Я не превращусь в зверя, — сказал я себе. — Я не буду ронять планку. Я останусь человеком.
Вервольф был хорош. Очень хорош: чувствовалось, что Клетка для него — дом родной. Он изучил каждый её сантиметр, знал все сильные и слабые места… А ещё он любил красоваться перед публикой.
Завершив удачный бросок, он беспечно поворачивался ко мне спиной и требовал внимания, потрясая кулаками. На белых бинтах уже проступили красные пятна.
У меня же много сил уходило на то, чтобы сдерживаться. Я чувствовал, знал, что могу размазать противника тонким слоем. Но для этого нужно было выйти за грань самого себя. Нужно было отключить сознание. Стать тем, кем я не собирался быть.
Сначала удар прилетел слева. Голова загудела, глаз словно выскочил из глазницы, повис на тонкой ниточке нерва, как на резинке, а затем влетел обратно. Зубы лязгнули.
Второй удар тоже пришел слева, только не в глаз, а под нижнюю челюсть. Рот наполнился кровью: я прокусил себе щеку.
В голове загудело, как в наполненной камнями бочке, которую столкнули с обрыва.
Я махал руками, пытаясь попасть по противнику. Единственный шанс для меня победить вервольфа — это вырубить его особо удачным ударом, не допуская клинча.
Если будет клинч — он меня просто раздавит.
Текучим движением вервольф поднырнул под меня, обхватил за торс и швырнул через всю клетку. Ударившись о сетку, я свалился кулем на пол.
Толпа взвыла.
Совсем рядом, на уровне пола, я увидал напряженные, магнетические глаза Неясыти.
Вервольф прыгнул на меня.
Удары посыпались со всех сторон, и оставалось только прикрывать голову, чтобы кулаки противника не ободрали мясо с лица…
Ни о каких перерывах или раундах речи не шло. Когда прозвучал гонг, я решил, что это — начало первого раунда. Но сдаётся мне, второй раз он зазвонит только тогда, когда кто-нибудь из нас умрёт…
Как сквозь толстый слой ваты доносились крики толпы. Они накатывали волнами, почти ощутимыми, болезненными.
Я проиграл, — билась в голове одна мысль. — Я, чёрт меня подери, проиграл…
Насладившись моим бессилием, вервольф отпрянул и затанцевал на кончиках пальцев. На лице его блуждала плотоядная улыбка, во рту мелькали очень белые клыки.
— Привыкай лежать, упырь, — промурлыкал он так, чтобы никто, кроме меня, не услышал. — В гробу только это тебе и удастся.
Я чувствовал вкус своей крови и запах разгоряченного тела вервольфа. Пот, мускус, не выветрившееся перебродившее пиво — будоражили мой воспалённый разум, сдвигая, проламывая какие-то невидимые барьеры в душе.
Я поднялся.
Противник не препятствовал — мог позволить себе такую роскошь.
По собственным расчётам, я давно должен был отключиться. Я прекрасно знаю пределы своего организма: он способен на многое. Но не на всё. Быть быстрее, чем обычный, среднестатистический человек. Лучше чувствовать запахи, видеть и слышать. Обладать чуток большей силой… Но с силой оборотня, взрослого вервольфа, моя не шла ни в какое сравнение.
И тем не менее, я поднялся. Шатаясь, мотая головой, как лошадь, которую одолевает мошкара — но на ногах устоял.
Пришло понимание: я не хочу умирать. Нет, не так: я всё ещё хочу победить!
Откуда взялось это чувство — я не знаю. Возможно, пробудил его яростный, исступлённый взгляд Неясыти, который я изредка ловил сквозь прутья Клетки. Но скорее всего, оно с самого начала было во мне.
Я всегда был упрям.
И когда добровольно записался в армию, и когда не хотел умирать от осколочного ранения в живот. И когда на меня напала та тварь в переулке… В тот самый день, когда я встретил Алекса.
Вервольф нанёс очередной удар — справа, раздробив мне скулу. Я почувствовал, как хрустнула кость… Упав на колено, я закрыл глаза, пережидая пульсирующую вспышку боли.
Это ерунда, — уговаривал я себя. Гроб, обёрнутый серебряными цепями — вот это не ерунда. То же серебро, вплавившееся, въевшееся в кожу, и от этого жгучее, словно раскалённый уголь из печки — вот это не ерунда.
Жажда — бесконечная, глубокая, как чёрная дыра, которая не ослабевает, которая присутствует всегда… Жажда, которая может свести с ума, если поддаться ей хотя бы на миг — вот это не ерунда.
Никакое сырое мясо, никакие витамины, железо и искусственный гемоглобин не заменят вкуса настоящей человеческой крови. Не сравнятся с горячим током, который бежит по венам, с сытой тяжестью в полном желудке, с ощущением могущества, которое даёт только она. Тёплая человеческая кровь из отворённой вены…
И бороться с этой тягой каждый день, каждый миг своего существования — вот это не ерунда. Я не стану стригоем, как бы им этого не хотелось. Я не сделаюсь упырём, вурдалаком, кровожадной нежитью.
Ни. За. Что.
Я поднялся на ноги. Вервольф, беспечно повернувшись ко мне спиной, потрясал кулаками и победно выл, задрав лицо к сходящимся прутьям Клетки.
Я прыгнул на него и повалил. И взял на болевой.
