Глава 11
– Понимаете, Алексей Алексеевич, мы строили свои корабли не под конкретного противника, а чтобы они были, так сказать. Исключением является Черноморский флот – не имея возможности выйти через проливы, не иначе как под императорским штандартом, тамошние броненосцы были заточены под одну задачу – пройти узости Босфора как можно быстрее, войти в Дарданеллы и там дать бой Королевскому флоту на встречных курсах. Потому на всех «синопах» носовой залп очень мощный – два барбета с парой двенадцатидюймовых орудий в каждом.
Фелькерзам усмехнулся, раскуривая папиросу. Посмотрел на порт, где кипела работа уже не сотен, а нескольких тысяч людей, поморщился – боль с трудом удавалось сдерживать. Негромко заговорил:
– Скорость хода и дальность плавания изначально приносились в жертву бронированию и артиллерии. И на то есть причина – выиграть время, когда установят на берегах проливов девятидюймовые мортиры из «особого запаса», и удержать тем самым за собою Галлиполийский полуостров и столичный район Константинополя. Вот только не взяли расчет, что подобную операцию нужно было проводить в новой войне с турками лет через десять, не позже, а первые броненосцы строились долго, и когда вошли в строй, надобность в них отпала – а теперь вообще поздно дергаться! Проигрышная будет ситуация в любом из раскладов!
– Вы знаете предназначение «Особого запаса», Дмитрий Густавович? Откуда это стало вам известно?! – Бирилев напрягся как струна, глаза прищурились, а Фелькерзам лишь рассмеялся, причем искренне.
– Я знаю многое такое, о чем даже все морское ведомство, все адмиралы вместе взятые, причем многих стран мира, даже не подозревают. Не пройдет и полгода, как в Англии заложат броненосный корабль совсем иной концепции, где принцип «all big gun» будет воплощен в полной мере.
– «Только большие пушки»? Но ведь они стоят на наших броненосцах! Все страны пришли к единому двенадцатидюймовому калибру, достаточно скорострельному и разрушительному…
– Дело пока не в калибре, а в количестве орудий, мощи бортового залпа. Так вот, корабль, который назовут «Дредноутом», даст свое название новому типу так называемых линейных кораблей, сокращенно линкоров. А вот они будут на голову превосходить те эскадренные броненосцы, которые сейчас находятся в составе нынешних флотов. Но к чему говорить, вот вам листок, прочитайте как можно более внимательно. Я по памяти нарисовал первый линкор-дредноут и привел его характеристики. А также еще один корабль, который произведет фурор через три года. Думаю, лично для вас, Алексей Алексеевич, это будет не только весьма познавательным и занимательным чтением, но и проклятием. Так что будьте готовы ощутить в полной мере тот ужас, который я несу в себе.
Фелькерзам достал из кармана листок, где несколько дней тому назад нарисовал несколько схем и вытянул из памяти основные тактико-технические характеристики легендарного корабля, а на обороте изобразил «Инвисибл», линейный крейсер, еще одно «детище» первого морского лорда адмирала «Джекки» Фишера. И сунул в протянутую руку Бирилева.
– Господи…
Десница Алексея Алексеевича дернулась – адмирал машинально перекрестился. Лицо побледнело, руки явственно дрожали, когда он внимательно, причем несколько раз перечитал листок, причем с двух сторон. Поднял на Фелькерзама затравленный взгляд.
– Что это такое?!
– Зачем спрашивать, если вы и так уже осознали, что это не розыгрыш и не бред сумасшедшего. Дайте мне листок, – Фелькерзам выхватил из ладони Бирилева бумагу и моментально разорвал ее в мелкие клочки, бросив их с пристани в набежавшую морскую волну.
Хрипло рассмеялся:
– Вот теперь, Алексей Алексеевич, несите вместе со мной это проклятие! Я ведь вас предупредил заранее!
