– Вопрос не в переезде, Элизабет. Вопрос в нас.
– Ладно, что с нами не так?
Элизабет поставила бокал и беспомощно скрестила руки на груди.
– Во-первых, у нас разное мировоззрение.
– Ясно. Тебя смущает, что я не верю в реинкарнацию и жизнь после смерти. Господи, Макс, пора бы тебе повзрослеть! Если я могу примириться с твоими заблуждениями, то и ты можешь примириться с тем, что я их не разделяю.
– Не все так просто. К сожалению, мы с тобой – совершенно разные люди.
– Но ты меня все еще любишь?
Глаза Элизабет наполнились слезами.
– Да.
– Тогда ничего не потеряно. Мы справимся, – облегченно выдохнула она. – Пока мы любим друг друга, нам ничего не страшно, даже предсвадебная истерия. – Элизабет жалобно улыбнулась и приподняла бокал. – То, что нас не убивает, делает нас сильней. Эти передряги сделают нас сильней, Макс.
– Нет, – помотал он головой, – ничего не выйдет.
У Макса захолонуло в груди, железная рука сдавила сердце.
– Прости, я не хочу причинять тебе боль, но…
– Прости? – заорала Элизабет, осушая бокал. – Прости? Да ты в своем уме, а? Понимаешь, что нам придется отменить свадьбу? Отправить назад подарки? Сказать гостям, чтобы не приходили? А насчет отеля ты подумал? Или о свадебном месяце? Или о моем платье? Да ты хоть понимаешь, во сколько все эти приготовления влетели моему папе? Об унижении я и не упоминаю. Ты, можно сказать, бросаешь меня прямо у алтаря! Как ты можешь? Как ты можешь так со мной поступать? Черт подери, Макс, ты совсем рехнулся?
Макс вздрогнул: Элизабет на его памяти никогда не ругалась. Слезы градом заструились по ее лицу, рот изогнулся в презрительной и злобной гримасе.
– И это после всего, что я для тебя сделала! Да если бы не я, ты погряз бы в долгах и нищим бродягой шатался бы по свету с дурацким фотоаппаратом, щелкая всяких там птичек-синичек! Лишь благодаря мне ты получил солидную работу и хорошие перспективы!
– Я не просил тебя о работе, Элизабет, и твои виды на будущее меня не прельщают. Ты понимала бы это, если бы знала меня.
– О, мне казалось, что я тебя знаю, но ты прав: ты изменился. Превратился в эгоиста до мозга костей, который думает только о себе. Убирайся!
Не дожидаясь, когда Элизабет чем-нибудь запустит в него, Макс подхватил рюкзак и пулей вылетел на улицу. Из-за угла неторопливо вырулило такси. Макс вскинул руку. Черный кэб с оранжевым огоньком, этот спасительный буй в океане туманных надежд, притормозил у тротуара. Не успел Макс вскарабкаться на сиденье и закрыть дверцу, как окно верхнего этажа распахнулось, и Элизабет, свесившись с подоконника, пронзительно заверещала:
– Когда до тебя дойдет, какую непоправимую ошибку ты совершил, даже не думай приползать на коленях ко мне – вначале приползи на коленях к моему папе!
Таксист вскинул брови:
– Куда направляемся?
– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Наверное, вперед.
Глава восьмая
Макс переночевал в доме Ольги.
– Вы все сделали правильно, – утешала она.
Но Макса бросало то в жар, то в холод. Он и ликовал от вновь обретенной свободы, и тосковал о потерянной любви.
– На самом деле вам не так уж и плохо, вы просто переживаете из-за Элизабет, которую заставили страдать, – успокаивала умудренная опытом Ольга, но Макс не особо ей верил.
Он совсем запутался в своих чувствах и уже не понимал, где у него болит. Его словно поджаривали на медленном огне, и его несчастное сердце разрывалось от горя. Но в одном Ольга не ошибалась: мысль о страданиях, причиненных Элизабет, была для него жесточайшей из пыток.
