Надо же. Заступился.
Возможно, до этой секунды я видела в принце лишь тень Фаншера, полную безумия. Возможно… я была несправедлива к нему.
— Работа кончилась, Люц? — голос Ральфара звучал холоднее арктического льда. — Ну коли так, отправишься в деревню искать остаточные следы магических возмущений.
Люц, даже не замечая за собой, вытянулся в струну. Чувствовалось, что это далеко не первый их спор, заканчивающийся этой фразой и полной капитуляцией Фалаша.
— Да, командор, — сказал глухо.
Ральфар обменялся взглядами с безымянным дракониром, оттолкнулся от порога и один гигантским скачком пересек лестничный пролет.
В груди испуганно застучало сердце. Я ведь тоже черный маг. На секунду я почти против воли прокрутила самый негативный вариант будущего: кровь, пленение, одиночная камера на ближайшие сто лет. Наверное, будет больно. И детей я больше не увижу.
Кто я против целого генерала? Тростинка на ножках. И наши отношения держатся на тонкой паутине условностей, секса и взаимного осторожного интереса. Не та смесь, ради которой жертвуют карьерой и явной близостью к трону.
За нами белыми тенями бросились волки, но опоздали на долю секунды, столкнувшись с грохнувшей дверью.
Ральфар без лишних слов усадил меня в кресло и опустился рядом на одно колено, запечатывая меня в ловушку. Я настороженно уставилась в зазолотившиеся глаза, тлеющие огнем под угольными ресницами. Должно быть так выглядит адово пекло. И страшно, и взгляда не отвести.
— Убьешь меня? — спросила с неподдельным интересом.
Пекло всколыхнулось. Вспенилось алым огнем, пробившим золотое стекло.
— Не говори таких опасных вещ-щ-щей, Риш-ш-ше…
Ральфар натурально зашипел, от виска до ключицы золотой дорожкой пробежала чешуя, но, к сожалению, у меня сгорел предохранитель. Чертенок, весело гогоча, вырвался наружу.
Меня, на минуточку, вышвырнула семья, как если бы я была сломавшейся игрушкой. А милые гости, которым я предоставила кров, которые спали в убранных для них комнатах и ели мою еду, не колеблясь ни секунды, обвинили меня в сговоре с темными магами.
С Ральфаром же по меркам Вальтарты меня связывало обстоятельство, значащее еще меньше, чем воздушный поцелуй.
— Кажется, пора перестать говорить двусмысленности, — дружелюбно улыбнулась, наслаждаясь транслируемым негативом. — Давай проясним кое-что открыто. Я, по твоему утверждению, темный маг, и ни секунды не сомневаюсь, что меня ждет судьба Берта…
Договорить я не смогла. Ральфар сдвинулся все тем же невидимым рывком и запечатал мне ладонью рот.
— Никто не уз-с-с-снает. А ес-с-сли уз-с-с-снает — умрет.
Он сдавил подлокотник, и тот осыпался деревянной крошкой. Кресло тут же перекосилось, и я съехала в руки Ральфару, уютно, и как-то правильно устроившись у него на груди. Тот сжал меня в объятиях, словно забрал в стальной кокон. От гневного веселья не осталось и следа.
Спустя несколько сонных минут я вдруг обнаружила, что так и устроилась в руках Ральфара, и тот меня баюкает, словно ребенка, и гладит по волосам.
— Что ты делаешь? — голос у меня подрагивал.
— Улаживаю дела, — генерал хмуро кивнул и немного ослабил хватку, чтобы я могла выбраться.
Дела мне виделись теперь исключительно в черном цвете. А после плюнула на политес и крепко сжала Ральфара за руку:
— Ты, выходит, знаком с Гроцами?
Взгляд снова знакомо зазолотился, но почти сразу погас. Кажется, Ральфар принял твердое решение не злиться на меня ни под каким видом.
— Ты все равно узнаешь, так что лучше я скажу сам. Талье Гроц три года была моей любовницей.
Я даже не сразу поняла.
Любовницей?
Ах, Талье.… То есть, не «ах, Талье», а «ай да Талье». До чего шустрые девы в Вальтарте.
— Прежде чем ты начнешь делать выводы, — напряженно сказал Ральфар, вглядываясь в мое лицо, — я расскажу, как было дело.
А дело было просто.
Вообще-то его любовницей была вполне замужняя вейра, что устраивало всех, включая мужа этой вейры. Ему было почти триста, и его вынудили к браку юридические тонкости кланового договора.
Их связь началась до свадьбы и продолжилась после нее. Никто из них не считал себя преступником. Возможно, вейра рассчитывала на большее, теперь уже не узнать, но однажды в его дом пришла Талье — младшая подруга этой вейры. В ее платье, ее духах, с тяжелым знакомым запахом любовницы на теле, который ей дал пятичасовой концентрат, составленный искусным зельеваром. Он распознал, но в тот день ему было все равно.
Последний бой отнял у него половину отряда и левую руку, и он лежал в холодном дворце бесконечно регенерирует под лечебными заклятьями и артефактом.
Ральфар никого не ждал, но, когда пришла любовница, не отказал. Пахло от нее так, что его дракон чуть было не свихнулся. Он мог его контролировать, но не захотел. Не этой ночью, понимаешь, Рише? Этой ночью он хотел забыться.
