Помни мой голос — страница 56 из 66

После ужина Флоренс прокралась в спальню к матери. Маргарет сидела за туалетным столиком и смывала макияж. Заметив застывшую на пороге дочь, она улыбнулась ей в зеркало.

– Входи, дорогая. Надеюсь, ты не расстроилась из-за того, что мы решили оставить Англию? Знай я, что сегодня вечером Оливер взбрыкнет и раскроет наши планы, я бы заранее предупредила и тебя, и Уинни. А так, боюсь, мы учинили светопреставление. Мама и папа, конечно, пытаются сохранить хорошую мину при плохой игре, но я-то знаю, что они чувствуют на самом деле. Я просто в отчаянии. Но мы ведь расстаемся не насовсем, а только на время. Да, Австралия – другой конец света, но мы же вернемся. Непременно.

Маргарет, тревожно прищурившись, всматривалась в лицо дочери, ища одобрения. Флоренс присела на кровать, скрестила ноги и выдохнула:

– Я бы тоже поехала с вами…

Маргарет развернулась вместе со стулом.

– Ты хочешь уехать из Педревана?

– Я хочу уехать из Англии.

– Фло… – растерянно протянула Маргарет.

Глаза Флоренс наполнились слезами.

– Я хочу начать новую жизнь как можно дальше от этих мест, где все напоминает о Руперте. Мне кажется, только так я смогу возродиться, зажить собственной жизнью. Я смертельно устала оплакивать Руперта.

– Милая моя…

Маргарет поспешно вытерла лицо бумажной салфеткой, удаляя остатки крема, поднялась, присела рядом с дочерью, обвила ее ласковыми материнскими руками и крепко прижала к груди.

– Я понимаю, каково тебе приходится, Фло. Горечь утраты невыносима. Сочувствую тебе всем сердцем.

– Ты единственный человек, способный меня понять. Ты тоже потеряла мужа.

– Боль потери никогда не отпустит тебя, но со временем она утихнет, смягчится. Я обещаю. И тогда ты снова вздохнешь полной грудью.

– Из-за этой боли ты и не хотела повторно выходить замуж?

– Я долго скорбела, Фло, ужасно долго. И вдруг я влюбилась в Оливера. Это совсем другая любовь, не та, что была у нас с твоим отцом, совершенно на нее непохожая. Это любовь-взаимопонимание, любовь-товарищество, любовь – дружеская приязнь. Но это тоже немало, Фло. Возможно, в один прекрасный день ты встретишь человека, который заполнит дыру, оставленную в твоем сердце Рупертом. Разумеется, он не заменит Руперта. И ты, возможно, никогда не полюбишь его так же горячо, как Руперта. Но в его лице ты обретешь друга, с которым можно смеяться. А смех – великая сила. Я этого не осознавала, пока Оливер не вернул мне способность смеяться.

– Ах, мама, я страшно за тебя рада. Оливер – прекрасный человек. Он мне безумно нравится. Он сама доброта и смотрит на тебя так, что я уверена: он любит тебя искренне и глубоко. – Флоренс приподняла голову, лежавшую на материнском плече. – Позволь мне с Мэри-Элис поехать с вами. Знаю: бабушка с дедушкой страшно огорчатся, да и Уинифред и дядя Реймонд придут в уныние, но человек не обязан подлаживаться под других, верно? Человек должен стремиться к счастью, туда, где он может это счастье найти. К тому же я не собираюсь покидать их навечно. Когда-нибудь я возвращусь.

– А ты не хочешь поселиться в другом графстве Англии?

– Нет, мама. Я хочу поехать с вами в Австралию. Я жажду приключений. – Флоренс задорно улыбнулась. – Без приключений мне и жизнь не мила.

Маргарет вздохнула.

– Я с радостью возьму вас обеих, но знай: ты разобьешь сердца Уильяма и Селии и их ребятишек. Хотя какие они теперь ребятишки! Все Даши взвоют от тоски по тебе и Мэри-Элис.

– Не взвоют. Я скажу им, что скоро вернусь. Наше путешествие не будет длиться вечность.

– Не будет, – решительно кивнула Маргарет. – Рано или поздно мы неизбежно вернемся. Не могу же я бросить на произвол судьбы родителей, дядюшку Реймонда и Уинни, согласна?

– Значит, едем? – воодушевленно воскликнула Флоренс.

– Вначале надо спросить Оливера, но я уверена: он не станет возражать. Думаю, даже обрадуется. Он понимает, как тяжело мне рвать семейные узы. А если вы с Мэри-Элис присоединитесь к нам, то я ничего особо и не порву.

Маргарет рассмеялась. Лицо ее просветлело, и давным-давно залегшая на переносице морщинка наконец-то разгладилась.


Затею с Австралией Уильям и Селия восприняли в штыки. Мысль, что Флоренс увезет в такую даль Мэри-Элис, воплощение их сына Руперта, живое существо, которое можно обнять, поцеловать и согреть, привела их в ужас. Вначале они пытались отговорить Флоренс, но, столкнувшись с ее непробиваемой решимостью, попросили не затягивать австралийское турне больше чем на год.

– Если в Австралии тебе придется туго, прилетай обратно. В коттедже все будет готово к твоему возвращению: огонь зажжен, постель убрана, картофель запечен в печке, – твердо сказала Селия, по обычаю мужественных англичан скрадывая печаль шуткой.

Синтия, носившая под сердцем первенца, зашлась в отчаянном плаче и, упав на грудь подруги, безутешно зарыдала.

