Мой дом — первый ребенок, рожденный в бедности, но в любви. Его я тоже оставлю мужу. Это наследный дом его семьи, мне… больше нет в нем места.
Все мои страшные фантазии сбылись.
Накаркала.
Заставляя себя двигаться, прошла в наши с Берном покои и остановилась по центру. У нас с Берном были разные спальни, совмещенные одной гостиной. Берн хотел общую спальню, но я отговорилась тем, что сижу с книгой до рассвета. Причина была другая на самом деле, но в этом я никогда не признаюсь.
Даже если меня запрут в подвале и буду пытать, не скажу ни словечка. О таком просто-напросто не говорят.
Отмахнувшись от мучительных мыслей, прошла на свою половину. Механически огляделась, размышляя, что я могу позволить себе взять, а что придется оставить.
Одежду, личные аксессуары, немного бытовых мелочей. Возможно, пару гарнитуров. Этот, из жемчуга и недорогой сапфировый, подаренный Берном на рождение дочери. Девочки в Вальтарте ценились, и рождение Дафны негласно подняло нашу семью на одну иерархическую ступень. К нам начали присматриваться, стали интересоваться нашими делами на самом высоком уровне.
Платья тоже возьму не все. Шесть перемен, безболезненно сочетающихся ещё в штук шесть конструктивных нарядов, чудесную неношеную шубку на случай холодов. Аптечку, канцелярский набор, сделанный под нефрит, книги. Редкие заказные исследования. Это полностью мое.
Мебель не возьму, она полностью подобрана под стиль дома. Стены с собой не унесешь, а раздевать своего ребенка я не готова. Пусть это и каменный ребенок, но он, похоже, любит меня сильнее моих живых детей.
Вот белье бы взяла. Хотя бы тройку смену. Книги заберу. Библиотека полностью моя, но… Дафна тоже любит читать. А Дан должен. Придется обдумать, что я могу позволить себе забрать, а что необходимо оставить.
Дверь, чуть скрипнув, отворилась.
Мы с Берном специально оставили скрипучую дверь. Это был наш маленький секрет. Очень личная маленькая тайна. Дверь поскрипывала, и я всегда знала вернулся ли муж, а муж знал, не засиделась ли я допоздна в рабочем кабинете.
Обернувшись, увидела Дафну.
Та неслышно скользнула к розовой софе, обложенной разномастными подушками и по старой привычке, скинув туфли, закопалась в них с ногами. Вот только лицо осталось холодным и сосредоточенным. Моя малышка выросла и стала чужой.
Глаза редкого среди драконов, сапфирового цвета обежали спальню, остановившись на раскрытом багажном сундуке.
— И почему я не удивлена, мать? Бежишь от проблем?
А.... Наверное, по логике дочери, я должна остаться и героически решать проблемы, созданные мне моей же семьей. Наверное, за восемнадцать лет я окончательно перешла в раздел домашней клуши, убивающейся над рецептом тортика.
Онемение в груди расползлось, захватывая все новые территории: солнечные дни втроем, первая улыбка сына, красные сапожки для Дафны, Берн, сказавший «я буду любить до звезд».
По-хорошему, он не лгал. Он любил меня до звезд. До одной конкретной звезды темного драконьего леса.
— Пусть будет так, Дафна.
Глаза дочери сузились. Она злилась. Я-то видела, как сильно ей хочется противостояния, ссоры. Качественного скандала, в котором она с разгромом меня победит, закидав аргументами.
— Не дури, мать. Тебе некуда идти.
Зато есть откуда.
Я незаметно улыбнулась:
— Не волнуйся обо мне, у меня есть немного друзей и немного сбережений.
Дафна попыталась скрыть свои чувства, но я-то видела, что она удивилась. И испугалась. Спокойная домашняя мамка, подтирающая сопли всем от мужа до подмастерья не вязалась в ее голове с девицей с темными фантазиями.
— Ты хочешь сказать, что прятала деньги от семьи? — в ее голосе звучал шок.
Какая…. обидная трактовка моих действий.
— Разве ты была чем-то обделена, Афи? — сокращенное детское имя дочери вызвало новую волну боли. — Ты не нуждалась, у тебя самые модные платья, лучшие артефакты и приглашения на все мероприятия сезона. Только луны с неба нет.
— Но я не беру деньги! И это отец покупает мне платья, а не ты! Это же разные вещи, это… Это как воровство!
Она выкрикнула и тут же замерла в шоке. Щеки налились нездоровым румянцем стыда за свои слова. Где-то осталась моя маленькая Дафна, проказница и сорванец, ответственный за все проделки в доме? Где моя девочка, которая забиралась в мою постель за вечерней сказкой?
Нет её нигде.
Я должна принять эту мысль и отпустить. Отпустить Дафну.
— Ты захотела на день рождения артефакт для пробуждения драконицы за двести золотых, — подняла руку, останавливая поток возмущенных возражений. — Я на свое день рождения взяла только пятьдесят.
На самом деле я немножко лукавила. В последние годы в случае удачных сделок я брала небольшую разницу и клала на личный счет. Когда-то это было всего три золотых, а когда и двадцать. Немного, но со временем набежала неожиданно приятная сумма.
Конечно, я не прятала эти деньги от семьи. Берн был в курсе моего маленького хобби, хотя и не догадывался насколько увесистая сумма там скопилась.
