– Не торопи события, дедушка, – тряхнул головой Макс. – Один раз обжегшись, начинаешь думать дважды.
– Оставь мальчика в покое, дай ему свободно вздохнуть! Не хватало еще, чтобы, выскочив из огня, он снова угодил в полымя! – Диана сняла фартук. – Пойдемте в сад. Сегодня чудный день.
Вся веранда была заставлена птичьими кормушками. Хартли ежедневно насыпал в них семечки и арахис, хотя стояло лето и птицы в саду питались вдоволь. Диана, Хартли и Макс удобно устроились среди подушек, разложенных на скамейках из тикового дерева, и, не сговариваясь, посмотрели на свежескошенный луг и дивный цветочный бордюр.
– Дедушка постоянно возится в саду, – улыбнулась Диана.
– Душа обязана трудиться, – просто ответил Хартли, – иначе она умирает.
– Верно. Макс, помнишь Иэна Холмса? Выйдя на пенсию, он не знал, куда себя деть: жизнь без работы в офисе казалась ему пресной. Тогда он начал играть в гольф. Убивал время, махая клюшкой, да так и скончался на четвертой лунке.
– Жаль, – скорбно кивнул Макс, хотя не помнил никакого Иэна Холмса.
– Душа обязана трудиться, – настойчиво повторил Хартли и обернулся к Максу: – Как тебе Южная Африка?
– Словами не передать.
– Гиеновидных собак видел? Мои любимцы.
– Видел. И гиеновидных собак, и гепардов. А вот носорогов, к сожалению, не встречал.
– Зато, наверное, встречал уйму слонов, – улыбнулась Диана. – Слоны – моя слабость. До женитьбы я работала в лондонском зоопарке и кормила малюток-слоников из бутылочек. Они были такие милашки.
Макс подумал о Робин и ее любви к слонам.
– Уверена: ты привез оттуда множество фотографий, – добавила Диана. – У тебя зоркий глаз, ты подмечаешь любую мелочь.
– Прости, бабушка, но я их с собою не захватил.
– Захватишь в следующий раз, – подбодрил его Хартли. – Может, заодно и гиеновидную собаку привезешь, а?
Пообедали они в кухне. Диана прекрасно готовила и не пожалела усилий, чтобы испечь на десерт любимое лакомство Макса – пирог с патокой.
– Итак, Макс, – добродушно прогудел Хартли, когда Диана отправилась мыть тарелки, – насколько я понимаю, работы у тебя нет? И что ты намереваешься с этим делать?
– Понятия не имею, – тяжело вздохнул Макс.
– Для начала неплохо, – хмыкнул дедушка.
– Да уж, – язвительно расхохотался Макс, – раз ниже падать некуда, значит, у меня одна дорога – на самый верх. Слушай, дедушка, а ты знал Дашей?
– Само собой! Я был с ними не разлей вода.
– Я тут увлекся нашей семейной историей…
Хартли сощурился, и его маленькие глазки превратились в узкие прорези.
– Уильям Даш был двоюродным братом моего отца. У, какой был человечище! Колосс и потрясающий теннисист. Я наведывался к ним в Педреван время от времени.
– Это где-то в Корнуолле?
– Да, на северо-востоке, прямо в заливе Гулливера, неподалеку от Уэйдбриджа. Педреван – большой и очень красивый особняк. Его наследовал Обри, младший брат. Старший брат погиб во Вторую мировую.
– Руперт?
– Верно, Руперт. Трагическая судьба. Он был немного старше меня и порой не в меру задирал нос, но обладал непревзойденным чувством юмора и любил ввязываться во всякие авантюры. Моя мама души в нем не чаяла, хотя всеобщим любимцем по праву считался Обри. Зато в Руперте скрывалась загадка, и его сложная и причудливая натура притягивала к себе неординарных людей. Он демонстрировал чудеса храбрости. Воевал в парашютно-десантном батальоне и погиб в битве за Арнем. Помню, когда война закончилась, в церквушке залива Гулливера по Руперту отслужили панихиду. Веришь – нет, в церкви яблоку негде было упасть. Все рыдали. Боюсь, Обри так и не оправился от этой потери. Если не ошибаюсь, он до сих пор живет в Педреване. Слоняется, должно быть, как призрак, по старинным огромным залам.
Диана внесла пирог с патокой.
– А я знала Флоренс Лайтфут, – сообщила она, подавая Максу нож. – Мы с ней учились в Школе танцевального мастерства и драматического искусства.
– Флоренс – это жена Руперта? – уточнил Макс, разрезая пирог.
– Да. Они поженились в разгар войны. Мы с ней не были особо близки, так что потеряли друг друга из виду. По правде сказать, я потеряла из виду всех девочек из Школы искусства. Началась война, школу закрыли, и мы разлетелись кто куда. Моя мечта стать актрисой так и осталась мечтой, и все-таки одну звездную роль я сыграла: была Паком в шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь».
При воспоминании об этом Диана хихикнула.
– А с Рупертом ты встречалась? – спросил Макс.
– О да. В то время он постоянно мелькал в Лондоне. Вместе с Флоренс. Они были изумительной парой. – погрузилась в воспоминания бабушка.
– Какой он был, Руперт?
– Высоким красавцем, как ты, – улыбнулась Диана. – И немного пугающим, если начистоту. Он плевать хотел на общественное мнение и говорил то, что думал. А людям это не всегда нравилось, сам понимаешь. Но те, кто смотрел на мир его глазами, искренне любили его. Ты не представляешь, как дорого я ценила его внимание. Завоевать его расположение было непросто, но, если он снисходил до тебя, ты возносился на вершину блаженства.
