— И вновь мы возвращаемся к кладбищу, — вздохнул Алекс. — Припомним последовательность событий: сначала — крупная стройка. Затем — смерти персонала. Как следствие — мы. И уж потом — покушения на нас.
— Предположим, Гордею было невыгодно строительство торгового центра, — продолжил я мысль шефа. — И он знал, что стройку заморозят, если вскроется что-то экстраординарное.
— Например, смерти сотрудников вследствие проклятья.
— Он мог подстроить смерти нескольких человек…
— И пустить слух, что всё это из-за того, что рабочие раскопали древнее кладбище.
Мамаши возле площадки уже стали на нас коситься — уж не знаю, что они там себе думали о двух прилично одетых мужиках, которые отираются возле детской площадки.
Шеф, легонько подхватив под локоть, увлёк меня в сумрачный каньон между высотками.
— А тут появляемся мы, и начинаем… с чего? — голосом прокурора вопросил Алекс.
— Прёмся на кладбище и начинаем разнюхивать, — послушно ответил я. — И выясняем, что…
— Проклятье таки есть! — торжествующе вскричал шеф и потряс кулаком в воздухе. — И оно вполне могло послужить причиной смертей сотрудников.
— Опять мимо, — вздохнул я. — А какая стройная версия получалась.
— Погоди расстраиваться. Ещё не всё до конца ясно.
И шеф повернул к подъезду, который ничем не отличался от десятка других, расположенных по периметру чахлого скверика.
Всю дорогу в такси, и даже чуть дольше, я был уверен, что мы едем прищучить Гордея Степного. Ворваться в клуб, предоставить доказательства нападения волков и вывести негодяя на чистую воду… Но что-то я слабо себе представляю, чтобы штаб байкерского клуба находился в обычной московской квартире.
Но задавать вопросы я не стал. Во-первых, не хотелось выставлять себя дураком. А во-вторых, Алекс всё равно ничего не скажет.
Скрипучий лифт, пахнущий застарелым табачным дымом, вознёс нас на восьмой этаж, на чистенькую, отделанную белой плиткой площадку. Как водится, выходило на неё три двери…
Одна — дерматиновая, покрытая обойными гвоздиками, шляпки которых складывались в пентаграмму. Вторая — железная, крашеная зелёной школьной краской, и третья — солидная, покрытая дубовым шпоном поверх, я подозреваю, всё того же железа…
Алекс позвонил в третью.
— Приготовься, — бросил он мне через плечо.
— К чему?..
Ответить он не успел: из-за двери послышался звонкий собачий лай. Меня одолели смутные предчувствия…
— Да-да?
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в проём уместилась обширная женская грудь, обтянутая ситцевым сарафаном. Я от неожиданности икнул. Шеф тоже растерялся.
— Э… Могу я видеть Матрёну Потаповну Фролову? — светски спросил он, овладев собой. Имя показалось мне смутно знакомым.
— Её нет, — грудь колыхнулась, а я наконец-то смог сделать над собой усилие, и отлепить взгляд от этой пышной, можно сказать, выдающейся…
Алекс, не оглядываясь, сильно лягнул меня в лодыжку. Помогло.
Жгучая брюнетка, — так, кажется, говорят. В чёрных, до талии, кудрях, в бесстыжих огненных очах в сантиметровых ресницах, в красных пухлых губах — было что-то неуловимо цыганское. Ну, грудь я уже упоминал…
Брюнетка попыталась захлопнуть дверь, но Алекс ловко сунул в проём ботинок. Пудель, пользуясь случаем, тут же вцепился ему в брючину.
— А когда она будет? — вопросил он.
— Не знаю. Вечером. Может быть…
Или брюнетка была чем-то отчаянно занята, или мы с Алексом ей дико не понравились.
— А нельзя ли её подождать? — не отступал Алекс. — У нас срочное дело, и…
— Она никого не принимает, — совсем уже истерично взвизгнула брюнетка.
Ногой она пыталась отпихнуть собачку, руками захлопнуть дверь, всё её тело при этом столь волнительно колыхалось…
Я зажмурился. Да что со мной такое? Что я, баб никогда не видел?.. Почему именно эта производит на меня столь чрезвычайное впечатление?
— А за гламор, применяемый в бытовых условиях, вменяется статья двадцать один дробь семнадцать, — вдруг сказал Алекс.
Брюнетка перестала дёргать, и навалилась на дверь уже всем весом.
— Ничего не знаю, ни о каких статьях не слыхала… — было ей на вид лет сорок, но в голосе явственно проскальзывали старушечьи интонации.
— Бросьте, Матрёна Потаповна, — спокойно сказал Алекс. Голос у него был такой, что брюнетка перестала сопротивляться, и даже пудель, выплюнув штанину шефа, уселся на стриженый хвостик. — За вами должок. А нам нужна ваша помощь.
— Никаких таких долгов не знаю, — брюнетка старела на глазах. Уменьшалась в росте, раздавалась вширь… Груди её обвисли, волосы сделались седыми и всклокоченными.
— А на моего помощника порчу наводить?.. Скажете, не было? А если я докажу?
— Ладно, — сдалась бабка и открыла дверь во всю ширину. — Проходите, коль нашли. Воланд, к ноге.
И она поковыляла вглубь узкого коридора, на который выходило несколько дверей.
Квартира не производила впечатления старушечьего жилья. Напротив. Интерьеры были современные. Под потолком перестукивались хрустальными слёзками дизайнерские люстры, на стенах висели модернистские полотна — не поручусь, что подлинники, но для копий очень даже приличные. О «бабушковости» напоминал только запах: каких-то пряных трав, и свежей выпечки с кухни.
