И причина его счастья – гнедая лошадь, боднувшая его головой в плечо, и заливисто лающий шоколадного цвета лабрадор?
– Осторожно! – крикнула Равенна, увидев, как лошадиное копыто нависло прямо над псом.
Мужчина, лошадь и собака уставились на нее, и мгновением позже копыто опустилось на пол, а пес неуклюже отскочил в сторону. Равенна заметила, что у собаки только три лапы. Она опустилась на колени, позволив псу обнюхать ее руку. Лабрадор радостно облизнул ее ладонь.
– Тимоти, назад! – скомандовал Джонас. Извини, он порой слишком любвеобилен.
Равенна рассмеялась, когда пес попытался облизать ее лицо.
– Все в порядке. Я люблю собак.
– Я вижу.
Равенне показалось, что ее легкие сжались. Не могла же она так остро отреагировать на взгляд Джонаса! Хорошо, что она успела записаться на очередное медицинское обследование.
– Осторожно! – крикнула она, но было поздно.
Джонас споткнулся, когда лошадь снова толкнула его своей массивной головой.
– Кажется, Гектору не понравилось, что его прервали.
– Гектору?
Джонас протянул ей руку и помог подняться. На какой-то миг они застыли лицом друг к другу, а потом он отступил.
– Познакомься с Гектором. – Он погладил шею лошади, и животное довольно фыркнуло. – А это Тимоти. – Он указал на довольного пса, вертевшегося у нее под ногами.
Равенна изумленно осмотрела конюшню. Все стойла были пусты, за исключением одного для Гектора.
– Так это и есть те животные, которых ты привез? Они не твои?
– Я даю им временный кров, соседка попросила об одолжении. Часть ее конюшен сгорела из-за неисправности в электропроводке.
– Это очень мило с твоей стороны.
– Ты этого от меня явно не ожидала. – От него не укрылось ее удивление.
Равенна пожала плечами. Она не думала, что он тратит свое свободное время на старую лошадь и хромую собаку.
– Я думала, ты привезешь чистокровных лошадей, чтобы ездить верхом.
– Позже. А пока что Гектору нужен дом. Правда, дружище? – Он потрепал коня по шее.
– Ты давно его знаешь?
– Его спасли от живодерни, когда я был еще ребенком. Вивьен, моя соседка, находит дома для таких животных: ослы, козы, пони, даже трехлапые псы и слепые жеребцы.
– Так он слепой? – Равенна только сейчас увидела, что глаза у Гектора мутные.
– Абсолютно. Но у него есть Тимоти, который всегда сопровождает его. Они хорошая команда. Когда я был ребенком, я проводил много времени у Вивьен. Она научила меня ездить верхом.
– Я думала, ты учился ездить верхом здесь. – Она обвела рукой конюшни.
Джонас отвернулся, чтобы почистить коня, но Равенна заметила, как веселье исчезло из его взгляда.
– Моя мать не ездила верхом, а у Пирса были другие интересы, в которые не входило мое обучение.
– Значит, ты много времени проводил у соседки?
– Достаточно, чтобы научиться держаться в седле и ухаживать за животными.
– А разве здесь у вас не было животных?
Джонас предостерегающе посмотрел на Равенну – он не любил праздного любопытства, но в ее глазах он прочел искренний интерес.
– Мне не разрешали заводить питомца. Мама не любила животных, а Пирс… Пирс всегда был слишком занят собой, чтобы выразить свое мнение на этот счет. Ты любишь лошадей? – без перехода спросил он.
– Не знаю, – растерялась Равенна. – Я никогда не видела их так близко.
– Подойди к Гектору. Не бойся, он очень спокойный.
Равенна колебалась так долго, что он уже подумал, что она не подойдет. Он и сам не знал, почему это так важно для него. Но Равенна все же приблизилась. Джонас вытащил из кармана большой кусок сахара и положил его ей на ладонь. Почуяв угощение, Гектор осторожно лизнул ее руку. Равенна отпрянула назад, но Джонас удержал ее.
– Не отдергивай руку, он не укусит.
– Он такой большой.
Равенна отклонилась назад, прижавшись спиной к Джонасу, ее каштановые локоны щекотали его подбородок. Она пахла корицей и ванильным сахаром, а под этим ароматом ощущался манящий запах ее кожи. Он так скучал по ней, так хотел прикоснуться. Каждый день был для него пыткой.
– Хороший мальчик, – приговаривала Равенна, когда Гектор взял губами сахар из ее ладони и кивнул, словно в знак благодарности.
– Вот. – Джонас взял скребок и поставил Равенну рядом с конем. – Можешь почесать его.
– Я? Но я не знаю как.
Джонас вложил скребок в ее руку и накрыл ладонь Равенны своей рукой. Гектор пошевелился, и Равенна отшатнулась. Джонас улыбнулся и свободной рукой обхватил ее за талию.
– Не бойся, Гектор – настоящий джентльмен, – сказал он и провел щеткой по блестящему боку животного.
– Ты часто бывал у своей соседки?
– Очень. Там всегда что-то происходило.
– Я думала, здесь тоже происходило много событий. Я помню, что здесь всегда было много слуг.
– Поскольку я был сыном хозяев, меня тщательно ограждали от общения со слугами. Мои самые ранние воспоминания связаны с одиночеством. Дом всегда казался мне слишком пустым. Когда в доме бывали гости, маленькому мальчику не разрешалось присоединяться к ним.
