Та, как и с дочкой, села, опустив голову. Заговорила тихо, еле слышно:
— С мужем своим я уже двадцать пять лет живу. Из армии ждала его. А дружили еще до службы. Никогда с другими ребятами не знакомилась, даже не танцевала. Верней собаки была, одного его знала. Весь свет в окне он стал. Письма писала ему всякий день. Когда в отпуск приехал, мы совсем не разлучались. Так за руку и ходили. И лучше моего Василька в свете не было.
— Эх жаль, что я тебя тогда не встретил, вот такую надежную, верную, — вздохнул Бронников.
— Ну что ты, Юра! Мы ж с ним еще со школы друг друга любили. Мой Вася самым видным парнем был. А уж чудак какой! А непоседа! Он еще в школе сказал, что будет моим мужем. И от своего не отступил.
— А вены из-за него порезала? Видать, такой хороший гад!
— Да погоди его бранить, выслушай сначала. Мы, когда вздумали пожениться, дали друг другу слово — никогда не изменять и вообще не смотреть на сторону. Ну а коли случится, что кто-то другой приглянется, сказать честно.
— Ох, дети! Да кто такое скажет? Где ты видела? — рассмеялся врач.
— По себе судила. И ему верила. Но… Была у меня подружка. Она все заглядывалась на Васю. У самой парня не имелось. Уж и не знаю, отчего сторонились ее ребята. Морда у Зойки широкая и плоская как сковородка, оттого с самого детства лепешкой дразнили. У нас уже дочь в школу пошла, а подружка все в девках сидит. Я жалела Зою, приводила к нам, чтоб ей скучно не было. Ну, Новый год вместе встречали, дни рождения праздновали. А тут я стала замечать, что подружка приходит лишь когда Вася дома. Стоит ему вернуться из рейса, она уже у нас. И откуда узнавала? Никто не звал, сама возникала, как туча в солнечный день. Не успею наглядеться на мужа, Зойку уже черти принесли. Ну и крутится вокруг моего мужика, слюни роняет, глазки строит. Ну да Вася, как я полагала, мужик-кремень, не клюнет на эту камбалу. Тем более что мы с ним жили душа в душу. Не ругались никогда. А тут приехал он из рейса, две недели дома не был, глянула, они с Зойкой перемаргиваются. Мне аж нехорошо стало. И я сказала подружке, чтоб без зова у нас не появлялась. Мы — люди семейные, она — одиночка, что общего? Короче, дала понять, что ее появление у нас нежелательно. Зойка аж с лица потемнела. Ушла, хлопнув дверью. А через три дня Вася снова засобирался в путь. Обычно он хоть неделю дома был. Тут заегозил, а меня сомнение взяло. Я позвонила ихнему диспетчеру, решила узнать, куда мужа посылают. С работы прямо сказали, что Василий Ткачев через неделю едет в Минск, а сейчас его машина в мастерской на ремонте. Но к назначенному времени будет готова.
— Попался козел! Ну и умница, Зина! — похвалил Юрий Гаврилович женщину, та просияла:
— Ну, я разом смекнула, где он работает и куда зарулил.
— Так его, гада! — хохотал Бронников.
— Я не помчалась сразу. Решила дождаться десяти вечера. Все не верилось, что он не придет ночевать домой. И не пришел. Я в одиннадцать пошла к Зойке. У нее в окнах темно. Звоню. Мне долго не открывали. Но не ухожу. Решила свое приступом взять и стала барабанить в двери кулаками. Поверишь, мне тогда хотелось одного — намылить обоим хари. Насовать полные кальсоны ему и ей, опозорить перед всем домом и соседями. Зойка, видно, поняла, что просто так не уйду, и открыла дверь, но не полностью, на цепочке держит, разбуженной прикинулась. Ну, я как рванула, цепочка в звенья разлетелась. Я в спальню заскочила, включила свет. Мой Вася уже успел одеться. Вытащила я из-за пазухи каталку — ею всегда умела управляться, недаром имею высшую поварскую категорию, — да как охерачила благоверного со всего маху. Он и перднуть не успел. Свалила с копыт, и к Зойке. Та стулом на меня замахнулась, я ей промеж глаз каталкой. Сама открыла двери в коридор, потом на площадку и понесла ее по падежам и кочкам. Все на ее голову собрала. Уж как хотела в дерьме изваляла.
— По-бабьи оторвалась на подружке? — коротко усмехнулся Юрий Гаврилович.
— А что еще могла? Другое, путное, не пришло в голову.
— Базарная разборка! А ведь ты любила его…
— Ну и что? Если он кобелем стал, в яйца за такое целовать козла? Знаешь, какое зло взяло? Я сотни раз могла ему рога наставить, да не стала блядью! Ведь слово дала и любила мудака, а он, проститутка, все оплевал! Понимаю, если б она была лучше, красивее, моложе! Так нет! Сущая жаба, расплющенная каталкой. На эту суку даже пьяные бомжи не оглядывались.
— Зин, не во внешности суть! Не потому он к ней пришел!
— А почему? — удивленно стихла баба.
— Только не злись. Скажу правду. Твоему Васе, как и всем остальным, потребовалась перемена. Ну, если ты будешь есть одни торты, самые лучшие, сколько на них просидишь всплошняк? Пусть месяц, но не больше. Запросишь картошки с селедкой и хлеба. Разве не прав? Так и в этом сексе! Он по-прежнему тебя любит, но с Зойкой что-то вроде душа принял. Это нужно нам, чтобы подольше оставаться в мужиках. Поверь, побыв с той бабой, он тебя еще больше оценил бы как женщину и вернулся б успокоенным, поздоровевшим. Я как раз интересовался этими вопросами и скажу тебе как на духу: нет на свете ни единого мужика, который не дал бы левака от жены. А те, что клянутся, будто не было с ними такого, лукавят. Не верь брехунам! Оно и женщинам не легче. Тоже находят других партнеров частенько, потому что мужья их не всегда удовлетворяют.