Правильно Алекс говорил: злость накануне драки только на пользу. Он правда не уточнил, что злость эту надо переварить, преобразовать, превратить в источник силы. Использовать для того, чтобы победить.
Барьеры внутри меня лопались, как весенние почки. Я чувствовал, как вспухает поток силы, как он, подобно цунами, сметает всё на своём пути, как разбивается о свод черепа и выплёскивается наружу в дикарском крике.
Шея вервольфа была рядом, всего в паре сантиметров от моего лица. Я видел, чувствовал, как бьётся горячая жилка под кожей, как кровь бежит по его венам.
Клыки мои выдвинулись, рот распахнулся… Я почувствовал вкус его пота на языке, и теперь он не казался мне отвратительным. Он был сладким, манящим, желанным. Горло свело судорогой предвкушения.
Нет. С хрустом сжав челюсти, я спрятал клыки. Я не буду пить кровь. Не стану тем, кто отнимает жизнь. Я — не такой.
Живот скрутило огненной судорогой. Весь мой организм, всё моё тело жаждало этой крови. Сопротивлялся лишь разум.
Меня охватила агония.
Вот она, вена! Стоит лишь открыть рот — и придёт облегчение. Наступит счастье…
Честное слово: больно было так, словно меня окунули в кипящее масло. А во внутренности лили расплавленный свинец.
Зажмурившись, откинув голову как можно дальше, я закричал.
И в этот момент лопнул какой-то последний барьер. Вдруг, неожиданно, по венам потекла сила. Она была как искрящийся ручей, как поток игристого вина — сладкий, терпкий и необыкновенно вкусный.
Несколько мгновений я наслаждался этим потоком, бессмысленно и безмолвно. А потом пришло понимание.
Это сила вервольфа! Это её я поглощаю с таким удовольствием. Мы до сих пор находились в клинче, в тесном контакте… и я впитывал его энергию всем телом.
Осознав это, я тут же отпрянул. Оттолкнул от себя вервольфа, и пятясь, отполз подальше от него, в конце концов уперевшись в прутья Клетки.
Мне было наплевать, как это выглядит со стороны.
Я ожидал, что оборотень сейчас встанет, что он бросится на меня, чтобы нанести последний сокрушающий удар… Но он не шевелился.
Зал замер, затаив дыхание, вместе со мной. Я не понимал, что происходит.
Как же так? Он же мордовал меня, как хотел. Захват — это была просто попытка, предпринятая от отчаяния. Как последнее средство, последний шанс не сдаться без боя…
В клетку осторожно вошел другой вервольф — тот самый пожилой здоровяк, с которым договаривался шеф.
Алекс и Неясыть шли за ним.
Вервольф подошел к неподвижному телу, опустился на колени, перевернул его на спину… А затем посмотрел на меня.
Я поднялся, но так и стоял, прижавшись к прутьям. Они давали опору. Без поддержки Клетки я бы упал.
— Чистая победа, — сказал вервольф. Подошел к Алексу и протянул тому руку.
— Он мёртв? — я не сразу понял, что эти слова произнесло моё горло.
— Ты победил, — ответил Алекс.
Глава 14
Отпустив руку вервольфа, Алекс подошел ко мне и встал рядом.
— Ты победил, кадет. Победил в честном поединке. Поздравляю.
В глазах у меня помутилось. К горлу подкатило, и если бы в моём желудке было хоть что-то, кроме пары глотков клюквенного сока — меня бы вырвало.
Несмотря на отчаяние, я чувствовал необычайный подъём сил. Под кожей словно пузырилось шампанское, омывая тело волнами жара. Хотелось кричать. Издавать победные вопли, прыгать до потолка…
Я убил его, — мысль с трудом пробилась сквозь эйфорию. — Я высосал всю его силу за считанные секунды. Теперь она моя.
Тело, которое вервольф растил десятки лет, кормил, тренировал, учил драться и гонять на мотоцикле — теперь мертво. Оно ничего не значит.
Я же могу выпустить всю его силу в одной вспышке ярости — я знал, я чувствовал, что так может быть. Это внушало отвращение и… трепет.
А за пределами клетки ждала толпа. Сотни жадных взглядов пытались проникнуть сквозь прутья, чтобы насладиться зрелищем победы. Стать причастными.
Я чувствовал на себе эти голодные ждущие взгляды, ощущал их нетерпение и желание, в ноздри мои проникал запах разгоряченных тел.
Если я не выпущу хотя бы часть энергии, я взорвусь.
Понимание настигло, как вспышка. Как озарение. Меня словно бы толкнуло в центр Клетки, туда, где неподвижно лежало тело вервольфа.
Встав над ним, я раскинул руки и закрыл глаза. Сила потекла наружу, как солнечные лучи. Она докатилась до первых рядов, затопила их, двинулась выше, выше, добралась до стен и потолка…
— Хватит, — кто-то положил руку мне на плечо. Проскочила искра — удар был сродни электрическому. — Хватит, кадет, — повторил Алекс. — Не трать понапрасну то, что мгновение назад было чужой жизнью.
Я выдохнул и поник головой. Мне было стыдно. Поддавшись порыву, я перестал контролировать себя и стал… Кем? Я не знаю.
— Владыка, — Неясыть упал на одно колено и склонил голову передо мной.
Ничего не понимая, я отшатнулся и ударился спиной о прутья клетки. Рядом был выход, и я вывалился наружу, почти ничего не соображая, ничего не видя вокруг.