К ним приближался строй солдат, позади медленно двигались танки и бронемашины, готовые расплющить все, что попадется им на пути.
С криком «За мной!» Ники бросилась в противоположную сторону, к памятнику и выходу на проспект Чанань.
Когда позади она услышала стрельбу, сердце ее оборвалось. Оглянувшись через плечо, она поняла, что Йойо и Май не отстают, и побежала дальше, изо всех сил стараясь оторваться от наступающих солдат и грохочущей техники, зловеще поблескивающей дулами орудий.
Краем глаза Ники заметила еще несколько студентов, которые тоже бежали к памятнику, надеясь найти там укрытие.
— Ники! Ники!
Она оглянулась и с ужасом увидела, что Май лежит на земле. Йойо склонился над ней. Ники бросилась к ним.
— Что случилось?
— Май стреляли! — потрясенно воскликнул Йойо.
Ники опустилась на колени и осмотрела кровоточащее плечо Май. Потом нежно дотронулась до ее лица. Май открыла глаза, моргнула и закрыла их вновь. Ники подсунула руки под ее тело и попыталась приподнять, но девушка застонала, и она поспешно опустила ее обратно на землю. Руки стали влажными. Посмотрев на них, она увидела, что они залиты кровью. Сердце сжалось: Май, наверное, ранили в нескольких местах. Ники вытерла руки о брюки, выпрямилась и осмотрелась.
Танки надвигались стремительно и были уже совсем рядом. Времени не оставалось.
— Быстро, Йойо! Бери Май за ноги, я под руки, и мы отнесем ее за памятник, — распорядилась Ники.
Не успела она это сказать, как ее рывком оттолкнули, почти отбросили в сторону, и раздался голос Кли:
— Скорее, Ник! Шевелись, Йойо! Танки!
Люди в панике с криками разбегались в разные стороны. Тяжело поднявшись, Ники увидела, как Кли с Май на руках выбегал из-под обстрела. Йойо следовал за ними по пятам. Не успели они добраться до безопасного места, как, сверкая пушками и гремя гусеницами, танки и бронемашины пронеслись по тому самому месту, где секундой раньше лежала Май.
Другим повезло меньше.
Их четверка укрылась позади Памятника погибшим, где в этот момент казалось относительно спокойно. Солдат видно не было. Кли положил Май на землю, и Ники опустилась на ступеньки около нее. Когда Кли сел рядом, она проговорила:
— Спасибо, ты спас мне жизнь.
Он взял ее за подбородок, приподнял его и не говоря ни слова, внимательно посмотрел ей в глаза. У него было странное выражение лица, какого она никогда раньше не видела.
— Надо доставить Май в больницу, — наконец сказал он, снял фотоаппарат, повесил его Ники на шею и добавил: — Присмотри за ним, ради меня. Думаю, я сделал несколько удачных снимков.
Кли нагнулся и поднял Май на руки.
Подойдя к воротам Небесного спокойствия, они остановились и оглянулись на площадь.
Богини демократии больше не было, танки повалили ее и разбили вдребезги, а палаточный городок сровняли с землей. Ники молила Бога о том, чтобы остававшиеся там студенты успели выбраться прежде, Чем это произошло.
Она шла за Йойо и Кли. Безмерная тоска терзала ее сердце.
Проспект Чанань был запружен солдатами и военной техникой; в лужах крови валялись убитые и умирающие, потрясенные жители пытались как-то помочь им.
Ники и Йойо расчищали путь Кли.
Они уже почти добрались до отеля «Пекин», когда Йойо крикнул:
— Смотри! Красный крест на тридцать восьмом автобусе. Медицинский машина. Взять Май в больница Сиехэ.
Кли кивнул и понес раненую девушку к автобусу, молясь, чтобы врачи спасли ее.
Ники стояла посреди номера, стараясь сосредоточиться на том, что ей предстоит сказать. В Китае воскресенье, восемь пятнадцать утра. В Нью-Йорке еще суббота, семь пятнадцать вечера.
Она держала в руке телефонную трубку и ровно, без пауз говорила в нее «с телевизионной скоростью», как она выражалась. Сенсационный репортаж о событиях, свидетелем которых она была на площади Тяньаньмэнь, подходил к концу.
— Покойный Мао Цзэдун как-то сказал, что винтовка рождает власть. Сегодня Народно-освободительная армия обратила оружие против студентов и гражданского населения. Против невинных людей. Против безоружных людей. Это была настоящая кровавая бойня. И развязана она была по приказу престарелых вождей, отчаянно цепляющихся за свою власть. По-видимому, Мао Цзэдун был прав. По крайней мере, в отношении Китая.
Короткая пауза и заключительные слова:
— Ники Уэллс с пожеланием спокойной ночи из Пекина.
На другом конце провода она услышала голос Майка Фаулера, ведущего студии Эй-ти-эн:
— Спасибо, Ники, за замечательный репортаж из Пекина. А теперь сообщения из Западной Европы…
Ники щелкнула выключателем и взглянула на Арча, который сидел на столе, прижав к уху трубку.
Он улыбнулся, несколько раз кивнул и поднял кулак с задранным вверх большим пальцем. Значит, она свою работу сделала как надо.
Продюсер разговаривал с Джо Спейтом, редактором из аппаратной Эй-ти-эн в Нью-Йорке.