Я не крала и не лгала. Я просто делала себе подарок не дорогим омолаживающим артефактом или платьем из редкой ткани, а первичным ресурсом.
Дочь неожиданно встала прямо передо мной, схватила за плечи в порыве.
— Мам, — голос у нее дрогнул. — Не жести, а? — мое словечко из родного мира, привитое на юный драконий цветок. — Отец сделает тебя первой наярой. Конечно, это не статус жены, но он купит тебе крепкий дом, обставит его с иголочки, дозволит взять лучшую из карет, и отдаст твоих любимцев, кайранов-двойняшек. Заведешь собак, как хотела, будешь делать свои безделушки.
А вот это было уже по-настоящему больно.
Наяр брали многие из высокопоставленных драконов, отчасти, чтобы связать клан с несколькими другими кланами, отчасти ради гендерного процветания. В Вальтарте рождалось на удивление мало девочек, и многие драконы были готовы взять нескольких наложниц, чтобы дать жизнь хотя бы одной дочери.
Именно, что наложниц. В отличие от жены, имеющей права и защиту, наяры полностью зависели от милости мужа. Какое-то половое рабство. Терпи, рожай, кланяйся пониже, и платье у тебя будет шелковое, а не хлопковое, а сервиз за семьдесят золотых, а не за четыре.
Дафна подскочила с софы, вцепившись мне в руку:
— Это будет уютная, лишенная волнений жизнь. Лучший вариант для…
Ей хватило ума остановиться. Но я хотела пройти этот путь до конца и спокойно договорила:
— Для веи.
После развода я лишусь титула. А поскольку дракона у меня нет, фактически я попаду в статус простолюдинки-веи.
Уязвимое положение. Лишенная базового комфорта и защиты жизнь.
— Ты что.… Серьезно бросишь нас с Даном?
Дафна растерянно обвела взглядом комнату, в которой я уже начала простейшие сборы за нашим разговором.
— Это не так, — в онемевшую грудь вошла последняя раскаленная игла. — Ты можешь поехать со мной, если, конечно, захочешь.
— Я поеду с тобой, стану веей, буду зарабатывать на жизнь плетением бусиков? — Дафна истерично рассмеялась. — Я останусь с отцом и займу положение, принадлежащее мне по праву!
— Твое право останется у тебя, Дафна. Твой отец разводится со мной, а не с тобой или Даном, вы останетесь его детьми, как бы не сложилась жизнь.
Дафна истерически расхохоталась. Растрепанная, с лихорадочным румянцем на щеках, с брызнувшими злыми слезами, она все меньше походила на насмешницу Афи, оставшуюся в далеком прошлом.
— Не вижу ничего дурного в жизни веи, — сказала мягко, когда дочь отсмеялась. — Как нет ничего дурного в том, чтобы зарабатывать на жизнь плетением бусиков.
В ответ Дафна сжала тонкими пальчиками центральную бусину в своем жемчужном колье.
— Папа рассказывал, что ты заговорила эту бусину для меня, — сказала зло. — А еще он рассказывал, что у тебя на простейший оберег ушел целый месяц, и еще столько же, чтобы поправиться после магического отката. Одну бусину, мам!
Вспыхнувшая обида была подобно звезде, прожегшей грудь до кости. На этот раз уже не на дочь. Просто.…
Просто отец-дракон, столь щедрый к иномирянкам, которые одна за другой становились то сильными магинями, то женами императоров и генералов, давал сильный дар.
Забирая деву из ее мира, боги Вальтарты отдаривались равным по стоимости благом. Только я осталась у пустой подарочной корзинки. Не стану скрывать, были дни, когда я хотела другой судьбы. Хотела получить от богов такой же сильный дар и больше не слышать зубастых ремарок за спиной и в лицо.
Свекровь открыто называла меня Пустой. Были годы, когда мы жили бок о бок и виделись едва ли не ежедневно, но всякий раз, как я приходила, она тащила меня к зеркалу. Говорила: «Смотри, лицо-то уже не такое славное, со дня на день пустышкой станешь».
Пустышкой я не стала, но привычка отслеживать внешний облик и выходить из спальни при полном параде, сохранилась.
— Вот такая у тебя мать, — сказала бесстрастно. — Другой нет.
Дафна снов открыла рот, и я упреждающе подняла руку:
— А сейчас уходи, Дафна, иначе мы поругаемся. И будем жалеть о том, что наговорили друг другу.
Губы у Дафны вжались в полоску, глаза полыхнули незнакомым желтым блеском. Она пнула дорожный сундук, и тот опрокинулся на бок, скинула стопку белья, после дернула с вешалки одно из платье, разорвав по центру грудины.
— Вейра Гроц права, ты эгоистка!
Окатила меня напоследок разъяренным взглядом и выскочила за дверь, приложив ее о притолоку со всей силы.
Я осталась одна в разрушенном священном домике, который прятал меня от мира восемнадцать лет.
Разрушенном руками моих детей и мужа.
3. Берн
Сундук получился на редкость небольшим, я с большим ездила в путешествия. Но просто физически не могла взять с собой знакомые и любимые вещи.
Эти вещи принадлежали другой жизни. Другой мне.
Зеркальце в резной оправе из чистого золота, ночник на стеклянной подножке, халат из редкой, восточной ткани, невероятно комфортный к телу, резной кинжальчик для корреспонденции.… Все было отмечено печатью просроченной любви.