Макс откусил кусок пирога и облизнулся.
– Бесподобно, бабуль. Спасибо большое.
– С чего вдруг ты заинтересовался Дашами? – удивилась она.
– Мама показала нашу родословную, и у меня возникла куча вопросов.
– Понятно. Жаль, я потеряла всякую связь с Флоренс. Если разыщешь какие-нибудь упоминания о ней, дай мне, пожалуйста, знать. Она была такой озорницей…
Макс, не теряя времени, отправился бы в залив Гулливера, если бы непонятно откуда взявшийся шапочный знакомый не позвонил ему и не предложил работу на мебельной фабрике. Не предел мечтаний, конечно, но Максу требовались деньги, да и располагалась фабрика весьма удачно: в овеянном легендами графстве Уилтшир. Кроме того, Максу хотелось как можно скорее убраться из Лондона. Какие бы вопросы ни роились в его голове, одно он знал точно: в Лондоне ему ответов не отыскать. И потому он снял домик в Уайли, крохотной деревушке, раскинувшей возле автострады А303 – прямой дороги на Корнуолл.
Однако прокатиться по этой дороге до залива Гулливера ему удалось только в июле. Кэролайн, секретарь фабрики, посоветовала ему забронировать номер с панорамным видом на море в роскошном бутик-отеле «Мореходы».
– Мы отрывались там на девичнике, – сообщила Кэролайн. – Ох и налакались же мы на пляже – красотища.
Так как отель находился в заливе Гулливера – а большего от него и не требовалось, – Макс заказал в нем комнату, кинул в рюкзак пару футболок и рванул на выходные в Корнуолл.
Дорога казалась бесконечной, и Макс, подняв крышу автомобиля и нацепив очки-авиаторы, сунул в уши наушники от кассетного плеера и отдался музыке. «Полис» сменили «Дайер Стрейтс», а Макс упорно думал о Руперте Даше. Разум долбил ему, что все это – бред и нелепые фантазии, но сердце увещевало, что он на верном пути.
Проехав Окхамптон, он залюбовался дикой, суровой и невообразимо прекрасной природой Девона. Дороги здесь были узкими и извилистыми, живые изгороди – густыми и разросшимися, как джунгли. Повсюду виднелись кусты зонтичного дягиля, россыпи одуванчиков и цветки смолевки. Под раскидистым высоким небом простирались необозримые поля. Серые зубчатые гряды вывороченных из земли камней, омытых дождями и штормами и обласканных солнечных светом, пестрели розовым вереском. Вскоре Макс въехал в Корнуолл. Заметив дорожный указатель с надписью «Залив Гулливера», он возликовал, словно белые буквы на огромном зеленом знаке сказали ему намного больше, чем обычному путешественнику. Смешно! Макс весело тряхнул головой: он зациклился на идее и теперь гнался за ней, как пес за ускользающим мячиком, везде находя скрытые смыслы.
Залив Гулливера оказался тем, чем и должен был оказаться, – типичным в своем очаровании корнуолльским рыбачьим городком, раскинувшимся в подковообразной бухте с гаванью, голубыми пузатыми лодчонками и белыми домишками, облепившими склоны холмов, выступы скалистых утесов и нежно-зеленые косогоры. Отыскав «Мореходов» на карте, Макс не спеша проехал по улицам мимо древней церковки и местного паба и вырулил на узкую тропинку, скрытую балдахином сочной листвы деревьев-великанов. Где-то здесь располагался Педреван-парк. Незадолго до отъезда Макс написал Обри Дашу, сообщив, что изучает семейную историю и хотел бы осмотреть родовое гнездо, но ответа не получил.
По подъездной дорожке он подкатил к «Мореходам». Припарковал машину напротив дома, классического корнуолльского особняка с серой черепичной крышей, сунул очки-«авиаторы» в карман пиджака и огляделся. Кэролайн сказала чистую правду: вид на море открывался потрясающий. Вынув из багажника рюкзак, Макс поднялся по ступеням и толкнул незапертую парадную дверь. Вошел в холл и застыл перед круглым столиком с объемной хрустальной вазой, украшенной белыми лилиями и розами. Стойка администратора отсутствовала, и вся окружавшая его обстановка напоминала скорее жилой дом, чем отель. Макс растерялся: неужели он ошибся адресом?
– Здравствуйте! – послышалось у него за спиной.
Он обернулся. Навстречу ему шла стройная девушка в бриджах для верховой езды и белой рубашке-поло. Ее светлые волосы были забраны в хвост. Эту девушку он узнал бы из тысячи.
– Робин? – потрясенно воскликнул он.
Робин нахмурилась, припоминая, а вспомнив, оглушительно расхохоталась, подбежала и дружески клюнула его в щеку.
– Макс! Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь заселиться в отель. Если это, разумеется, отель.
– Разумеется, отель. Ты заказывал комнату?
– Спрашиваешь.
– Тогда добро пожаловать. Отелем заправляют мои родители, я просто помогаю им сегодня из-за нехватки рабочих рук.
Робин направилась к комоду и достала толстенный гроссбух. Открыла, отыскала нужную дату и ткнула пальцем в фамилию из списка.
– Ты – мистер Трент?
– Мимо.
– Ты не мистер и миссис Бридж и точно не леди Элмсуорт. Значит, ты – мистер Шелбурн. Угадала?