– Звучит так, будто ты стоял на улице, заглядывая в окно.
– Не совсем, – хмыкнул он. – Я был не более одиноким, чем сотни других детей. Я помню тебя, плачущую за этими самыми конюшнями, потому что какая-то девчонка по имена Памела превратила твою жизнь в школе в настоящий ад.
– Ты это помнишь? – Рука Равенны предательски дрогнула.
– Я помню сочувствие к человеку, который был аутсайдером.
Равенна напряглась, вспомнив ту давнюю боль. Она обернулась. Джонас был так близко, что хватило бы одного крошечного шага, чтобы поцеловать его. Внезапно Джонас сделал шаг назад, и ей понадобилось какое-то мгновение, чтобы собраться с мыслями.
– Но ты был рожден для всего этого. А я – нет.
– Но ты была не одна, Равенна. У тебя есть мать, вы всегда были близки. Даже сейчас мне кажется, что она каким-то образом замешана в том, что ты оказалась здесь, – сказал Джонас. Равенна хотела возразить, но он остановил ее. Я не прошу тебя раскрыть твои секреты. Я просто говорю, что Сильвия всегда была на твоей стороне, она любит тебя.
– Конечно.
– Тогда тебе повезло куда больше, чем многим детям.
– А кто был у тебя, Джонас? – спросила Равенна. Она понимала одно: в его семье не хватало любви и тепла.
– У меня был я.
Джонас снова выглядел сильным, независимым и уверенным в себе, как тогда в Париже, когда она сочла его высокомерным и наглым. Но сейчас она понимала его гораздо лучше. Она понимала, что его стремление сделать все правильно – своего рода защитный механизм, который выработал для себя мальчик, которому отчаянно не хватало любви.
– А было ли этого достаточно?
– Каждый ребенок хочет быть в центре любящей семьи, разве нет? Но я был удачливее многих. У меня были еда и крыша над головой, я получил прекрасное образование. И у меня есть Девесон-Холл. Я всегда знал, что однажды он станет моим, и я хотел все сделать правильно.
– Правильно?
– Когда я был мальчиком, у меня было много времени, чтобы мечтать. Я внимательно изучал дом, представляя себе то, каким он будет, когда станет моим. Этот дом стал моей семьей, моей опорой.
– Так вот зачем ты затеял всю эту реконструкцию?
– Я хочу, чтобы все было сделано правильно.
– Ты хотел традиционного оформления дома, чтобы это соответствовало тому, что ты представлял себе, когда был ребенком?
– Наверное. – Он пожал плечами. – Хотя мои вкусы изменились.
Джонас выглянул из конюшни и посмотрел на дом, задумчиво потрепав по холке пса, тенью следовавшего за ним.
– Когда все будет сделано, я устрою прием. Это традиция Девесонов, которую не соблюдали уже много лет. Я хочу, чтобы ты тоже была там.
Сердце ее затрепетало от волнения, но она напомнила себе, что экономка должна контролировать прием.
– Конечно. Я же буду обеспечивать угощение.
Я не хочу, чтобы ты оставалась за кулисами. Я хочу, чтобы ты была на приеме, а не на кухне. Ты заслуживаешь этого.
Равенна растерянно моргнула. Означает ли это, что праздник станет концом ее порабощения?
– Равенна, так ты придешь? – Он выжидающе смотрел на нее. Это было приглашение, а не приказ.
– Конечно, – улыбнулась она. – Как я могу пропустить праздник по случаю воплощения в жизнь твоей мечты?
– Это место – мое наследие, но ремонт – только первый шаг навстречу мечте.
– Да? А что еще? – Она ласково погладила Гектора.
– Ребенком я любил это место, но даже тогда я понимал, что его нельзя назвать домом. – Он помолчал и продолжил говорить тихим голосом, будто рассказывал больше сам для себя, чем для нее. – Я хочу, чтобы Девесон-Холл стал настоящим домом, местом, у которого есть сердце. Место для семьи, жены, которая будет любить его так же сильно, как и я. Дети, домашние животные.
Равенна замерла. Дом. Дети… Это не должно так удивлять ее. Иначе зачем еще Джонас воскрешает Девесон-Холл? Джонас не хотел жить здесь в одиночестве.
Желудок Равенны болезненно сжался. Она слушала о планах Джонаса с одобрительной улыбкой. Она мысленно почти видела себя частью его планов, несмотря на свою решимость держать эмоциональную дистанцию. В глубине ее души все еще теплилась надежда на то, что однажды они смогут преодолеть прошлое и начать все заново.
А потом он упомянул о детях… Равенна инстинктивно прижала ладонь к животу. Почти год назад, узнав о том, что у нее рак, она успокаивала себя тем, что бесплодие – не самая высокая цена за лечение, которое поможет ей выжить.
Равенна всегда хотела детей. Она старалась сосредоточиться на том, что она молода, жива, и она отказывалась сожалеть о том, что никогда не станет матерью. Но сейчас пустота в ее сердце наливалась болью…
Она, наверное, сошла с ума, если хоть на миг представила себе, что у них с Джонасом может быть будущее. Все было против этого: их прошлое, кража, ее происхождение и социальный статус. Она никогда не впишется в его мир. Она никогда не сможет подарить мужчине ребенка…