— Я не изменяла своему!
— Именно потому попала к нам! Обычную мужскую шалость возвела в ранг трагедии. Хотя, по сути, ничего не случилось. Василий, как и прежде, твой.
— Нет, Юра! Он не вернулся домой и живет с Зойкой. Не звонит, не приезжает, не хочет нас видеть. Уже две недели прошло. Я сама звонила. Он услышал мой голос и положил трубку. А эта сука теперь кайфует.
— Дочку к нему посылаешь?
— Нет! Она не пойдет, не станет уговаривать вернуться домой. Ни словом не обмолвится. Промолчала б ему, даже если б умерла, — хныкнула баба.
— Скажи, Зин, а часто ли ты бываешь дома? Не передержала ли Василия в одиночестве?
— Вообще, конечно, он часто бывает один. А что сделаю, такая у меня работа!
— Тогда на кого обижаешься? Твой муж дальнобойщик. Работа у него не только трудная, но и опасная. Сколько их полегло в пути, верно, слышишь? Таким внимание и забота очень нужны.
— А мне? Я возвращаюсь и порой дороги под ногами не вижу, сплошные черные молнии. Но некому помочь. Никто не поймет. Да и никого вокруг.
— Как? А дочь?
— У нее есть парень. Они любят друг друга. Им не до меня…
— О чем вы с ней договорились?
— Просила съездить к отцу на работу, но говорит — не поедет. Советует подождать.
— Очень верное предложение. Иногда, чтобы сохранить семью, супругам нужно хотя бы на время расстаться, проверить самих себя, — сказал Юрий Гаврилович.
— А сколько ждать?
— Чем сильнее любовь, тем короче путь. Но не роняй себя базаром, не унижайся, не упрекай и не зови. Не такую Зинку он любил. Не опускайся ниже той, к какой ушел. Живи спокойно, не бесись, вокруг много друзей, есть дочь. В конце концов, вспомни, что ты женщина! И причем довольно симпатичная. Если сделать укладку, макияж, маникюр, приодеться, тебе мало равных сыщется. Почувствуй себя на время свободным человеком. И держись раскованно, отбрось свои пещерные комплексы. Стань коммуникабельной. И поверь, узнает о том твой Васек и прибежит. Но не сорвись ни в чем. Не подай виду, что ждала и до беспамятства рада возвращению. Отнесись холодно, равнодушно. Стоит тебе показать, как скучала по нему, он заведет еще десяток подружек, заранее зная, что простишь. Помни: лишь та дорога, что не виснет на шее, не орет, а, зная себе цену, спокойно относится к мужу. Не цепляйся за рукав, мужика держат только за душу.
— Надо попробовать, — согласилась Зинаида.
— Поверь мне, силой ты его никогда не вернешь.
— Ладно. Поняла…
— Скажи, а вены порезала, чтоб взять на жалость?
— Нет. От стыда. Уж какая жалость, сдохнуть хотела. Я не думала, что дочка придет. Как представила все ухмылки вслед, так горько стало, ну и стукнуло в башку дурное — покончить со всем одним махом. Усталость и зло наслоились…
— Эх, девчонка! Тебе всего-то едва за сорок. Еще жить и жить. Найди друзей, с кем интересно общаться, сходи в кино, в театр, в цирк, посмотри на людей, сравни их жизнь со своей и сделай верные выводы. Не зацикливайся на прожитом. Оно ушло. Пора менять декорацию. От работы и тоски люди быстро стареют и уходят. А ты еще жить не начала.
— Да уж как раз: дочка — невеста, а я в гули, не смешно будет?
— Я не о крайностях! Но поверь мне, даже самую трудолюбивую, но неухоженную жену всегда предпочтут выхоленной лентяйке. Не хочешь прислушаться, поймешь в старости, когда менять что-то будет поздно и ни к чему.
Зинка сидела опустив плечи. Думала о своем: «Вася много раз звал меня отдохнуть на море, предлагал подлечиться в санатории, на курорте. Я, дура, все отказывалась. Как же, за работу зубами и руками держалась-. А другие ездили даже за границу! И ничего! Ресторан жив! Люди работают, никого не уволили, а чем я хуже всех? Копила деньги, а для чего? Какая мне от них радость? Выматываюсь как идиотка, себе на смех. Нет! Надо в отпуск! Приеду на бархатный сезон и целый месяц кверху задницей загорать стану. Сяду на сплошные фрукты. А и правда! У меня одних переработок больше месяца! Тряпья полно, есть во что вырядиться! Заклею там какого-нибудь черного! Вот будет смеху на весь город!
И ничего смешного! У меня двое друзей женились на абхазках. Обе из Сухуми. Красивые женщины, глаз не оторвать. Ничего необычного в этом нет».
— Юр! Скажи, ты не веришь, что Вася вернется?
— Сложно предугадать. Заранее ничего не говорю. Лишь советую. Воспользуешься, шансов прибавится.
— Юр, а ты меня долго держать будешь?
— Лечись. И не дергай меня за душу, сам увижу, когда тебя отпустить можно будет. Отринь все. Лечись бездумно. Пойми, если б ты умерла, как сама того хотела, жизнь не остановилась бы ни на минуту. И теперь она бурлит, хотя ты не крутишься возле печки. Хреновая причина втолкнула к нам, так хоть отдохни и не конфликтуй с моими врачами. Им, поверь, не сладко тут. И врача менять не стану. Тебя один раз достало, а ты сломалась. Моему доктору приходится не легче. А ведь совсем молодой, но надо устоять на ногах, потому что мужчина…