— Спасибо, Джо, — широко улыбнувшись, сказал Арч, — мы вышлем пленку через час. Вы должны получить ее завтра ночью. Хорошо. Чао. — Он повесил трубку и подошел к Ники. — Им понравилось. Ты была просто великолепна!
— Это лучший из твоих пекинских репортажей, — подтвердил Джимми. — Но фильм, который мы только что сняли, еще лучше.
— Присоединяюсь, — согласился Люк.
— Спасибо, мальчики. — Ники улыбнулась. Их похвала значила для нее очень много, потому что она знала — они всегда говорят правду и не постесняются ее огорчить, если она вдруг не дотянет до своего привычного уровня.
В дверь постучали, Люк открыл, и вошел Кли. Лицо у него было страшное, изможденное, осунувшееся. Прежде, чем он начал говорить, Ники уже поняла, что он хочет сообщить. Ей подсказали это его темные глаза, на этот раз казавшиеся опустошенными.
— Май умерла, — мрачно проговорил он. — Ее не удалось спасти. Врачи сделали все, но она потеряла слишком много крови.
— Бедная девочка, — пробормотал Джимми.
Люк тяжело опустился на стул. Арч с потерянным видом стоял у стола.
Неверным шагом Ники приблизилась к Кли.
— Ты выглядишь ужасно. Присядь, давай я сварю тебе кофе.
Кли подошел к ней вплотную и стер слезы, которые текли по щекам незамечаемые ею.
— Знаешь, Ник, хорошо, если ты поплачешь, — сказал он.
Она глубоко вздохнула.
— А Йойо?
— Он невредим, но убит горем.
Ники кивнула.
— Где он?
— В больнице Сиехэ. Договаривается перевезти тело Май домой, к ее родителям — они живут на окраине Пекина.
Ники не могла говорить, слова словно испарились. Кли обнял ее, подвел к дивану. Они присели, и он очень тихо проговорил:
— Мы, журналисты, ежедневно видим горе, войну, смерть. Такая уж у нас работа. Мы становимся стойкими, думаем, что неуязвимы. На самом деле это не так. Все уязвимы. Даже ты, Ники.
Часть втораяВлюбленные
Приди ко мне и будь моей,
И мы изведаем все наслажденья…
6
Это был край Сезанна, край Ван Гога. Так сказал ей Кли, а он знал, что говорит.
Все краски с палитр этих живописцев были здесь в тот день — краски земли и неба Прованса: богатейшие оттенки красного, коричневого, желтого, обожженной глины, апельсина, абрикоса и спелого персика, розы и трепетно оранжевых ноготков, широчайшая гамма оттенков синего, голубого и зеленого, сочных и ярких, как глазурованная эмаль. Все это великолепие излучало золотистое свечение и казалось насквозь пропитанным щедрым провансальским солнцем.
С первых минут своего пребывания в Провансе Ники была очарована его красотами и старым сельским домом, принадлежавшим Кли. Не было дня, чтобы у нее не перехватило дыхание от удивления и восторга. Природа этого сказочного уголка на юго-востоке Франции предстала перед ней во всем многообразии.
И потому в этот солнечный день, сидя в тени платана подле бассейна, окаймленного белым камнем-плитняком, попивая свежий лимонный сок и мечтая, она готова была смеяться над собой. Подумать только, ведь она поначалу не хотела ехать сюда и только теперь поняла, что ни на что не променяла бы эту краткую передышку в цепи нескончаемых репортажей о катастрофах.
Она была благодарна Кли за то, что он великодушно предложил ей пожить в его доме. Это было его заветное местечко. Она знала, что очень немногие удостаиваются чести быть приглашенными сюда. Но в конце концов, подумалось ей, Кли искренне беспокоится о ее благополучии; этот знак внимания был лишь одним из многих проявлений его заботы.
Мысль отправить ее в Прованс зародилась еще три недели назад в Гонконге, когда они с Кли заканчивали ужин в отеле «Мандарин». Вдруг ни с того ни с сего, будто почувствовав, что она выбилась из сил, Кли сказал:
— Отправляйся-ка ты, Ник, на мою ферму в южной Франции. Мне доставляет истинное удовольствие бывать там, я уверен, что, оказавшись в этом спокойном месте, ты сможешь на время выкинуть все из головы.
Поначалу она отказалась наотрез. В ту минуту Франция не очень-то ее привлекала, хотя в прошлом она обожала эту страну и чувствовала себя там как дома. Вот уже несколько лет, как страна эта отождествлялась для нее с душевными муками.
Три года прошло с тех пор, когда она ездила на мыс Антиб со своим женихом Чарльзом Деверо, человеком страстно любимым ею, за которого она собиралась выйти замуж. И вот безо всякого предупреждения или даже намека на размолвку он порвал с ней самым жестоким образом. Между ними не произошло никаких объяснений; разрыв произошел спустя пару месяцев после их сказочного путешествия на Лазурный берег.
С тех пор о Чарльзе Деверо не было ни слуху ни духу.
Ей не хотелось бередить старые раны и отправляться туда, где они провели вместе последние дни. В иные мгновения она вновь терзалась мыслями о нем, дрожа от праведного гнева. И старалась заглушить ярость работой, гоня прочь непрошеные воспоминания.
Да, конечно, Кли не мог знать ни о чем подобном и продолжал настаи