– Хм, неожиданное решение, Карл Петрович. По приходе в порт немедленно соберем на совет артиллеристов. Восемь дюймов не десять, но лучше хоть что-то, чем ничего. Единственный броненосец с 254-миллиметровыми пушками на Черном море, но разоружать «Ростислав» нельзя. Нынешней зимой на нем и так заменили нефтяное питание котлов на угольное, и зря.
– Почему, Дмитрий Густавович?
– Да потому что на Дальний Восток к нам «Ростислав» не попадет, а это единственное, что могло бы объяснить замену жидкого топлива на твердое. А за нефтью будущее флота, и не только нашего – не будет проблем ни с тяжким трудом кочегаров, ни бесконечных угольных погрузок, ни выгрузок шлака. Да и по выделению энергии при сгорании нефть и продукты ее переработки имеют большую отдачу, чем лучший британский кардиф. Вот так-то! Есть, попали, теперь не уйдет!
Восклицание вырвалось непроизвольно – Фелькерзам увидел губительное для «Такачихо» попадание сразу двумя 152-миллиметровыми снарядами. Маленький крейсер резко сбавил ход, его стал накрывать черный дым. А так и бывает, когда сносят раструб воздухозаборника и оставляют на единственной широкой трубе огромную пробоину.
– Так-так, – командующий резко оживился, прижав ладони к животу, но настроение тут же упало, от огорчения даже рукой взмахнул. – Не тот самурай пошел, совсем не тот! Ему в морду даешь, а он в драку не лезет, осторожничает!
«Ивате» стал набирать ход, из трех труб пошел густой дым – осознав, что спасти «Такачихо» уже не удастся, японский адмирал решил бросить крейсер на гибель, но не вступать в бой с сильнейшим противником, двумя против одного. И догнать неприятельский корабль можно было только при зыби – тогда у «России» были бы все шансы, мореходность при высоком борте всегда более хорошая, чем у крейсера, предназначенного для эскадренного сражения с низким, но хорошо забронированным бортом.
– Да, забег лучше не начинать, все равно проиграем – котлы и машины не в лучшем состоянии, – пробормотал Фелькерзам, с сожалением взирая на удирающие под адмиральскими флагами «Наниву» и «Ивате». Догонять их было бесполезно – лучше пожалеть «Ослябю». «Акаси» и «Чихайя» легко ушли от «Светланы» с «камушками» – те просто не могли выдать скорости, слишком долгим было плавание через три океана. Гнаться за вспомогательным крейсером на одной «России» тоже бесполезно – оторвется от «Осляби», и есть риск нахвататься снарядов от «Ивате».
А оно надо так рисковать?!
Фелькерзам посмотрел на два больших номерных миноносца в сто двадцать и сто пятьдесят тонн водоизмещения, что входили в отряд капитана 2-го ранга Радена во Владивостоке. Единственные, они имели приличную дальность плавания, остальные шесть (два уже погибли) могли совершать только вылазки на двести миль радиусом.
– Расстреливаем «подранка», выбиваем пушки – миноносцы добьют торпедами и выловят выплывших. Это ему за «Варяг»! Предлагать сдаваться не стоит – бесполезно, они упертые! – совершенно спокойно произнес Фелькерзам, разглядывая «Такачихо», к которому приближался «Ослябя». Теперь два русских корабля обрушили на «самурая» град шестидюймовых снарядов.
– Вот так-то, Карл Петрович, и будем совершать дальнейшие походы. Нужно выбивать у них крейсера, и без всяких генеральных баталий до поры и времени! Одного сегодня утопили, теперь осталось только восемь – еще парочку, и гоняться за нашими вспомогательными крейсерами для японцев станет крайне затруднительным занятием…
Глава 5
– «Не ждали» – вот вам сюжет для новой картины Репина или наброска для Верещагина – жаль, что погиб на «Петропавловске». А ведь это, Карл Петрович, все, что осталось у японцев на ходу. Не думаю, что Того какой-то корабль оставил в резерве.
Фелькерзам ухмылялся, натянув «личину» – уж очень сильно боль донимала порой, беспощадно терзая измученное тело. И так, что застрелиться хотелось. Можно, конечно, вызвать лекаря и поставить спасительный укол морфия, но он хорошо знал, в какой «овощ» превращался после дозы на «Ослябе», мало что мыслящий. А так вполне терпимо – ром воздействовал притупляющим боль средством, при этом можно нормально размышлять. Вот только действие крепчайшего алкоголя было временным, однако за последние дни Дмитрий Густавович эмпирическим путем вывел суточную дозировку – чуть меньше полулитра, разделенных на полудюжину болеутоляющих порций. Даже поспать мог раза два за сутки, по два-три часа беспокойного сна, больше похожего на дремоту.
– Все старые знакомые – «Асахи», «Ивате» и «Адзума»! А еще четыре «бронепалубника», по два от Девы и Уриу. Совсем хорошо – чем меньше у японцев останется крейсеров, тем лучше. Потихоньку все выбьем, начнем с вооруженных пароходов – надо запугать японцев так, чтобы они осознали, что любой выход в море, а не только к нашему побережью, для них может стать последним в жизни. Да, жаль – боя не будет, определенные выводы Хэйхатиро Того сделал, а это плохо…
Семь японских кораблей в сопровождении двух авизо и доброго десятка «дестройеров» уже развернулись на обратный курс, уходя к далеким южным берегам Страны восходящего солнца. Да и как драться, если Небогатов вывел для встречи транспортов все, что могло передвигаться – броненосцы «Князь Суворов», «Бородино» и «Адмирал Ушаков», а с ними оба больших крейсера и все маленькие миноносцы с одним «дестройером».
