- Лиза… вы все равно беспокоитесь о чем-то… И похоже, я знаю причину этого волнения. Посмотрите на меня.
От его слов у меня все похолодело внутри. Что он имеет в виду?
Медленно повернувшись, я смело посмотрела в его глаза. Взгляд Головина был уставшим, но по-отечески теплым.
- Что-то произошло между вами и Александром Потоцким?
О Боже…
- Послушайте меня, я хочу вам сказать нечто важное, - продолжал тем временем Павел Михайлович. – Даже если случилось то, что уже нельзя исправить, вы все равно можете рассчитывать на мою поддержку и защиту.
- Откуда вы знаете? – осторожно поинтересовалась я. Интересно, какой информацией он располагал?
- Я случайно увидел вас и этого прощелыгу у старой мельницы… - было видно, что Головину неловко говорить об этом. – Простите, что приходится смущать вас такими нелицеприятными подробностями.
Я покраснела, испытывая жгучий стыд за настоящую Елизавету Алексеевну. Дура! Какая же дура… Значит, все-таки что-то было… Что ж, зато теперь будет легче открыться, в случае, если беременность подтвердится.
- Все. Давайте закончим этот разговор, - он вдруг обнял меня и прижал к своей груди. От его сюртука слегка пахло табаком и ландышем, что вызвало у меня легкую улыбку. В эти времена духи не разделяли на мужские и женские. Что ж… ландыш не такой уж плохой выбор. – Я сказал все, что хотел, а остальное оставим в прошлом.
- Батюшки святы! – раздался громкий возглас Аглаи Игнатьевны. – Пресвятые угодники!
Я отпрянула от груди Павла Михайловича, а он ничуть не смутился. Поднявшись, Головин подошел к нянюшке, за спиной которой стояла улыбающаяся Таня, и с улыбкой сказал:
- Аглая Игнатьевна, Софья Алексеевна, хочу сообщить вам, что Елизавета согласилась стать моей женой.
- Как это женой? – нянюшка побледнела, и Таня подхватила ее под локоть. Она усадила старушку рядом со мной на софу, подложив под спину подушечку.
- Тебе плохо, нянюшка? Может, водички принести?
- Не надо… Ох, это от радости… - выдохнула она, протягивая руки к Головину. – Спаситель вы наш! Благодетель!
Павел Михайлович взял ее сморщенные ручки в свои ладони и легонько сжал.
- Обещаю, что стану беречь вас как зеницу ока.
Аглая Игнатьевна кинулась целовать ему руки, и мы еле оторвали ее от смеющегося Головина.
- Ну, ну… Хватит! Что это вы удумали?
- Теперь моих голубок никто не посмеет обидеть! Пусть только попробуют! – нянюшка вытерла слезы передником. – Вот так вот! Мы тоже могем!
На ее лице появилось воинственное выражение, что вызвало смех у всех нас. Аглая Игнатьевна приосанилась, ее седые бровки встали домиком, а нижняя губа оттопырилась.
- И неча теперя туточки шастать!
Она еще долго не хотела отпускать Павла Михайловича. Потчевала его капусткой, блинами со сметаной, поила травяным чаем, а он все это ел с большим удовольствием. У меня немного отлегло от сердца, и даже появилась уверенность, что все будет хорошо.
Когда Аглая Игнатьевна помчалась за очередным угощением, я решилась поинтересоваться о Демьяне. Может Головин лучше объяснит его положение? Читать и знать точно - две большие разницы.
- Скажите, Павел Михайлович, а дети, рожденные от крепостных, имеют какие-нибудь права?
Я не стала называть имен, но он сразу догадался, о ком я говорю.
- О Демьяне переживаете? Но поспешу успокоить вас, он никоим образом не сможет претендовать на имущество. Даже если дворянин пожелает признать своего незаконнорожденного отпрыска, то все равно не имеет права передать ему свое звание, и обязан приписать его к своим крепостным крестьянам. – Головин, видимо, подумал, что мы боимся, как бы ни пришлось делиться с Демьяном. - Законом запрещено вводить незаконнорожденных в наследство и "в фамилию", препятствуя распространению сословных дворянских привилегий на "недостойных" граждан. Могу вам даже процитировать пояснение к этому закону: "Благородными разумеются все те, кои или от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы".
- Нет, нет… Мы помочь ему хотим, - объяснила я. – Жаль юношу.
- А вы его приказчиком назначьте. Он грамоте наученный, станет за усадьбой приглядывать, раз такое дело, - предложил Головин. – Другой помощи пока оказать ему вы не в силах.
Я задумалась над его словами. А ведь он прав. Нужно парня повысить в должности, а то как-то не по-человечески. Пусть духовно мы были чужими, но кровь у нас по венам бежала одна.
Глава 44
Головин уехал, но перед этим мы договорились, что завтра утром отправимся в церковь. Он еще раз пообещал, что приглашения на обручение будут разосланы в самое ближайшее время. А еще предложил заняться пошивом подвенечного платья, которое он с радостью оплатит, так же, как и платье Софьи.
Нянюшка все не могла прийти в себя от радости. На ее щеках горел румянец, походка стала легкой, и я даже пару раз услышала, что она напевает под нос какую-то песенку. Мы с Таней вполне могли понять ее воодушевление, ведь угроза оказаться на улице стремительно отступала. Да и что говорить, старушка переживала за нас, как за родных.