Нас провели в гостиную — просторную комнату, дверь с которой открывалась на балкон, увешанный пучками вышеупомянутых трав, какими-то полотняными мешочками и связками лука.
Собачку, кстати сказать, старая ведьма закрыла за одной из дверей — возмущенный лай пуделя ещё какое-то время мешал говорить, а потом стих.
Мебель в гостиной была белая с золотом, в стиле ампир. Стулья и кресла обиты тканью в блёклые розочки, на окнах — портьеры в тон.
— Ну, — жестом пригласив нас сесть, спросила старуха. — Что у вас ко мне за дело?
И она вновь принялась молодеть. Зрелище это завораживало. Обвислая коже на лице наливалась соком и цветом, морщины разглаживались, глаза приобретали цвет и глубину… Что характерно: помолодев, она удивительно вписалась в интерьер.
— Это — ваш истинный облик, — вырвалось у меня. — А старуха — личина. Обратный гламор, так сказать.
— Молодец, — протянула хозяйка звонким гулким голосом и улыбнулась, показав чистые и белые зубки. Сама она расположилась в кресле, закинув одну длинную стройную ногу на другую и выставив грудь. Сарафан, спереди застёгнутый на пуговички, чуть не лопался. — Далеко пойдёшь. Если не убьют, конечно, — и она ещё раз широко улыбнулась.
— Видимо, почтенный вид привлекает клиентов, — вскользь заметил Алекс.
— Кому что нравится, — пожала плечами хозяйка.
Слава богу, теперь её движения не вызывали у меня такого волнения. Привык, наверное.
— Итак, первый вопрос, Матрёна Потаповна. — Тогда, в сквере… Вас же попросили встретиться с нами, верно? И прощупать.
Брюнетка неопределенно пожала одним плечом: попросили, мол, или нет — моё дело.
— Смею предположить, просьба поступила от… некоего облечённого властью лица, которое хорошо заплатило за услугу. Кто это был?
Брюнетка усмехнулась.
— Я не раскрываю имён клиентов, — вальяжно промолвила она. — Тайна личности, знаете ли.
— Ну хорошо… — шеф поднялся, и ступив на балкон, принялся изучать пучки трав. Руки он при этом держал за спиной. — Тогда как отнесётся Совет к тому, что потомственная ведьма, номер лицензии одна тысяча восемьсот два, за плату наводит порчу?
Ведьма зашипела.
— Сдадите, да? — выплюнула она сквозь зубы.
— Как не сдать, — пожал плечами Алекс, а потом повернулся на каблуках к брюнетке. — Грубо работаете, Матрёна Потаповна. Диверсия шита белыми нитками.
Женщина презрительно засмеялась, и переменила позу. Теперь один локоть её упирался в небольшой столик рядом с креслом, а крутое бедро завлекательно выгнулось.
— Ой, только не надо, — шеф брезгливо поморщился. — Взрослые же люди, что вы из нас дурачков корчите? Просто расскажите, что знаете, и мы расстанемся добрыми друзьями.
Ведьма фыркнула и отвернулась.
— Ну же, — Алекс наклонился и поощрительно похлопал женщину по руке. — Не заставляйте меня вызывать представителя Совета, составлять протокол допущенного вами нарушения…
Теперь она уже расхохоталась в голос.
— Ничего у вас не выйдет, господин дознаватель! — победно вскричала она. — Не на ту напали…
И осеклась. По блеску в глазах Алекса ведьма поняла, что сболтнула лишнего, тем самым — выдав себя с потрохами.
— Значит, заказчиком был кто-то из Совета, — задумчиво кивнул шеф. — Впрочем, чего-то в этом духе я и ожидал… — вновь усевшись на стуле, он тоже закинул ногу на ногу. — Заключим сделку, Матрёна Потаповна, — предложил он. — Вы поможете мне с другим моим делом, а я…
— А вы? — бросив короткий взгляд из-под ресниц, ведьма села прямее.
— Вы же не отрицаете, что покусившись на жизнь и здоровье моего помощника, заслужили моё, личное, неодобрение? — спросил Алекс. — А ведь я могу быть очень, очень злопамятным… Но обещаю не держать на вас зла.
— Если?.. — она прикоснулась полной рукой к белой шее, там, где билась жилка, и вновь выставила грудь.
— Если вы проведёте экспертизу одного кладбища.
В глазах ведьмы сверкнуло удивление.
— И всё?..
— И всё. Кроме того, что… — Алекс сделал эффектную паузу. — Экспертиза должна быть полной.
— То есть, вы хотите…
— Чтобы вы провели некромагический обряд.
Ведьма побледнела. Даже помада на губах поблёкла.
— Нет, — затрясла она кудрями. — Нет, и не просите. Меня Совет лицензии лишит. Со свету сживёт…
— Полноте, Матрёна Потаповна, — мягко вклинился в её причитания Алекс. — Вы только что дали понять, что в Совете у вас, как это принято говорить, «волосатая рука». Выкрутитесь.
— Смерти моей хочешь, — прошипела ведьма. — И за что? За паршивого стригоя?..
Меня будто огрели по башке колоколом, завёрнутым в пыльный мешок.
— За ошибки надо платить, — жестко сказал Алекс. — Вы перешли мне дорогу, дорогуша, и я разозлился. А моя злость, смею заверить, много, много раз страшнее всего, что может предъявить вам Совет. К тому же, — продолжил он совершенно другим тоном. — Я и сам предпочёл бы, чтобы ритуал проходил в строжайшей тайне. А это значит… Никто ничего не узнает. Если всё сделать правильно, конечно.