Он словно соткался из теней. Пират, — сразу подумал я. Красная бандана, густые бакенбарды, золотое кольцо в ухе, на шее — яркий платок, кожаный жилет увешан драгоценными брошами, как ёлка — игрушками на рождество…
Было в нём что-то от циркового распорядителя.
А ещё он был стригоем. Самым сильным из всех, кого я до сих пор видел.
Поясню: с некоторых пор я стал чувствовать силу. Или, как ещё говорят, потенциал любого существа. Человека, вервольфа, а в данном случае — не мёртвого.
Алекс, например, сиял, как факел — яркий, цвета раскалённого клинка. Мириам излучала мягкий золотистый свет раннего утра. Отец Прохор был похож на белый столп ослепительного света, бьющий из земли прямо в небо.
Обычные люди — я имею в виду, прохожих на улице, к которым я обыкновенно не приглядывался — напоминали мириады церковных свечек в соборе: какие-то горели ярче, какие-то приглушенно, как светляки; некоторые мерцали едва различимо…
Здесь, в клубе, была та же картина: россыпь свечных огоньков, изредка разбавленных факелами разной степени интенсивности.
Вервольфы, кстати сказать, почти все светились в красно-зелёном диапазоне — предполагаю, из-за из двойственной сущности.
Стригой, который стоял сейчас перед нами, слепил глаза, как пламя ацетиленовой горелки, поднесённой близко к лицу. Только пламя это было холодным, ледяным. Я бы даже сказал, оно было антипламенем. Такого я ещё не видел.
— Вечеринка? — развязно переспросил шеф. — Прекрасно. Мы как раз приглашены.
Стригой сузил глаза. Радужка их была бледной, словно бы выцветшей.
— Сомневаюсь, — речь его оставалась вежливой, хотя в голосе и прорезались стальные нотки. — Ибо я сам рассылал приглашения. И вас, милостивые государи, в списке не было.
В дальнем углу, рядом с крошечной сценой, сидела компания вервольфов: запах я учуял прежде, чем их увидел. Перед ними стояло несколько кувшинов с тёмным пивом, на тарелках влажно поблёскивали сырые стейки, а воздух вокруг загустел от табачного дыма.
На том вервольфе, что сидел спиной ко мне, была чёрная куртка со знакомой уже эмблемой: горящей волчьей головой на фоне лунного диска.
Всё это время стригой в красной бандане не отрываясь изучал меня. Он перебегал взглядом с лица на одежду, на руки, задержался на спрятанном под пиджаком пистолете… Я почувствовал укол удовлетворения: в костюме, сшитом пани Цибульской, мне наконец-то не приходилось краснеть за свой затрапезный вид.
Вот тебе и вторая выгода, — прозвучал в голове ехидный голос шефа. Я даже вздрогнул, и бросил на него подозрительный взгляд — но Алекс ничего не говорил.
— Очень жаль, — притворно вздохнул он наконец. — Нас уверяли, что это заведение достойно всяческих похвал. Но нет, так нет. Найдём какое-нибудь другое.
И тронув меня за рукав, шеф повернулся, чтобы уйти.
— Я не говорил, что вам здесь не рады, — с удивительным самообладанием заявил стригой. — Мой долг — предупредить. У нас собирается не совсем обычное общество, очень тесная компания. И главное правило — никаких раздоров. Вы должны вести себя вежливо, не вступать в конфликты и не затевать ссор.
— Помилуйте, светлый князь, — Алекс прижал руку к сердцу. — Ну разве мы похожи на господ, которые ходят в кабак с целью затеять ссору?
— Чутьё подсказывает мне, что — да, — улыбнулся, показав клыки, стригой. — Вы — те самые господа.
— Хорошо, — кивнул шеф. — Обещаю со своей стороны, что ни я, ни мой друг ни словом, ни делом никак не оскорбим ваших гостей. Впрочем, за остальных я ответственности не несу… — он добавил это вскользь, как бы между прочим, но стригой дал понять, что принимает оговорку.
— В таком случае, добро пожаловать в клуб «Астарта», — он гостеприимно повёл рукой вглубь помещения. — Выбирайте место по душе и наслаждайтесь представлением. Меня зовут Неясыть. Обращайтесь, коли возникнут вопросы.
Стригой коротко поклонился и растворился в тенях — я честно не заметил, как он ушел.
Мы с Алексом спустились в зал и заняли свободный столик. Был он не так уж близко от сцены, в довольно сумрачном углу. Багряная парчовая скатерть свешивалась почти до полу, на ней уютно светился крошечный светильник, накрытый шалью.
Не сговариваясь, мы с шефом заняли места лицом к залу. Это оказалось не слишком удобно в плане общения, и кроме того, привлекло несколько подозрительных взглядов, но шеф лишь мило улыбнулся соседям и немного отодвинул свой стул — чтобы легче было встать, если придёт нужда.
Что характерно: стригой, который нас встречал, прекрасно заметил и револьвер Алекса, и мой собственный пистолет, но ничего по этому поводу не предпринял. Ограничился предупреждением — и всё. Интересно: действительно ли все приглашенные господа блюдут культуру общения, или же предупреждение было формальностью — мол, я вас предупредил, а остальное не моё дело…
Официантка, возникшая у столика, привлекла моё пристальное внимание. Она была… необычной. Не в плане красоты — экзотической, яркой, почти болезненной. А своей неприкрытой, выставляемой на показ «инаковостью».
