетка ограды перекрашена в темно-зеленый цвет. Он вошел без стука. Девятнадцать лет. Прошло девятнадцать лет!
Она все еще здесь? Начала новую жизнь? Конечно, начала, иначе зачем ей развод? Решила снова выйти замуж.
Что за странный привкус во рту? Металлический. Как будто в горло засунули ствол пистолета. Волна ненависти поднимается из глубины на поверхность. Хочется сжать кулаки. Ударить. Давно он не чувствовал этой горечи. Последние девятнадцать лет прожиты тихо и беззаботно. И вот зло возвращается. Он снова становится человеком, которого не любил, тем, кто сам себя не любил. Филиппом Туссеном.
Нужно вернуться в сегодняшнее утро. Отринуть мрачное прошлое раз и навсегда. Не жалеть себя. Не расслабляться. Нет, он не пойдет к адвокату. Нет. Он уничтожил удостоверение личности. Порвал с прошлым.
На кухонном столе, на журналах по садоводству, стояли пустые кофейные чашки. На вешалке – три шарфа и белый жакет. Ее запах. Аромат розы. Она живет здесь.
Он поднялся в спальню. Пару раз ударил по коробкам с жуткими куклами. Не удержался. Он и стены измолотил бы кулаками, если бы мог. Комната перекрашена, на полу бледно-голубой ковер, на кровати светло-розовое покрывало, тюль и шторы цвета свежего миндаля. На белом туалетном столике – крем для рук, книги, загашенная свеча.
В верхнем ящике комода лежало белье – того же цвета, что стены. Он лег. Представил, как она спит здесь.
Думает ли она о нем? Ждет ли? Она его искала или не потрудилась?
Он закрыл тяжелой крышкой прожитые с Виолеттой годы, но еще очень долго видел ее во сне. Слышал ее голос. Она окликала его, а он не отзывался, прятался в темном углу, надеясь, что Виолетта его не заметит, затыкал уши, чтобы не слышать ее мольбу. Просыпался весь в поту, на простыне, пропитавшейся чувством его вины.
В ванной он обнаружил духи, куски мыла разных сортов, кремы, соли для ванн, свечи, романы. В большой ивовой корзине с тремя ручками лежало белье, белая шелковая ночная рубашка, черное платье. Серый жакет.
В этом доме нет мужчины. Никакой общей жизни. Так зачем же она решила вспомнить о нем? Какого черта мусолит все это дерьмо? Хочет забрать деньги? Добивается алиментов? Нет. В письме адвоката сказано: «По взаимному согласию… без продолжения». Он услышал голос матери: «Не доверяй никому!»
Филипп спустился по лестнице. Опрокинул последние кукольные коробки. Ему захотелось сходить на кладбище, на могилу Леонины, но он не поддался импульсу.
За его спиной промелькнула тень. Филипп вздрогнул от испуга, но это была всего лишь старая собачонка. Она свернулась клубочком в своей корзинке и тихо засопела. В углу кухни, на полу, стояли миски с кормом. Филипп передернулся от омерзения, подумав, что мог бы все еще жить тут… вместе с блохастыми. Брр! Он вышел через заднюю дверь прямо в сад Виолетты.
Здесь тоже все разрослось, как в книжке сказок Леонины: плющ и дикий виноград карабкались вверх по стенкам, деревья хвастались друг перед другом желтыми, красными и розовыми листьями, земля притягивала взгляд цветочным ковром. Можно было решить, что сад перекрасили, как и спальню.
Виолетту он увидел не сразу. Она сидела на корточках в огороде. Они не виделись девятнадцать лет. Сколько ей теперь?
Не разнюнивайся!
Она была в черном платье в белый горошек, старом фартуке и резиновых сапогах. Отрастила волосы, собранные в хвост, несколько непослушных прядей щекочут шею. Руки защищены толстыми полотняными перчатками.
Виолетта его не замечала. Она поднесла правое запястье ко лбу, как будто хотела прогнать мошку или стряхнуть травинку или лепесток.
Ему захотелось схватить ее за шею и придушить. Любить и душить. Заставить замолчать. Исчезнуть. Чтобы не чувствовать вины перед ней.
Когда Виолетта поднялась и повернулась, на ее лице не отразилось ничего, кроме ужаса. В глазах не было ни удивления, ни гнева, ни любви, ни злости, ни сожаления. Только ужас.
Не будь слабаком!
Она не изменилась. Осталась все той же хрупкой девушкой, которая наливала ему выпивку в клубе «Тибурен». Чудесная улыбка. Морщинки. Черты лица все еще тонкие, красиво очерченный рот и кроткий взгляд. Возраст выдавали разве что углубившиеся носогубные складки.
Сохраняй дистанцию.
Не называй ее по имени.
Держись твердо.
Она всегда была красивее Франсуазы, но он выбрал не ее. На вкус и цвет… как любила говорить его мать.
Рядом с Виолеттой сидела кошка, и Филипп покрылся гусиной кожей. Он вспомнил, зачем вернулся на это злосчастное кладбище. Вспомнил, что не хотел помнить ни о ней, ни о Леонине, ни об остальных. Его настоящее – Франсуаза, и будущее – тоже Франсуаза.
Он грубо схватил Виолетту и сильно – слишком сильно – сжал ее руки, как будто хотел раздробить запястья. Так человек становится палачом, чтобы ничего не чувствовать. Ты должен разбудить в себе ненависть к этой женщине. Думай о родителях, сидящих на старом диване. О чемодане Леонины в багажнике машины Коссенов, о за́мке, водонагревателе, об оторопевшем отце, о матери в старом халате. Он смотрел не в глаза Виолетте, а в какую-то точку между бровями, легкую впадинку у «истока» носа.
Как хорошо она пахнет…
Забудь!