Элизабет рассмеялась, но как-то безрадостно. Макс вздернул бровь: он не упоминал при Элизабет, что перебрался в Уилтшир.
– А мне нравится, – сказал он. – Я здесь по-настоящему счастлив. Тружусь день и ночь и…
– Ах, да, ты же у нас теперь мастеровой, слышала, слышала. Зря ты бросил работу в Сити. Будешь еще волосы на голове рвать.
– Элизабет, мне надо заскочить к тебе за вещами. Когда я могу это сделать?
– Разумеется, а иначе зачем бы ты мне позвонил? Не затем же, чтобы справиться, как я поживаю. В выходные мы с Перегрином летим на Капри, так что загляни в следующую субботу, часов этак в пять.
– Супер. Благодарю! – Повисло тягостное молчание, и Макс с усилием выдавил из себя: – Элизабет, извини, но я должен забрать кольцо.
– Ах, это, – рассмеялась Элизабет. – Само собой. Оно в коробочке. По сравнению с тем кольцом, что мне купил Перегрин, твое – просто мелочь. Щедрость Перегрина не знает границ. Это, конечно, неважно, главное – чувства, но, повторюсь, его кольцо изумительно.
– Хорошо вам повеселиться на Капри, – буркнул Макс. Разговор начинал действовать ему на нервы.
– О, насчет этого не беспокойся. С Перегрином не соскучишься.
Макс повесил трубку и болезненно скривился. Элизабет опять лишила его душевного покоя. Вогнала в беспросветное уныние! Словно вампир, присосавшийся через телефонный провод, она выпила его бодрость. Надо прогуляться, иначе у него сорвет крышу. Чем скорее он заберет вещи у Элизабет и покончит с этими отношениями, тем лучше.
К счастью, когда две недели спустя он наведался к Элизабет, дверь ему открыла молоденькая девушка-уборщица. Сама Элизабет благоразумно испарилась, предварительно запаковав его книги, одежду и бритвенные принадлежности в коробки и выставив их в коридор. Побросав коробки на заднее сиденье автомобиля, Макс поблагодарил уборщицу и уехал в надежде больше никогда не встречаться с бывшей возлюбленной.
В октябре с севера задули холодные ветра. Над сельскими просторами сгустились тяжелые серые тучи, полил мелкий надоедливо-бесконечный дождь. Траву засыпало оранжево-бурыми листьями, земля раскисла, превратившись в топкую грязь. Макс не общался с Робин с тех самых пор, как покинул Корнуолл. Сотню раз брался за телефонную трубку и сотню раз отдергивал руку. У него не было ни малейшего повода звонить Робин, он просто хотел услышать ее голос. Но признаться в этом не осмеливался даже себе. Он считал дни до встречи с Дафной. Как только он пройдет курс гипнотерапии, у него появится оправдание для звонка Робин. Она ведь сама его об этом просила! Пока же он маялся и изнывал от нетерпения.
Дафна жила на окраине Бата, в доме с верандой. Максу всегда нравился этот город: и старинные дома из серого камня, и гармоничный стиль, погружающий человека в эпоху Средневековья, и знаменитый архитектурный ансамбль «Королевский полумесяц», и аббатство. Бат сохранил атмосферу добропорядочности и галантности, атмосферу, которая, вероятно, была присуща и довоенному Лондону, некогда благородному и утонченно красивому.
Отыскав нужный дом, Макс припарковал машину и позвонил. Дафна широко распахнула дверь, тепло улыбнулась и не моргая уставилась на Макса серыми глазами. «Настоящими зеркалами доброй, честной и мудрой души», – восхитился Макс.
– Добро пожаловать, – сказала Дафна и узким коридором повела гостя в маленькую гостиную, окрашенную в пастельные розовато-серые тона.
Мягкой и обволакивающей аурой комната напоминала грот в заливе Гулливера. Макс заметил хрустальные шары на каминной полке, огромную аметистовую жеоду в углу и вспомнил Эдвину – вот уж кто одобрил бы подобное убранство.
Он снял пальто, выпил предложенный Дафной стакан воды и немного поболтал с ней о Робин. Волнение его улеглось. Дафна располагала к себе, внушала доверие. При ее работе это было необходимо, ведь ее клиенты отправлялись не куда-нибудь, а в странствие по глубинам подсознания.
– Вы готовы? – спросила Дафна спустя некоторое время. – Пора трогаться в путь. Посмотрим, с чем вы возвратитесь.
Дафна пригласила Макса в крошечную комнатку в глубине дома, в которой посреди стоял раскладной массажный стол. Женщина потушила свет и зажгла свечи. Макс сбросил ботинки, лег навзничь на столик и закрыл глаза. По просьбе Дафны он три раза глубоко вдохнул через нос и не спеша выдохнул через рот. Гипноз начался. Под чутким руководством женщины Макс медленно погружался в транс, в бездонный омут подкорки мозга, хранившей воспоминания о его прошлой жизни.
Перед его смеженными веками всплыли картинки ясного, солнечного дня, заросшего травой поля и каменной, застывшей на гребне склона башни.
– Подойдите к башне и отворите дверь, – сказала Дафна.
Он послушался. За крепкой деревянной дверью скрывалась убегавшая в подземелье лестница. Дафна попросила спуститься по ней так, как он спускался бы в реальном мире: ощупывая подошвой каждую ступеньку. Он повиновался. Женщина, уводя его все глубже и глубже в потаенные недра разума, считала вслух от двадцати до единицы. Лестница уперлась в еще одну дверь. Макс с силой толкнул ее.