– Прости, – всхлипнула она, вытирая слезы, – но у меня все внутри переворачивается, как представлю, что моя лучшая подруга и невестка – да-да, ты до сих пор моя невестка – отправится на край света! А вдруг ты не вернешься и я никогда больше тебя не увижу? Что станется с Мэри-Элис? Неужели она вырастет без Педревана, так и не узнав своих дядьев, теть, бабушек и дедушек? Неужели она вырастет, так и не узнав своего маленького братика или сестренку? – Синтия погладила выросший живот. – Подумай об этом, Флоренс! Неужели твоя дочка никогда не узнает своего братика или сестричку?

– Мы вернемся, – пообещала Флоренс. – И Мэри-Элис обязательно познакомится со своими братиком или сестренкой. И они непременно подружатся, как и их мамы. Я желаю этого всем сердцем. Мы вернемся через год, как только я снова обрету вкус к жизни. Мне невмоготу оставаться здесь одной, без Руперта, где все пронизано им!

Синтия не могла представить, какие чувства испытывает жена, потерявшая любимого мужа, зато она прекрасно знала, что ощущает сестра, лишившаяся брата.

– Мне тоже не хватает Руперта, Фло. Однако воспоминания о нем меня утешают. Ты права: все в Педреване пронизано воспоминаниями о Руперте, но от этого он становится мне только ближе.

– Руперт всегда со мной, где бы я ни находилась, – ответила Флоренс. – Он и в Австралии меня не покинет. Он будет здесь… – Флоренс приложила ладонь к сердцу. – Но Педреван напоминает мне не о Руперте, а о его кончине.


Узнав об отъезде Флоренс, Обри немедленно примчался в залив Гулливера и забарабанил в дверь ее коттеджа. Обнаружив, что ее нет дома, он ринулся к «Мореходам». Флоренс с дядей Реймондом и Монти играла в кегли в саду. При виде бледного лица Обри она, позабыв про игру и рисуя в воображении картины одна страшнее другой, поспешила к нему выяснить, что случилось.

– Надо поговорить, – отрывисто сказал Обри, и по безумному блеску в его глазах она поняла, что с Уильямом и Селией все хорошо, а единственная причина его лихорадочной спешки – это она, Флоренс.

– Прогуляемся по пляжу? – спросил Обри.

Они молча спустились по тропинке на берег. На пляже Обри обернулся к Флоренс и, едва владея собой, взял ее за руку.

– Ты уезжаешь в Австралию? – сдавленно прохрипел он.

Сердце Флоренс остановилось.

– Да, – прошептала она, – осенью.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Я собиралась это сделать при первой же нашей встрече.

Обри скользнул взглядом по морю и снова уставился на Флоренс. Глаза его сощурились, под скулами заходили желваки.

– Ты никуда не поедешь! – бросил он.

– Но, Обри…

– Неужели ты ничего не видишь? Неужели не понимаешь, что я люблю тебя? Я признался бы тебе раньше, но ты носила траур по моему брату, и я счел подобное признание неуместным.

– Ты совсем запутал меня, Обри. Я думала, мы…

– …просто друзья? – прервал ее Обри. – Да, мы друзья, лучшие в мире друзья.

Обри с нежностью заглянул Флоренс в глаза и завладел ее второй рукой.

– Но мне мало твоей дружбы, Фло. Я люблю тебя.

Флоренс растерянно заморгала.

– Не притворяйся, что поражена, Фло! – Обри вымученно улыбнулся. – Почему, по-твоему, я не отходил от тебя ни на шаг?

– Потому что ты сочувствовал мне. Хотел меня утешить.

– Да, я сочувствовал тебе, хотел тебя утешить, залечить твои сердечные раны. Но я также надеялся, что со временем ты привыкнешь ко мне и забудешь о Руперте. Надеялся, что ты полюбишь меня… – Обри виновато усмехнулся. – Ты ведь когда-то меня любила.

– Да, Обри, любила. И не представляла без тебя жизни. Каждое лето я мечтала, что ты наконец обратишь на меня внимание. Один взгляд твоих глаз – и я растекалась как желе. Одна твоя улыбка – и я заливалась краской. Как я хотела играть в паре с тобой в теннис. Как я ревновала, когда ты ухаживал за Элиз. Да, я любила тебя, Обри. То есть мне так казалось до того дня, когда в Педреване объявился Руперт, до того лета, тридцать седьмого года…

– Если бы я мог повернуть время вспять, Флоренс, – застонал Обри.

– Но ты не можешь. И я не могу, а жаль. Передвинь мы стрелки часов назад – и Руперт остался бы жив. – Флоренс стиснула ладони Обри. – Я очень хотела бы ответить на твою любовь, Обри. Тогда бы я забыла о твоем брате и счастливо зажила в Педреване. Мэри-Элис выросла бы в доме, который по праву принадлежит ей, а мы с тобой состарились бы вместе, в окружении детей и внуков, в тепле домашнего очага, как когда-то мы с Рупертом мечтали. Но даже если бы я любила тебя, Обри, а я тебя не люблю, я не позволила бы этому сбыться. Никогда. Я ни за что не предала бы Руперта.

– Руперта невозможно предать, Руперт мертв, – процедил Обри.

– Я ни за что не предала бы память о нем, Обри. Руперт позволил бы мне влюбиться, но только не в тебя. В кого угодно, только не в тебя. – Флоренс грустно покачала головой. – Мне очень жаль, Обри, прости.

Напрасно Обри кусал губы, стараясь не выдать своих эмоций, – губы предательски дрожали.

– Значит, уговаривать тебя остаться бесполезно?

– Да.

– Я не вынесу разлуки с тобой. – Обри потер переносицу. – Просто не вынесу.