Флоренс снова выпало подавать в гейме, победа в котором сулила им с Джоном победу в сете. Подавала она в левый квадрат, тот, где небрежно покачивался с пяток на носки Обри. Ее беззубые удары его не пугали.
– После отскока мяча он выполнит удар слева, Флосси, – шептал за ее спиной Руперт, прижавшись к ограждавшей корт сетке. – Не зевай.
Флоренс и бровью не повела. Лезший со своими непрошеными советами Руперт, сидевший возле ячеистой сетки-рабицы, крайне ее раздражал. Подбросив мяч вверх, она отправила его в полет через сетку и мгновенно вопреки данному себе обещанию не внимать советам Руперта сместилась влево, чтобы перехватить неудобный ответный мяч. И когда мяч со свистом подлетел к ней, он не застал ее врасплох. Да и времени на раздумье у нее не было. Со всего маху она треснула ракеткой по мячу и зажмурилась. Уверенный, что Флоренс не примет подачи, Обри не торопясь возвращался к сетке, когда мяч, пулей отскочив от ракетки Флоренс, врезался в центр площадки. Обри и Элиз рванулись к нему, но шок от внезапности был слишком силен, и они не успели. Мяч просвистел между их ракетками и шлепнулся около задней линии.
– Бог мой! – ликующе завопил Руперт, вскакивая со скамьи и хлопая в ладоши. – Не повезло тебе, Обри! А ты был так близок! Умничка, Флосси! Великолепный удар и заслуженная победа!
Обри ошеломленно захлопал глазами, улыбнулся и крикнул Флоренс:
– Вы победили!
– Мы? Победили? – растерянно пролепетала Флоренс.
Подумать только: удар ее ракетки принес им решающее очко!
– А ты темная лошадка, Флоренс, – усмехнулся Обри, почесывая затылок.
Флоренс двинулась к сетке, но к ней наперерез, раскинув руки, бросился Джон. От него разило потом и, как ни странно, сгнившей капустой. Извернувшись, Флоренс вырвалась из его медвежьих объятий и отскочила подальше.
– Поздравляю с победой, партнер, – хмыкнула она.
– С победой, которую принесла нам ты, – заметил Джон. – Твой удар решил исход матча.
«Вряд ли он рассыпался бы в любезностях, если бы мы проиграли», – мелькнуло в голове Флоренс.
Обри нагнулся и поцеловал Элиз. Опять! Совсем офранцузился. Разве можно столь откровенно вести себя на публике? Быстрым шагом Флоренс приблизилась к сетке. Почему бы Обри не поцеловать и ее, раз уж она выиграла финал?
– Отличная игра, Джон, – сказал Обри, энергично тряся руку кузена. – Великолепный матч.
Флоренс чмокнула в щеку Элиз и улыбнулась Обри.
– Среди нас нет проигравших, – ласково проговорила она. – Жаль, что приз достается только одной паре.
– Но приз ваш по праву, Флоренс. В последнюю минуту ты сотворила настоящее чудо, словно фокусник, доставший из шляпы кролика. Так что забирайте. Поздравляю.
Обри протянул ей руку. Флоренс свела брови. И это всё? Значит, для Элиз – поцелуй, а для нее – простое рукопожатие? Но что она могла сделать? Потеряв всякий стыд, броситься ему на шею, а затем горько пожалеть об этом? Ей не оставили выбора.
– Спасибо, – поблагодарила она Обри и стиснула его ладонь.
Пару дней спустя Флоренс, Элиз и Синтия отправились в город. Пока подруги неспешно исследовали сувенирную лавку, Флоренс, привалившись к стене набережной, ела мороженое. Внезапно все потонуло в грохоте мотора, и перед Флоренс остановился «астон мартин» Руперта. Верх автомобиля был откинут, и темно-каштановая шевелюра Руперта сверкала на солнце. Выставив локоть в окно, Руперт снял солнцезащитные очки и кивнул:
– Прокатиться не хочешь?
– Боюсь, тебе не понравится, если я заляпаю мороженым сиденья.
– А я подожду, пока ты его доешь. – Руперт заглушил мотор. – Что это ты тут болтаешься в одиночестве? Смотри – подкатит какой-нибудь принц на спортивной машине да умыкнет тебя.
Флоренс прыснула от смеха.
– Я жду девочек, они зашли в магазин.
– Тогда поторопись и прикончи мороженое, пока они не вернулись. А то им тоже захочется прокатиться.
– Врял ли. Свою сестру ты этой машиной не удивишь, а Элиз даже близко к ней не подойдет. Ей станет дурно от одного только ее вида.
Руперт ухмыльнулся и нацепил очки.
– Ну и ладно. Тогда вдвоем проедемся с ветерком по окрестностям.
– Лучше я подожду девочек, – ответила Флоренс, которой совершенно не хотелось разъезжать вместе с Рупертом.
Он нетерпеливо побарабанил пальцами по двери:
– Давай дожевывай рожок – и поехали. Они решат, что ты соскучилась и вернулась домой.
Флоренс подняла глаза на витрину. Ее подруги за стеклом увлеченно беседовали и, по всей видимости, не торопились покидать магазин.
– Кстати, еще раз поздравляю с победой в теннисном турнире, – произнес Руперт. – Это было великолепное зрелище.
– Ты небось до потолка прыгал, когда мы одолели твоего брата.
– В точку.
– Мы играли на равных.
– Никто и не спорит: абсолютно на равных. – Руперт не мигая смотрел, как она закидывает в рот остатки вафельного рожка. – Ну же, Флосси, в темпе.
– Ну хорошо. – Флоренс облизала липкие от мороженого пальцы. – Но только маленький кружок по городу.
Обойдя машину, она открыла дверь и взгромоздилась на пассажирское сиденье.
– И запомни: меня зовут не Флосси.
– А для меня ты – Флосси. Тебе что, не нравится это имя?
Руперт завел мотор, и «астон мартин», угрожающе кренясь, рванул по дороге.
– Не особо. Все зовут меня Фло.
– Я – не все.
Руперт вновь ухмыльнулся, обнажив белые зубы, ярко выделявшиеся на его загорелом лице. Он разогнал «астон мартин», и машина, утробно завывая, словно кинувшийся в погоню за добычей лев, помчалась по узеньким переулкам. Не снижая скорости, Руперт вошел в поворот, и Флоренс прикусила губу, испугавшись, что навстречу им может вылететь какой-нибудь многотонный грузовик. Из-за высоких кустистых изгородей и густо разросшихся вдоль обочины зонтичного дягиля и желтой сурепки, семена которых разносились ветром с ближайших полей, дорога почти не просматривалась. На каждой выбоине Флоренс подскакивала, как на пружине, а воздушный поток, играясь, ерошил ей волосы. Крепко вцепившись в сиденье, она молилась, чтобы поездка скорее окончилась. Ей совершенно не хотелось умирать, так и не изведав на губах поцелуя Обри.
Наконец Руперт сбросил скорость и подкатил к автомобильной стоянке на вершине холма.
– Была здесь когда-нибудь? – спросил он.
– По-моему, нет, – сглотнула Флоренс, разлепляя побелевшие от напряжения пальцы.
– Здесь безумно красиво. Пойдем – сама увидишь.
Руперт перегнулся, взял лежавший на заднем сиденье фотоаппарат на ремне и повесил его на шею.
Флоренс выбралась из машины, с восторгом ощущая под ногами твердую почву, и последовала за Рупертом к тесовым воротам из пяти перекладин, преграждавшим путь на заросшее волнистой травой и одуванчиками поле.
– Только посмотри на это, – воскликнул Руперт и щелкнул затвором фотоаппарата. – Глаз не отвести, верно?
Верно. Внизу, под ними, нестерпимо блестя под неохватным голубым небом, расстилалось гладкое и ясное море. Руперт вскарабкался на ворота, умостился на верхней перекладине и протянул руку Флоренс. Та презрительно фыркнула. Будь на его месте Обри, она, разумеется, не преминула бы воспользоваться помощью, однако, говоря по правде, в помощи она не нуждалась. Даже в платье она спокойно могла взобраться на ворота. Что она и сделала и, усевшись рядом с Рупертом, уперлась каблуками туфель в перекладину у себя под ногами.
– А ты красивая, Флосси, – молвил Руперт, заглядывая ей в лицо.
Ветер отбросил с его лба непослушную прядь волос. Солнце, ударившее по глазам, зажгло в них морскую лазурь. Руперт был неотразим. Многие девушки пошли бы на все, даже на убийство, только бы оказаться на месте Флоренс, посидеть с ним бок о бок, услышать признание своей красоты. Но Флоренс мечтала совсем о другом: чтобы Руперт превратился в Обри.
– Спасибо, Руперт, – ответила она и добавила, лишь бы избавиться от растущего в ней чувства неловкости: – Ой, гляди, видишь те лодочки на горизонте?
Руперт навел на море фотоаппарат и посмотрел сквозь линзу.
– Рыбачит кто-то. А может, отец семейства, возомнивший себя Гамельнским крысоловом, везет юных отпрысков в неизвестность.
Руперт опустил фотоаппарат, извлек из нагрудного кармана серебряный портсигар, щелчком открыл его и протянул Флоренс. Флоренс угостилась сигаретой. Вообще-то она не курила, но не смогла противостоять искушению продемонстрировать свою опытность и взрослость. Держа зажигалку в сложенных лодочкой руках, Руперт выбил из нее искру и склонился, защищая от ветра. Флоренс тоже подалась вперед, и ладони их соприкоснулись над беспомощно трепетавшим огоньком. Сердце чуть не выпрыгнуло у Флоренс из груди, когда пальцы Руперта нежно притронулись к ее коже. Предвидь она, в какой интимный процесс выльется обычное прикуривание сигареты, она бы на эту сигарету и не взглянула. Пламя несколько раз гасло, и все же Флоренс удалось затянуться, выпустить изо рта клуб дыма и не закашляться. Пусть Руперт не думает, что она сущий ребенок! Он закурил и спрятал портсигар и зажигалку в карман.
– Твой отец – удивительный человек, – произнесла Флоренс. – Что бы мы без него делали этим летом? Умерли бы со скуки.
– О, моя семья – чертовски дружелюбные люди. Вся семья, без исключений. Аж тошнит, – язвительно процедил Руперт, глотая сигаретный дым. – Такое впечатление, словно они что-то пытаются доказать.
– Что, например? – изумилась Флоренс.
– Да откуда мне знать? Ну, то, что они выдающиеся.
– Ведь ты один из них, тоже Даш.
– Но во мне нет ничего выдающегося.
– Это не так.
– Я белая ворона, Флосси.
– Ты – старший сын, наследник. Самый главный ребенок в семье.
Руперт расхохотался.
– Какое великое достижение – родиться первым! Верно, я Даш, но я другой. Не умею играть в теннис и не особо жалую людей.
Флоренс сочувственно хмыкнула: бедный, обиженный на весь мир Руперт. Он сам загнал себя в угол, замкнулся в холодном отчаянии и желании сохранить свою непохожесть и больше всех от этого пострадал.