Следующим утром он сделал то, что на его месте сделал бы любой настоящий мужчина, – навестил Майкла и Антуанетту. Предстоящая встреча внушала ему неподдельный ужас. Всю ночь он не сомкнул глаз и проснулся совершенно разбитым. Крохотная часть разума упрекала его в поспешности и скоропалительности, но сердце подсказывало, что он принял верное решение, и советовало не отступать и не сдаваться.
Майкл и Антуанетта жили в Южном Кенсингтоне, в доме позади Альберт-холла. Их квартира занимала чуть ли не целый этаж. Состоявшийся утром телефонный разговор с Антуанеттой поверг Макса в панику: ее благожелательный тон яснее ясного показал ему, что родители Элизабет не потеряли надежды вернуть его в лоно семьи. Борьба предстояла нешуточная. Макс позвонил в домофон, нажал кнопку лифта и поднялся на четвертый этаж. Антуанетта поджидала его на лестничной площадке. На ней был строгий деловой костюм: черные брюки и пиджак с золочеными пуговицами и накладными плечами. Ее высоко уложенная прическа, обильно политая лаком, напоминала огненно-рыжий шлем. Не улыбнувшись, Антуанетта посторонилась, и Макс переступил через порог квартиры.
Майкла он нашел в гостиной. Отец Элизабет попивал кофе, глядя в окно, но, заметив Макса, поставил чашку на столик. Макс почувствовал себя провинившимся школьником в кабинете директора. Майкл оглядел его, задержался взглядом на жесткой щетине, спутанных волосах и джинсах и неодобрительно поджал губы. Презрительно хмыкнул. Макс вскипел: какого черта, он сюда не на работу наниматься пришел, а просить об отставке.
– Выпьешь чего-нибудь, Макс? – спросила Антуанетта.
– Нет, благодарю, – ответил Макс. Чем быстрее он уберется из этого дома, тем лучше.
Майкл предложил ему сесть, но он отказался и, подбоченясь, застыл возле камина. Антуанетта примостилась на подлокотнике дивана и обратилась в слух.
– Вчера вечером нам позвонила Элизабет, – сказал Майкл. – Она очень огорчена. Что случилось, Макс?
– Боюсь, я не хочу жениться.
– Вообще? – визгливым голосом вскричала Антуанетта.
– Мы с Элизабет не подходим друг другу.
– И ты сообразил это за пару месяцев до свадьбы? – скрипнул зубами Майкл.
– Я давно замечал, как мы отдаляемся, – начал было Макс, но осекся: объяснять что-либо этим людям было бессмысленно.
– И тебе не хватило ума сразу же обсудить это с Элизабет? – распалился Майкл, предвидя, что ни о каком примирении не может идти и речи. – Ты хоть понимаешь, как жестоко ты ее оскорбил?
– Можно подумать, его это заботит! – встряла Антуанетта.
– Вы не поверите, но заботит. Я люблю Элизабет…
– Так в чем же дело? – тотчас смягчилась Антуанетта. – Если вы не разлюбили друг друга, вам по плечу любые преграды. Любовь правит миром.
– Я люблю ее, но не собираюсь жениться на ней. У нас с ней разные цели в жизни.
Антуанетта улыбнулась одними губами. В ее холодных глазах сверкнул лед.
– Но почему тебя это не волновало в прошлом году? У тебя была масса времени разобраться с тем, чего ты действительно хочешь, а чего – нет.
– Я разобрался в себе лишь несколько месяцев назад. – Макс расправил плечи. – Я пришел, чтобы извиниться, а не объясняться. Вы все равно меня не поймете. Если я женюсь на Элизабет, мы оба станем несчастными. Элизабет будет мне благодарна, когда найдет подходящего мужчину и выйдет за него замуж.
Майкл побагровел.