У неё были длинные раскосые глаза, зелёные, с золотыми крапинками. Высокие острые скулы, смуглая кожа — на ум пришло сравнение «бархатная». Пышная грудь, осиная талия — эти скудные эпитеты не могут передать того взрыва чувств, что я испытал.
Хищная, — вот что приходило в голову в первый момент. — Опасная. Быстрая.
Волосы девушки были белыми — такими же, как у меня. И казалось, что краска здесь ни при чём, они были серебристыми, как лунный луч, от природы. И ещё: по всему телу девушки шли полосы. В полумраке зала оставалось только гадать: странная ли это татуировка, или боевая раскраска, которой украшали себя некоторые полинезийские племена…
— Кадет, — голос, а скорее пинок Алекса по голени вывели меня из ступора. — Не стоит заставлять ждать столь ослепительную особу, — говорил он со мной, но улыбался, не отводя взгляда ни на мгновение, девушке. — Сделай заказ, дьявол тебя побери, и позволь даме удалиться, пока я не получил разрыв сердца, лицезрея черты, достойные самых чувственных и смелых стихов.
Промямлив что-то про клюквенный сок, я уткнулся взглядом в стол. Что-то с этой девушкой было не так. Очень сильно не так, но что — я пока понять не мог.
— Ммм… насчёт стихов — вы же это не серьёзно? — сказал я просто так, лишь бы что-нибудь сказать.
— Я до сих пор в завязке, если ты об этом, — пробормотал шеф, оглядывая зал. Он старался смотреть как бы вскользь, ненавязчиво, но всё равно многие, почувствовав, что на них смотрят — оборачивались. — Дополнительные коллизии с Советом мне не нужны.
Официантка вернулась. На подносе она легко, словно это была стопка салфеток, удерживала две тяжелые кружки, кувшин с пивом толстого литого стекла, и такой же — с кроваво-красной жидкостью. Увидев, как тяжело плещется о гладкие стенки рубиновый прибой, я чуть не возмутился — опять меня за стригоя принимают!.. Но вовремя вспомнил, что сам заказал клюквенный сок…
Расставив напитки, она удалилась, позволив полюбоваться плавной грациозной походкой.
— Если бы Елена была хотя бы в половину так прекрасна, от Трои не осталось бы камня на камне, — как бы про себя, под нос, пробормотал шеф.
И вновь он возник ниоткуда, соткался из воздуха и света свечей, которыми освещался зал клуба — я забыл об этом упомянуть? Так вот: никакого электричества здесь не было и в помине.
Под потолком медленно раскачивались люстры, размером и формой похожие на тележные колёса. Они были утыканы, усажены и уставлены свечами.
В зале, перекрывая запахи разнообразных существ, пахло раскалённым свечным воском и ладаном.
Свет множества свечей создавал поистине удивительные эффекты. Он словно живой метался по стенам, окутывал посетителей загадочными тенями, плясал на натёртом до блеска полу, отбрасывал мятущиеся блики на скатерти…
В этих тенях легко спрятаться, — подумал я, глядя на стригоя в винно-красной бандане, подошедшего к нашему столику.
Золотая серьга в его ухе словно бы жила своей жизнью: покачивалась, ловила свет свечей, и отбрасывала ослепительные блики, от которых становилось больно глазам.
— У вас всё хорошо? — покровительственно спросил Неясыть.
— Всё великолепно, светлейший князь. — Мы в восхищении. Поражены, раздавлены, сломлены. Столько стиля! Обаяния! Такта!..
Алекс невыносимо грассировал. Алекс выспренно помахивал руками. Алекс закатывал глаза и тряс головой. И становилось ясно одно: мой шеф нарывался. Внешне придраться было не к чему, но то, каким тоном он говорил…
Стригой — флибустьер тоже прекрасно это понял. Сверкнув ещё раз серьгой, подал кому-то сигнал глазами и испарился.
Я оглянулся — туда, куда смотрел флибустьер, но никого не заметил.
— Почему вы назвали его князем? — спросил я Алекса, осторожно пробуя клюквенный сок.
От первого же глотка челюсти свело кислотой и необыкновенной свежестью.
— Таков его титул, — пожал плечами Алекс, с удовольствием наливая себе тёмного портера, и пробуя его, и одобрительно причмокивая, и промокая салфеткой пену на верхней губе…
Я с завистью сглотнул.
С тех пор, как Лавей поставил на мне свою метку, я больше не переносил алкалоиды. Впрочем, пить-то я мог. Но что-то в моём изменившемся метаболизме не давало наступить даже легчайшей стадии опьянения, переводя организм сразу к жесточайшему похмелью… После нескольких неудачных экспериментов я решил, что оно того не стоит.
— Титул? — переспросил я. Уровень жидкости в кувшине Алекса стремительно убавлялся, и мне ничего не оставалось, кроме как завистливо сглатывать в такт его глоткам.
— Некоторые зовут его Мастером. Как самого сильного стригоя в городе… Но сам Неясыть предпочитает титул Светлый Князь.
— И он тоже… обращался к Совету за лицензией? — я просто не мог представить этого флибустьера, пирата, согнувшимся в низком поклоне, с протянутой рукой.
— Он из другой фракции, — неохотно ответил Алекс. — Видишь ли, Сашхен, не все… подчиняются Совету. Много копий сломано из-за этих разногласий, но в конце концов Совет и… другие пришли к соглашению. Главное — не попадаться друг другу на глаза.