– Не хотят сейчас драться – у нас перевес в силах более чем ощутимый, только зря к Владивостоку прибежали, – громко произнес Фелькерзам и неожиданно спросил у капитана 1-го ранга Лилье: – Как вы думаете, японские вспомогательные крейсера захотят драться с «Россией» и «Громобоем» один на один?! Или их будет двое против одного вашего крейсера?! Как вам такой расклад?!
– Мечтал бы о том, ваше превосходительство, – тихо отозвался Лилье. И язвительно произнес: – Только они не идиоты, бой с «Россией» для любого вооруженного парохода равносилен самоубийству! Они сразу же убегают, отправляя радиограммы, едва завидев наш крейсер на горизонте.
– Творчески нужно подходить ко всему, любезный Владимир Александрович, творчески, то есть с выдумкой, инициативой и горячим желанием принести Отечеству пользу. Сейчас я вам объясню на простейших примерах, только лекарство приму, а то мочи терпеть нет!
Фелькерзам прекрасно видел промелькнувшие на лицах офицеров и контр-адмирала Иессена гримасы, в которых была перемешана жалость со счастливым осознанием, что их самих такая ужасная болезнь миновала. В отличие от медленно умирающего, с неприятным запахом изо рта, командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой, с черными орлами на золотых погонах, еще не достигшего шестидесяти лет, сломленного болезнью седого старика, что передвигался при помощи матросов.
– Дрянь, но пить надо, не морфий же колоть…
Фелькерзам отдышался – привык пить без закуски. Да и не один кусок в горло не лез, а в желудок тем паче – его оттуда сразу выбрасывало, а тошнота наваливалась страшная. Дмитрий Густавович страшно отощал, про таких живых «кащеев» недаром говорят – остались «кожа да кости». А ведь перед походом был румяный толстячок, которого Рожественский брезгливо именовал «мешком с навозом».
– Четыре трубы – это приметный знак для любого вражеского крейсера – вот она «Россия» или «Громобой». А что, если вы между парами труб жестяные стенки установите, тонкие и легкие – без проблем встанут. И в желтый цвет их покрасите, с белой окаемкой вверху. И на что они так похожи будут, вы не скажете, любезный Владимир Александрович?!
– Так на дымовые трубы уставной раскраски, только попарно связанные между собой, ваше превосходительство!
– Вот так-то – на расстоянии ваш корабль превратится по виду в тот же вспомогательный крейсер «Кубань», но с двумя чуть более широкими трубами. По две трубы у нас только броненосцы имеют, а «Россия» на «бородинца» своим корпусом как-то не выплясывает. Не похожа она на броненосец – зато перепутать со вспомогательным крейсером очень легко, особенно на большом расстоянии. Как и наоборот – мы две проделки с «Уралом» так им устроили. Думаю, Того осознал, как его провели, кхе-кхе…
Фелькерзам закашлялся, и боль навалилась такая, что он схватился за живот двумя ладонями, заскулил. Но тут докатившийся до желудка ром произвел свое животворящее действие, спазм сгладился, и от неожиданного облегчения выступил пот по всему телу.
– Теперь понимаете, какие игры мы можем затеять?!
– Японцы каждый раз гадать начнут, кто перед ними – вспомогательный или броненосный крейсер, – Лилье хищно ощерился, и теперь Фелькерзам не сомневался, что его мысль будет творчески переработана, развита и получит дальнейшее распространение и на «Громобой», совершенно схожий по своему виду с «Россией».
– А теперь представьте, что, получив несколько болезненных уроков с потерями, японцы начнут каждый раз гадать, кого они видят – броненосные или вспомогательные крейсера. Тем более, если мы им окончательно мозги «запудрим», введя в действие новых персонажей?! О, кого только у нас сейчас нет, посмотрите. Вот идут четыре вспомогательных крейсера, быстроходных – нужно только нормально их перевооружить, дать иные, славные имена воевавших кораблей, а не каких-то там речушек! Да надежными, проверенными в бою командами обеспечить. А они у нас есть, и в полном комплекте, и даже со сверхштатным числом. Все есть для войны, воевать с умом только нужно.
Фелькерзам внимательно посмотрел на Андреевские флаги, что развевались за кормой каждого корабля, размерами чуть ли не с саму «Россию», а два по своему водоизмещению нисколечко ей не уступали. Двумя колоннами шли транспорты, что использовались как угольщики при эскадре – «Владимир», «Воронеж», «Ярославль», «Курония» «Вирония», «Метеор», «Иртыш», «Корея». Замыкал колонну огромный транспорт «Анадырь», по водоизмещению превосходящий любой броненосец – в его трюмах находилось восемь тысяч тонн превосходного кардифа, десятая часть того, что имелось во Владивостоке. Так ведь гружен был углем не только он один.
Отдельно шли плавмастерская «Камчатка», госпитальные суда «Кострома» и «Орел». Последний был быстроходным пароходом Добровольного флота, и его легко можно было превратить в крейсер, хотя комиссия признала машины непригодными для действий на коммуникациях. Но раз прошел по трем океанам, то доказал свою полную профпригодность и будет зачислен в строй. Но только без вице-адмирала Рожественского, который, к удивлению Дмитрия Густавовича, уже немного оправился и мог вполне членораздельно изъясняться.