Дафна задавала вопросы, он отвечал. Жаловался на одуряющую скуку и безысходность военной жизни в Англии, на то, что высадку воздушного десанта постоянно откладывают, тем самым вгоняя их батальон в тоску и уныние. Пока другие воинские части сражались на фронте, они били баклуши и всей душой рвались в бой, но погода была нелетная, объяснял Макс. Из-за мглы и тумана они прохлаждались около четырех-пяти часов и от досады лезли на стены. Когда же Макс наконец очутился на борту самолета, его разрозненные чувства мало-помалу пришли в соответствие с наблюдаемыми образами. Теперь он воспринимал окружающую действительность не как отстраненный зритель, пялящийся на экран кинозала, а как живой, непосредственный участник происходящих событий. Он вспоминал. Вспоминал свою прошлую жизнь!
От рева двигателей закладывало уши. От всепоглощающего ужаса и самозабвенного восторга бешено колотилось сердце. Макс и его братья по оружию готовились к прыжку. Сослуживцы, возбужденные предстоящим полетом в неизвестность, в разгар битвы, обменивались ободряющими взглядами, растягивая мгновения сердечной приязни с боевыми товарищами. Обмирая от страха, Макс вместе с тем испытывал гордость и несравненное счастье – он честно исполнял долг перед Отечеством. Он не зря прошел военную подготовку.
Медлить и любоваться землей с птичьего полета было некогда. Он шагнул за борт и бултыхнулся в небесную синь. Раскрывшийся парашют легонько дернул его за плечи. Он огляделся. Сотни десантников рядом с ним болтались на стропах шелковых парашютов, словно мошкара, тучей заволокшая небо. Над их головами проносились штурмовики. Внизу, на земле, дымились сбитые планеры и захлебывались стрекотом пулеметы. Шквальный огонь вражеских батарей косил все вокруг. Парашютистов отстреливали влет, как фазанов. Их высадка не застала противника врасплох.
Макс приземлился на вересковую пустошь, в самое пекло, в огонь и дым, в хаотичную круговерть смерти и бросился под спасительную защиту леса. Зайцем петляя среди деревьев, уклоняясь от свистевших пуль, он мчался, подстегиваемый ослепляющей яростью и неистовой отвагой, положившись на звериный инстинкт. Инстинкт самосохранения. Вскоре он и его однополчанин наткнулись на раненого, бившегося в агонии на земле. Макс встал на колени, чтобы оказать ему первую помощь. Их глаза встретились, и Макс, даже посреди разверзнувшегося ада, нашел силы улыбнуться и передать боевому товарищу частицу своей храбрости.
Оставить раненого в руках неприятеля им не позволила воинская честь, и после короткого обсуждения они, подхватив обездвиженного товарища, понесли его через вересковую пустошь к санитарам. Внезапно образы померкли, и на глаза Макса упала черная пелена.
– Где вы, Макс? – донесся до него голос Дафны.
– В земле обетованной, – глухо ответил Макс. – В царствии мира и беспредельного спокойствия. В прекрасном, напоенном любовью месте…
Максу нестерпимо захотелось остаться в этой обители пустоты и парить в ней, наслаждаясь невыразимой благодатью, для которой невозможно было найти подходящих слов, но Дафна заставила его приблизиться к двери, подняться по ступеням лестницы и выйти из башни. Шаг за шагом сбрасывал он путы гипнотического транса, избавляясь от воспоминаний, пока не обнаружил себя лежащим на массажном столе. Грохот битвы умолк, Макс вернулся в реальность и несколько раз глубоко вздохнул. Итак, он выяснил, что жил около полувека назад, участвовал во Второй мировой войне и, вероятно, сражался за Арнем. Но был ли он при этом Рупертом Дашем, оставалось загадкой. Только тщательные исследования и весомые доказательства могли развеять сомнения, и Макс очень надеялся, что небесные проводники, о которых упоминала Робин, наполнят ветром его паруса и проложат за него верный маршрут.
Явный успех гипноза обрадовал Дафну, и она долго обсуждала его результаты с Максом, все еще не оправившимся от потрясения. Его трясло от пробудившихся воспоминаний: живых, неподдельных, ошеломляющих.
Распрощавшись с Дафной, он поехал в центр города и заскочил в кафе, выпить чашечку кофе и занести в дневник впечатления о регрессивном гипнозе, пока те не выветрились у него из памяти. Находясь в трансе, он видел все тот же преследующий его сон, только в самых мельчайших подробностях. Теперь он знал, как погиб. Если он установит, каким образом погиб Руперт Даш, то поймет, следует ли он правильным курсом или сбился с дороги.
Вернувшись домой, он позвонил Робин. Трубку взял Даниэль.
– Привет, Даниэль, это Макс. Макс Шелбурн.
В трубке послышалось напряженное сопение: Даниэль сканировал файловую систему мозга, отыскивая в ней прозвучавшее имя. Макс, дабы облегчить его труд, хотел намекнуть про Южную Африку, но Даниэль справился и без его подсказок:
– А, Макс, дружище, привет! Как ты?
– Отлично, спасибо. А вы там как поживаете?
– Да все по-старому.
Наступило молчание. Им с Даниэлем нечего было сказать друг другу, и Макс решил не ходить вокруг да около.