Меня накрыло полузабытым чувством опасности. Как тогда, в поместье. Когда я услышала, что портал был перекрыт, а поместье принадлежало матери Фалче.
Что-то происходило. Что-то страшное и неотвратимое надвигалось на меня, ощерившись острозубой пастью. Мы слабо трепыхались внутри ловушки. Прямо сейчас.
Усилив магическое зрение до рези в глазах, вычленила основное маслянистое жирное щупальце, методично впивающееся тонкими отростками в ауру Берна. Проследила каждое, и с удивлением поняла, что тонкий, едва ощутимый отросток тянется к Ральфару, выныривая из приятного полумрака комнаты на светлые пятна от светильников.
Пазл сложился.
Вот зачем нас сюда заманили. Теоретически для сватовства Ральфару тут быть необязательно, но позвали не меня, позвали его. И… вряд ли глава Варх понимает, что его использовали, как приманку, чтобы черный маг из семьи Гроц взял Ральфара под контроль.
Скорее всего, этот маг — Талье.
Сконцентрировавшись, я оттолкнула никем невидимое щупальце, уже забравшееся на стол и ползущее между тарелок. После дождалась, когда оно осмелеет и потянется к моему генералу, рубанула поперек маслянистого тела ментальным лезвием, как советовала книга. Щупальце дернулось, а вместе с ним дернулась и Талье.
Кажется Талье не поняла, что ей противодействуют. Каким-то немыслимым образом она прекрасно контролировала свою искалеченную темную магию, но совершенно не чувствовала темную магию, которой владела я.
Очевидно, противодействие она списывала на защиту Ральфара.
Нахмурившись, я перевела взгляд на Фалче, пристрастно рассматривая стандартную артефакторную связку, обязательную для военных. Артефакторная звезда от сглазов, приворотов и насланных сердечных мук, потом алмазное кольцо от ядов и воздействий чрез вино и пищу. Следом подвеска, выявляющая черную магию…
Подвеска была пуста. Сломана.
Страшная догадка накрыла меня с головой. Когда Ральфар уходил, подвеска была цела и исправно работала, а когда вернулся, мне и в голову не пришло ее проверить. Кто-то сломал её. Кто-то.… кому Ральфар доверял настолько, что позволил взять в руки.
Так вот почему никто не видит и не чувствует невидимое поле боя. Артефакты против черной магии носят только военные, а здесь военных нет, кроме Ральфара.
На секунду я закрыла глаза, пытаясь пробиться к дракону Ральфара и предупредить его, но услышала только мерный гул. Грязная магия Талье заблокировала ментальную связь.
40. Невидимый бой
Его жизнь разваливалась на куски.
Берн с трудом заставил себя нацепить на вилку крошку утки в каком-то там соусе и не чувствуя вкуса прожевать. С тем же успехом он мог бы жевать скатерть или траву.
Талье глянула в сторону Его проклятого Высочества, после на него, и Берна накрыло новой волной боли. Самое смешное, что никто не чувствовал страшной черной магии. Талье была права, драконы ее не видят. Разве что в Академии есть достойной силы артефакты, способные почувствовать ее движение.
Теперь-то он знал, кто ее любимый, выбравший другую женщину. Ральфар Таш, когда-то бессердечно выставивший за порог юную вейру Гроц, предпочел ей бракованную супругу Кайш. Выбрал. Полюбил. Поднял, как брошенный камешек, и в его руках тот он оказался сапфиром чистой воды.
Взгляд, как намагниченный, вернулся к Риш.
Цветущая, подобно юной камелии, блестящие прозрачные глаза, столь редкие для Вальтарты, волосы сияют подобно золоту…
Таш едва уловимо склонился к ней, накрывая невидимым щитом своей силы. Она доверчиво взглянула в ответ. Улыбнулась едва-едва, уголком губ. После вдруг поморщилась, коснувшись подрагивавшей рукой лба, словно чувствовала разлитую в воздухе озверевшую черную магию.
Талье с усилием засмеялась.
— Ну, допустим, я тоже против этого брака, — ее слова доносились словно сквозь вату.
Глава Варх даже не удивился. Только вопросительно поднял взгляд.
— Я люблю свою падчерицу, — насквозь лживо заверила Талье, даже не делая усилий казаться искренней. — Но отец-дракон покарает меня, если я смолчу. Дафна расчетливый и злой ребенок, жаждущий от мужчин только преимуществ. Она обокрала клан Кайш, спала с многочисленными вейрами и не сумела разбудить дракона. Полагаю о последнем может судить и сам молодой вейр Варх.
Берну требовалось усилие, чтобы сложить сказанные слова в целое предложение. Вархи справлялись лучше. Все трое неуловимо и совершенно одинаково помрачнели.
— Что это значит? — резко спросил старший сын, повернувшись к брату.
Тот только плечами пожал:
— Я просил милую Талье представить меня юной вейре Кайш, и та оказалась так любезна, что сделала для меня невозможное. Поселила в доме под видом вея, показала в какое окно и в какое время ночи лезть, и, если я ничего не пропустил, в ту же ночь дала Дафне снотворное. Хорошо, что я джентльмен, да?
Наступило тягостное молчание.
Берн не отрываясь смотрел на этого джентльмена, который полмесяца притворялся простым веем, таскал сундуки, пасся на кухне, выпрашивая лишний пирожок, а сам косил своим жадным варховским глазом на его дочь.