Но священнослужителя нам с Таней случилось увидеть раньше, чем предполагалось. Старый тарантас, которым управлял бородатый поп в пыльной рясе, появился в усадьбе в то же время, как в главные ворота вошли цыгане.
Мы направлялись на кухню взять для собаки еды и сказать Евдокии, чтобы она сварила бульон для Сашка. Но вся эта процессия заставила нас удивленно остановиться.
- Добрый день, барышни! Спаси Господи! – громогласным голосом произнес священник, спускаясь на землю. – Это что же происходит? Как могло такое приключиться?!
Он был крупным, с выпирающим животом и окладистой бородой, в которой поблескивали седые пряди. Густые брови нависали над бесцветными глазами, а нос имел красноватый оттенок из-за купероза.
- Добрый день, - поздоровалась я, пытаясь вспомнить, как правильно приветствовать священнослужителей. Крест целовать? Ну, уж нет. Я не собиралась прижиматься губами к кресту, покачивающемуся на животе батюшки. Мало ли, кто его целовал до меня… – Что случилось?
- Отец Никифор! – из дверей выскочила нянюшка и радостно бросилась к нему. – Как хорошо, что вы нас навестили! Проходите в дом! У нас с обеда блинки остались!
- Нет уж, Аглая Игнатьевна! Увольте! Я по важному делу, которое требует немедленного разрешения! – священник возмущенно затряс бородой. – Ибо на святое посягаются!
Я посмотрела на молча стоящих в стороне цыган и догадалась, что приезд батюшки как-то связан с ними.
- Так вы ответите, что случилось? – повторила мой вопрос Таня.
- Это вы позволили цыганам своих на нашем погосте хоронить? – священник нахмурил кустистые брови. – Они уже и могил накопали!
- Мы, - кивнула Таня. – А куда же еще покойных, как не на кладбище нести?
- Так то покойных людей! Ибо погребения со всеми церемониями удостоены только истинно православные люди! – голос батюшки сорвался на фальцет. - Нельзя погребать скоропостижно умерших без похоронных памятей! Что, ежели покойники их не соблюдали православные обряды или самоубийцами были? Или вообще померли от хмельного?! Упаси Господь мою душу!
- Какие самоубийцы?! – у меня в голове не укладывалось происходящее. – Люди в пожаре погибли! Вы что говорите такое?!
- Не знаю я ничего! Пущай в скудельницу несут! И все тут! – уперто произнес священник, краснея от гнева. – Там им самое место!
Я понятия не имела, что такое «скудельница», да и Таня, скорее всего, тоже, но тут мы услышали голос Бартоша:
- Вы что, хотите рома в яму как собак бросить? Не бывать этому!
- Ты меня еще поучать станешь, бродяга? – батюшка погрозил баро хлыстом. – Иуды проклятые!
- Отец Никифор, вы прямо с кондачка-то набросились на всех! – Аглая Игнатьевна вышла вперед. – С барышнями таким языком говорить не надобно! Вы пошто о скудельнице вспомнили? Голубки мои и знать не знают, что это такое! Не надобно девицам в душеньку страху нагонять!
- Перестали церковь почитать! Совсем от Бога отдалились! Сатана вокруг правит! – разразился бранью батюшка. – Одному Господу все известно! Он и покарает грешников!
Священник забрался в свой тарантас и поехал прочь, не переставая вопить во весь голос.
- Мы успели выкопать могилы, - сказал Бартош, подходя к нам. – Но не дадут нам, барышни, там своих рома схоронить… Раньше своих покойников в лесных чащах или в степи оставляли, подале от дорог, но ежели здесь останемся, то хотелось бы за могилами смотреть…
- Это мы еще посмотрим, дадут или нет, - зло произнесла Таня. – Завтра вы своих похороните, слово даю.
Цыган кивнул и отошел, но мне показалось, что он не поверил в ее заверения.
- Ты что задумала? – спросила я шепотом. – Хочешь батюшку уговорить?
- Нет. Ты слышала, баро сказал, что они собираются здесь остаться? А значит, нам все-таки придется выделить им землю и под поселение, и под кладбище. Пусть оно у них свое будет. Так всем спокойнее. Нужно хорошо изучить план земель. С Захаром или и того лучше, с Демьяном посоветоваться! Если такой вариант предложить священнику, думаю, он не откажет, - ответила подруга. – Зачем ему лишние разборки? Интересно, а храм тоже получается на нашей земле стоит?
- На нашей, на нашей… - нянюшка услышала ее вопрос. – Да вот только жертвуем мало. Откудочки деньгам еще и на храм взяться? Барыня Потоцкая и нашему приходу помогает… Везде она сподобилась.
- Так вот почему батюшка на нас обижен… - протянула Таня. – Мы жертвуем мало!
- Дак печалится он, что люди сейчас злые стали, в Бога не верят, а только с виду благочестивые, - тяжело вздохнула Аглая Игнатьевна. – Вон, сколько всего случалось, а наказания за это никто и не получил… Исправник один, любил прохожих на улице поколачивать, а попался ему священник, он и его не пожалел. Отметелил, да сосуд со Святыми дарами расколошматил… А еще ранее, случилось такое, что не приведи Господь… Помещик один пригласил к себе попов с попадьями, велел раздеть. Да бил их смертным боем. Не осерчаешь тут на людей…