– Ни за что на свете Элизабет будет тебе благодарна. Даже не надейся. Никто из нас не будет тебя благодарить. Ты хоть представляешь, сколько я потратил на эту свадьбу, а? Представляешь, каким посмешищем ты нас выставил? Какая неблагодарность! Да если бы не я, ты бы так и сидел без работы!
– Я уже написал заявление об увольнении.
– Дурак! Эта работа сделала бы из тебя человека! Вот что я тебе скажу: когда ты начал ухаживать за нашей дочерью, нас одолевали большие сомнения. Ты не внушал нам доверия. Однако со временем мы убедились, что ты внимательный и заботливый молодой человек и вполне способен осчастливить Элизабет. Я нашел тебе приличную работу, работу на всю жизнь, заметь, и ты поселился в купленном мною доме. Предел мечтаний! И вот, после того как тебе все преподнесли на блюдечке, Макс, ты отказываешься от всего, разрушая и свою жизнь, и жизнь Элизабет. Я не могу влезть тебе в голову и разобраться, чего ты там хочешь, но я старше и мудрее тебя и предупреждаю: ты пожалеешь об этом. И когда ты придешь в себя и возьмешься за ум, не жди, что мы распахнем тебе объятья и примем тебя как заблудшего сына. Тебе придется сильно постараться, чтобы вновь завоевать расположение нашей дочери. Впрочем, мне кажется, она тебя отвергнет. Не такая она дура, чтобы дать тебе еще один шанс. На тебя нельзя положиться, ты бессовестный и непорядочный человек.
– Разрыв с вашей дочерью – самый порядочный и совестливый поступок в моей жизни. – Макс направился к двери. – Сожалею, что причинил ей боль и отнял у нее время. Она заслуживает лучшего человека, чем я. Надеюсь, она его найдет.
Антуанетта смотрела на него с ужасом. На шее Майкла вздулась и пульсировал вена. Такого поворота они явно не ожидали. Они рассчитывали одержать над ним верх. Столь непредсказуемая развязка ошеломила их. Макс быстро миновал холл и выбрался из дома. Застыл на тротуаре и вдохнул воздух полной грудью. Все, пора делать ноги и бежать отсюда без оглядки. Как можно дальше. Не теряя ни минуты.
Макс стоял на террасе под тростниковой крышей и через объектив фотоаппарата любовался рассветом над южноафриканским бушем. В нежном свете зари блестела река, на берег опускались птицы. Оглушительная тишина вокруг гармонировала с безмолвием, недавно поселившимся в его сердце, – сердце, что избавилось от тягот предыдущих месяцев и наконец-то обрело покой. В вышине голубело бледное небо, зелеными всполохами горели деревья, и солнечные зайчики плясали на зеркальной воде. Отправляясь в Южную Африку, он боялся, что одуреет от скуки, ведь последние три года он путешествовал только в компании Элизабет, но, как ни странно, одиночество не тяготило его. Он чувствовал себя обновленным и юным, словно змей, сбросивший старую лондонскую кожу.
В немноголюдном лодж-отеле, расположенном в национальном парке, он сдружился с молодой английской парой из Корнуолла: архитектором Даниэлем и его девушкой Робин, подающей надежды писательницы исторических романов, не опубликовавшей пока ни одной книги. Разговорившись с Максом вечером перед ужином, Робин сообщила ему по секрету, что пишет роман о леди Каслмейн, фаворитке Карла Второго, и рассчитывает обзавестись литературным агентом – уж агент-то наверняка сумеет заинтересовать будущей книгой какое-нибудь издательство. Шумный и громогласный Даниэль, который обожал рассказывать анекдоты. Забавный и харизматичный, он словно магнитом притягивал к себе окружающих. Робин, длинноволосая блондинка с кроткими серыми глазами, напротив, отличалась тихим и покладистым нравом и слушала байки Даниэля со снисходительной улыбкой. Улыбаясь, Робин необыкновенно хорошела, и очарованный столь разительной переменой Макс не сводил с нее глаз.