Отец-дракон, он должен защитить свою дочь, защитить свою жену от венценосной полоумной семейки. От Вархов и Гроцев, которые загоняли ее подобно наивному олененку в капкан опасной драконьей любви. Этот гаденыш ведь нравится Афи, он же не слепой. Подцепят ее, как рыбку, на крючок и ам. Хвостика не останется.
Берн совершенно побелел, но губы как приварило друг к другу. Ледяное бешенство сжало сердце в тиски, требуя вмешаться и защитить честь дочери. А Афи, дура, только что в рот своему вею не заглядывала.
— Не докажешь, — холодно сказала Талье. — В дом ты пришел сам, сам представился веем, сам вертелся около нее.
Она кивком обозначила Дафну и с упоением подняла на Риш черный от ненависти взгляд.
Не Дафна была ее целью. Совсем не Дафна.
Берна едва слышно застонал, превозмогая боль, и Риш вздрогнула, как будто услышала его отчаяние.
— Конечно, — вынужденно согласилась она. — Мы должны поверить слову Талье Кайш и пренебречь словом сына Варха. Ведь Талье Кайш не желает вреда дочери первой жены своего супруга.
Талье побледнела, потом покраснела, после растянула бледные губы в усмешке:
— Приятно видеть, как мать защищает дочь, которая не стоит и пяди ее верности.
Свет мерк перед глазами.
Он — трус. Он снова оставил Риш сражаться одну против ополоумевшего черного мага, который так жаждет ее уничтожить. Пусть и только словесно. Пока словесно.
Что он наговорил ей там, в бальном зале? Едва ли не открыто назвал шлюхой, когда понял, что другой мужчина уложил ее в постель. Взял ее, как вещь, жарко целовал, вертел, испил ее, подобно кубку.
Гроцы настолько промыли ему мозги, что последний год он смотрел на горячо любимую Риш, а видел слабую особь, бракованный пробел в золотой цепи драконьей эволюции. Он отпустил ее из дома с легким сердцем.
Побегает, наплачется и вернется под его крыло. Смирится. А после, как смирится, уже не будет так холодна, будет ждать его в спальне, будет принадлежать ему до самого конца, когда он захочет и как захочет.
На Берна снова обрушился звон бокалов, легкое покачивание света над головой, шепоток его родителей, вцепившихся взглядами в Риш. Теперь весьма опасную особу, если учитывать ее принца. Боль стала почти терпима.
Должно быть Талье чуть ослабила контроль.
— О чем вы? — спросил старший Варх.
Талье, подняла сверкающий торжеством взгляд:
— Стоило её матери упорхнуть за порог, как она сгребла ее платья и драгоценности. Ни бусинки на память не оставила.
Старший Варх притворно охнул, покачав головой.
— И куда же юная вейра дела вещи? — спросил с дружелюбным интересом. — Неужто выкинула?
— Продала, — спокойно сказала Дафна.
Обвела комнату внимательным, чуть насмешливым взглядом, остановившись на Берне. Застыла, удерживая его взгляд.
— Продала, а деньги на счет положила.
Бестрепетно надкусила пирожное и похлопала по руке своего возлюбленного, который зачарованно уставился на ее рот.
Варх, как ему показалось, растерялся от её искренности. Берн и сам растерялся. Что значит продала? Вещи Риш? Все до единой?
— И… зачем же юной вейре столько денег?
— Как зачем? — откровенно удивилась Дафна. — Вот бросит меня муж после восемнадцати лет брака. Отберет детей, отберет собственность и выгонит из дома без единой золотой монеты, а у меня счет в банке. Я хотя бы не умру с голоду, не так ли?
На последних словах Дафна наклонилась, заглянула в лицо Берна прозрачными странными глазами, и он вдруг понял, что она его ненавидит. Тяжело и горько, как умеют только драконы.
У него сердце пропустило удар.
Так вот о чем думала дочь всё это время?
Риш побледнела, но держалась лучше, чем он сам. Разве что глаза блестели лихорадочно, тонкие пальцы сжались в кулаки, словно весь этот ужин она сражалась с невидимыми демонами, а не болтала о помолвке.
— Примите мои извинения за Дафну, — на этот раз в разговор вступил его отец. — В ней говорит половина иномирной своевольной крови.
— Дурной, — поправила Дафна. — Половина дурной крови, да, пап?
Она медленно повернулась к Берну.
— Я никогда не говорил этого, Афи, — наверное, он действительно выглядел уставшим, потому что голос у дочери все-таки дрогнул.
— Но ты слушал, — упрямо повторила Дафна. — Ты делал то, что не хотел делать, слушал то, что не хотел слушать, и думал…
— Достаточно, Дафна, — жестко прервала ее Риш. — Оставь семейные дела в семье. А здесь мы говорим лишь о помолвке. Если глава Варх находит недостаток и нашей дочери приемлемыми, мы готовы заключить помолвку.
Он, как и прежде, услышал и понял подоплеку слов Риш.
Они не готовы заключить помолвку, они вынуждены. После всего, что здесь наговорила Талье, репутация дочери будет окончательно уничтожена. Как не смешно, именно помолвка с Вархами давала ей защиту. Злословить о падшей дочке барона совсем не то, что злословить о будущей супруге младшего из Вархов.