Ральфар не выставил ее на утро и принял благосклонно лепет о первой любви. Но всегда помнил, что связь была начата с обмана. Не брал из ее рук амулетов, не пил вина, но и не прогонял. Талье была из Гроц, и он не верил во внезапную любовь. Их связь была нацелена разбить его союз с Фиром и объединить с отцом.
Он даже не считал это полноценным романом. Он бывал в Лаше наездами, и к нему ходили разные вейры, и Талье была одной из них. Так что связь между ними была, но тонкая, прерывистая. Пунктирная.
Все изменилось за месяц до некрасивого разрыва, и этот месяц он прожил в Лаше, играя роль выставочного генерала, которого показывали всем, кто хотел удостоверится в качественной защите от перевертышей.
На большинстве приемов требовалась партнерша, и Талье невидимо вытеснила других вейр. Первой писала ему письма, назначала встречи, заказывала меню на вечер, подбирала гостей и парные наряды. Знала все и обо всех, и, пожалуй, была остроумна и ненавязчива. Но он все равно почуял ловушку.
Вывернулся ужом в последний момент, когда в обществе пополз первый слушок о его любви к Талье Гроц. Он не ввел ее в общество, сознавая вес своего слова, не представил невестой или фавориткой, а в Вальтарте слова многое значат. Тогда откуда появился слух?
Роман он прервал в одностороннем порядке в тот же вечер. Вот только нежная любовница и остроумный друг в один миг обернулась ядовитой коброй. Она даже говорить не могла. Шипела. А он, дурак, усмехнулся и выставил ее в коридор прямо с размазанной от злых слез косметикой, рассыпавшейся прической и полусодранным платьем. Талье было чуть жалко, и он вызвал ей горничную, пока та сыпала угрозами.
Но ни одна из её угроз не оказалась шуточной.
Уже утром его вызвал император и потребовал легализовать его брак с Талье.
Основным средством давления была проснувшаяся в Талье драконица — сильная и одаренная на загляденье.
Ральфар отказался наотрез. Он был пьян и слеп от боли, но Талье, легшая в его постель, прекрасно видела и не была пьяна. Ее устроил раненный отчаявшийся дракон, не отличающий одно тело от другого. Ему, если отец еще помнил, раздробило руку до основания, и он жил в состоянии бесконечной, болезненной регенерации, обложенный амулетами и талисманами.
— Я оплачу свой проступок любой ценой кроме этой, — сказал он отцу, и тот не простил.
Это окончательно раскололо их короткое перемирие. Отцу хотелось вступить в кровную связь с Гроцами, не отдавая основного наследника, а нелюбимый сын — пешка — заупрямился. Дело решилось тем, что император все-таки отдал Кассиуса за племянницу Гроцей, поскольку тот наотрез отказался жениться на Талье.
А самого Ральфара в качестве наказания император отправил его на основной фронт, с запретом появляться в столице без дозволения и отдал приданое его матери Гроцам. Покрыть ущерб.
Спустя несколько ожесточенных боев, когда он успел потерять счет времени, он получил глупое письмо с приглашением на свадьбу. Талье подцепила какого-то барона, у которого даже дракона не было.
— Тогда меня это удивило, — медленно произнес Ральфар. — Талье амбициозна, и вдруг какой-то южный сквайр. Недостаточно родовит, недостаточно богат, не молод и не редкий красавец. У него даже сокровищницы не было. Обычный мужик, только прочно женатый и с детьми.
И то верно.
Все это время мысль, зачем же Талье — яркой, сильной, высокородной Талье — мой побитый молью муж, не давала мне покоя. Тогда я списывала все на любовь. Любовь же существует. Меня бог не одарил, но других-то наверняка. Про нее слагают легенды, ее поют в веках, ради нее бьются на дуэлях. Ради нее умирают.
— Разве Фир не наследный принц? — спросила медленно.
Ральфар невесело усмехнулся:
— Теоретически. Но император благоволит другому сыну.
— Выходит, не так просто Гроцы отдали мне это поместье, — сказала с улыбкой. — Не так просто за мной следом приехал Берт. И ты здесь оказался не просто так. Меня использовали вслепую, верно? Я тот самый стрелочник, который ответит за все злодеяния.
— Возможно.
Ральфар задумчиво усмехнулся.
— Но мы обманем их всех, Рише.
Спросить как, я не успела. Он поймал мою руку и жестко припечатал к груди, где билась невидимая тьма. Прямо под сердцем.
— Я не ведаю, как унять эту тьму, — шепнул Ральфар. — И пока она стучит в моей груди вместе с сердцем, я буду ходить и оглядываться. Нет ли за моей спиной моего будущего хозяина. Император жаждет посадить меня на эту цепь, чтобы не просить, а приказывать. А чтобы я был сговорчивее, отдать поводок в руки Талье.
В голове у меня зашумело, словно я выпила добрый стакан вина. Как можно посадить на цепь живого человека. Даже если это метафорическая цепь.
Даже не так. Как можно сделать это со своим сыном?!
— Императору ли не знать, как отчаянно я буду биться за свободу. Ему и в голову не придет, что я сяду на цепь добровольно.
— Что?
Я дернулась назад, но Ральфар не пустил. Вжался, впечатался поцелуем в губы, втиснул меня до ломоты в ребрах в собственную грудь. После оторвался и засмеялся тихо и жутко: