– Руперт всегда не вписывался.
– А мне по сердцу люди, непохожие на других, – призналась Флоренс, с нежностью глядя на Руперта. – Спорим, он искренне наслаждается возведением этого дурацкого замка.
– Руперт – тайна за семью печатями, – вздохнула Уинифред. – Есть в нем что-то мрачное и загадочное.
– Уж не втюрилась ли ты в него, Уинни? – ухмыльнулась Флоренс.
– Если только чуть-чуть. Ему ведь не откажешь в обаянии и красоте, правда? Однако он пугает меня, сильно пугает. Я предпочитаю более предсказуемых мужчин.
– Жаль. Потому что, если бы ты вышла замуж за Руперта, а я – за Обри, мы с тобой не расставались бы до конца жизни.
– У Руперта и Обри разные судьбы.
– Само собой! Руперт наследует Педреван, а Обри пойдет своей дорогой.
– Обри станет священником, – поникшим голосом сказала Уинифред.
На краткий миг Флоренс поверила ей. Дыхание ее пресеклось, рот приоткрылся.
– Ага, купилась? – торжествующе взвизгнула Уинифред. – Поделом тебе, глупышка!
Флоренс резко села.
– Ты злюка, Уинни! Нельзя так! Я выйду замуж за Обри! Непременно выйду! Вот увидишь!
Внезапно Флоренс заметила, что Руперт смотрит на нее во все глаза, и немного застеснялась своего вида в купальнике. Однако улыбнулась и помахала ему. Он сделал то же в ответ. Конечно, Флоренс хотела, чтобы на нее обратил благосклонный взор Обри – тогда она помахала бы и ему, но Обри с головой ушел в строительство замка и не глядел по сторонам.
Наконец песчаный замок-дворец был возведен, и все столпились вокруг, восхищаясь его сказочной красотой и башенками с коническими крышами. Девушки стали отделывать его камушками и водорослями, а Элиз притащила корзинку, доверху набитую ракушками. Руперт, едва ли запачкавший руки в песке, отыскал палку, обвязал ее носовым платком и воткнул наверху, словно флаг. Отступил на шаг, явно гордясь собой, и подмигнул Флоренс.
– По-моему, выглядит потрясающе. Что скажешь, Флосси?
– Это самый величественный и чудесный замок из песка, который я когда-либо видела.
Обри тем временем рылся в корзинке Элиз. Они обменивались улыбками и что-то бормотали друг другу, но что – Флоренс не могла уловить, как ни напрягала слух. Раздосадованная, она направилась к ним.
– Умница, Элиз, – сказала она, подходя. – И как ты догадалась принести ракушки?!
Изумленные ее неожиданным появлением, Обри и Элиз вздрогнули.
– Да, – хмыкнул Обри, – у меня недостало бы терпения собирать их.
– Знаю, – ответила Элиз, игриво подталкивая его в бок. – Поэтому я и собрала их вместо тебя.
– Ну что, дамы, поможем? – возвысила голос Флоренс.
Она не горела желанием украшать песочный замок, но лицезреть эту воркующую парочку было выше ее сил. Она решительно шагнула к Элиз, запустила руку в корзинку, вытащила горсть ракушек и, разжав ладонь, осмотрела добычу. Ей повезло: помимо обычных корнуолльских ракушек ей попалось несколько отполированных морем стеклышек.
– Смотрите, какая красота! – воскликнула Флоренс, пальцами отделяя бутылочные окатыши.
Обри глянул на них и задохнулся от восхищения.
– Элиз, ты нашла голубое стеклышко! Это же необычайная редкость, понимаешь? – Обри схватил голубой осколок, медленно повернул его вокруг оси, и тот засиял в лучах солнца нежно-бирюзовым светом. – Настоящее сокровище! Чудо! Где ты его отыскала?
– У тех скал, – ответила Элиз, указывая на дальний конец пляжа.
В ее глазах читалось недоумение: ей казалось странным, что заурядный кусочек стекла вызвал у Обри такую бурю восторга.
– Пойдем туда! Вдруг нас ждет там великое открытие и горы стеклышек?
Обри припустил бегом по песку и, схватив Элиз за руку, увлек ее за собой. Уинифред тишком подобралась к Флоренс.
– Брось, Фло, – прошептала она, обнимая сестренку за плечи. – Забудь. Не изводи себя.
Флоренс вскинула голову – дочь офицера никогда не плачет! – кивнула и смахнула с ресниц слезы. «Ну и ладно, – с горечью подумала она. – Провались оно все пропадом! Буду декорировать замок, не бросать же эти чертовы ракушки». И с тяжелым сердцем Флоренс наравне с другими девушками принялась облеплять ракушками стены замка. Они, похоже, искренне наслаждались игрой, но Флоренс внутренне закипала от досады. Скоро начнется прилив и смоет этот замок в море – так к чему же стараться? Избавившись от последней ракушки, она вытерла пальцы о купальный костюм и застыла в нерешительности: что дальше? Несчастная и одинокая, возвышалась она над подругами, с шутками и прибаутками украшавшими замок. Кто-то положил руку ей на плечо. Руперт.
– Хочешь мороженого? – спросил он.
– А то, – пробормотала она, выдавливая улыбку и провожая взглядом две маленькие фигурки, бредущие по пляжу в поисках вылизанных морем бутылочных стеклышек. – Веришь – нет, никогда так сильно его не хотела.
Руперт и Флоренс сидели на набережной, прислонясь к каменной стене, ограждающей пляж от дороги, и ели ванильное мороженое. Две пухлые чайки завистливо поглядывали на них с дюн, надеясь, что они кинут им опустевший рожок. Флоренс покосилась на Руперта и усмехнулась.
– Тебе ведь не понравилось строить из песка замок, верно?
– Да как ты могла такое подумать? – Руперт выгнул бровь домиком. – Я наслаждался каждым мгновением! Не покривлю душой, если скажу, что возведение замков из песка – мое любимейшее времяпрепровождение.
Улыбка, скользнувшая по его губам, говорила об обратном, и Флоренс захохотала.
– Вот-вот, я тобой прямо-таки любовалась: ты так увлеченно работал. Если бы мы присуждали награду «Самому азартному строителю», то вручили бы ее тебе.
Руперт вздохнул:
– А ты начинаешь понимать меня, Флосси.
– Думаешь, тебе удалось обвести нас вокруг пальца?
– Несомненно. Все решили, что я – командный игрок. Никому и в голову не пришло, что я терпеть не могу командных игр и что меня воротит от одного слова «команда».
Лицо Руперта исказилось недовольной гримасой, и Флоренс затряслась от смеха.
– Но зачем тебе так утруждаться? Почему бы просто не укрыться по примеру Великана-эгоиста в укромном уголке парка и не бросить нас на произвол судьбы?
Руперт нахмурился и посмотрел на нее. Долго молчал, словно подыскивая достойный ответ и тщательно взвешивая каждое слово, затем пожал плечами, отвернулся к морю и произнес:
– Среди вас есть одна девушка, к которой я неравнодушен.
Флоренс распахнула глаза. Неужели он имеет в виду Уинифред? Почему нет? Не зря же он постоянно махал им, пока строил замок.
– Признавайся, кто она? – затормошила его Флоренс.
– Признаюсь, но позже.
– Вредина!
Руперт насмешливо оскалил зубы и сменил тему разговора:
– Ты еще долго будешь разбираться с мороженым?
– Не-а, почти доела.
Руперт запустил в чаек оставшимся кусочком рожка, и те с жадностью спикировали на подачку.
– Вот ведь хищницы. Невероятно: питаются чем попало, а летать не разучились.
– А какой птицей ты хотел бы стать? – спросила Флоренс.
– Орлом-скоморохом.
– Никогда о таком не слышала.
– Он очень красивый. Обитает в Африке и на Аравийском полуострове. У него черные и серые перья, оранжевый клюв и под стать ему ярко-красные лапы. Он однолюб и пару себе выбирает раз и на всю жизнь.
– Как утки?
– Да. Не будь утки такой легкой добычей, возможно, я предпочел бы стать уткой. А какой птицей хотела бы стать ты, Флосси?
Флоренс склонила голову на плечо и зажмурилась, размышляя.
– Ну, наверное, такой, которая оказалась бы не по зубам хищникам.
– Даже орлу-скомороху?
– Особенно орлу-скомороху. – Флоренс усмехнулась. – Я стала бы ласточкой. Ловкая и проворная, ускользнула бы из твоих цепких лап.
– Я был бы быстрым, как молния, Флосси. Чтобы ускользнуть из моих лап, тебе пришлось бы очень постараться.
– Ну, я зорко следила бы за тобой, особенно за твоими, под стать клюву, ярко-красными лапами.
Руперт засмеялся.
– Если бы я поймал тебя, то не съел бы.
– Честно?
– Я оставил бы тебя у себя как усладу для сердца.
– Ох, Руперт, Руперт, – захохотала Флоренс и шутя пихнула его локтем.
– Ласточки твоего полета необычайно редки, Флосси.
– Неужели? А по-моему, все они одинаковы.
– К твоему сведению, существует множество видов ласточек. Возьмем, к примеру, деревенскую ласточку, речную ласточку, белолобую ласточку и береговую ласточку. Вот уже четыре вида. Но ни к одному из них ты не принадлежишь, нет. Ты ласточка уникальная.
– И к какому же виду принадлежу я?
– К виду солнечных ласточек, – с любовью посмотрел на нее Руперт.
– Здорово.
– Да. Если бы я поймал тебя, то ни за что бы не отпустил, и ты сияла бы мне каждый день и каждую ночь.
– Не жизнь, а сказка, – улыбнулась Флоренс.
– Да, у этой жизни был бы счастливый конец. Ведь сказки всегда заканчиваются хорошо.
– Тебе следует сочинить эту сказку и назвать ее «Солнечная ласточка».
– «Солнечная ласточка и Орел-скоморох». – Руперт лукаво усмехнулся. – Вообще-то я уже приступил к написанию первых глав.
Глава пятая
На следующий день дождь лил как из ведра. Находчивая Уинифред достала альбом и акварельные краски, оккупировала круглый столик в эркере и начала писать этюд – набросок будущего натюрморта с цветком. Флоренс же овладела апатия. Не в силах ее побороть, она лежала на кровати, слушала барабанный перестук дождя и таращилась в окно, по которому били капли – били, оседали на стекле и катились, катились вниз потоками слез. Небо, как и сердце Флоренс, заволокли хмурые тучи. Она знала, что ей больше не суждено никого полюбить. Неужели Обри этого не понимает? Неужели Элиз и вправду застит ему глаза? Какая же Флоренс дура. На что она надеялась? Почему не замечала очевидного, происходившего прямо у нее перед носом?
Да потому что не желала этого замечать!
Но что с ней не так, терзалась она вопросом. Может, она чересчур взбалмошная, или излишне прямолинейная, или не в меру толстая, или очень блондинистая? Элиз, например, миниатюрная и смуглая, как лесная нимфа. «И, к слову, не особо-то симпатичная нимфа», – негодующе подумала Флоренс. Она знала, что не блещет неземной красотой, но Элиз не шла с ней ни в какое сравнение: Флоренс не просто была гораздо привлекательнее ее, а обладала более яркой индивидуальностью. Единственное, в чем она проигрывала Элиз, – это в национальности. Французский акцент придавал английской речи Элиз невообразимое обаяние. Флоренс ради благосклонного взгляда Обри свернула бы горы, но стать француженкой она не способна, хоть тресни.