Попыхивая папиросой, Дмитрий Густавович встал к совершенно растерявшемуся Бирилеву чуть боком, заговорил спокойно, чуть растягивая слова и беспрерывно морщась:
– Я умер на «Ослябе» одиннадцатого мая, за три дня до Цусимского сражения, в котором 2-я эскадра потерпела жуткую катастрофу, о которой вы все, сидящие под шпицем догадывались – потому никто не согласился сменить Рожественского на посту командующего. Все в Петербурге прекрасно знали, чем закончится бой, но толкали нас на убой!
Фелькерзам посмотрел на волны, бумажных клочков он уже не увидел и продолжил говорить дальше, с ехидной ухмылкой поглядывая на Бирилева.
На лице адмирала не было ни кровинки.
– Вот только я умер, но тут же воскрес, зная будущее. И не только зная – минуты смерти мне даровали годы пребывания в тех временах, от которых нас отделяет больше столетия. И не скажу, что там мне понравилось – там будет все горше и намного страшнее. И точкой отсчета является Цусима – в этом бою погибла почти вся эскадра, Рожественский сдался в плен вместе с Небогатовым, с ними спустили флаги четыре броненосца! Позор неслыханный! И переговоры о мире тут же начались – мы отдали японцам многое и половину Сахалина, но началась революция! А спустя двенадцать лет грянула вторая – империя рухнула в тартарары!
Фелькерзам хрипло рассмеялся, в смехе клокотала ярость, тоска и боль. Бирилев машинально отступил назад. Спросил, задыхаясь:
– Что я могу сделать?!
– Поверил?!
– Да, такого не придумаешь – такое нужно видеть. То Господь послал тебе знамение и вернул обратно жить, чтобы исправить…
– Ваши прегрешения, Алексей Алексеевич? Хотя не столь вы виноваты, как «семь пудов августейшего мяса» и многие другие – Витте, прохвост продажный, сановники, на которых клейма негде поставить, и всякая прочая сволочь, что от собственной страны отреклась, лишь бы ее погубить в угоду интересов заморских покровителей. Бедная Россия – от собственной власти всегда идут одни напасти!
– Не говори ничего больше – это действительно проклятие. Да, вина и на мне есть, но я тебя спрашиваю об одном: что можно сделать?! Где и что исправлять?! Нельзя терять время!
Фелькерзам внимательно посмотрел на бледного, как смерть, Бирилева – того действительно проняло. И решил, что если Алексею Алексеевичу через месяц суждено стать первым морским министром, то он им и станет, надо только направить его деятельность в нужное русло. И после долгой и обстоятельной беседы отправить в столицу вслед за Рожественским, снабдив порцией письменных рекомендаций. Ведь есть правило никогда не складывать все яйца в одну корзину…
Глава 12
– Все внутри сгнило, господин, лечить уже нельзя, – старый китаец правильно говорил на русском языке.
И что пришлось по сердцу Фелькерзаму, так это то, что смотрел на него знахарь без всякого страха.
– Через какое время я умру? Ты можешь мне это сказать честно! – спросил без всякого страха – итог Дмитрий Густавович уже знал давно, важно было правильно рассчитать время.
– Десять дней, не больше, – ответ был столь же спокойный, уверенный, и взгляд прищуренных от природы глаз не дрогнул, не ушел в сторону, не вильнул, как бывает у лжецов.
Простая констатация факта!
– Мне нужно протянуть четыре месяца, не для себя прошу. Японцев обязательно нужно победить – если я этого не сделаю, они много горя твоему народу причинят. За это время надо отремонтировать корабли и подгадать место и время сражения. Можно что-нибудь сделать в моей ситуации?
Пауза затянулась надолго, китаец молчал, размышляя. Фелькерзам опустошил в три глотка остаток «микстуры» во флаконе, отставил его в сторону. Знахарь вышел из раздумий, принюхавшись. И неожиданно спросил, ткнув пальцем в бутылочку:
– Сколько пьешь этого в день?
– Раньше два таких флакона, сейчас уже три – не пьянею, но боль чуточку стихает на короткое время!
– Потому до сих пор и живешь, что это пьешь помногу!
– Не понял? Объясни!
Адмирал искренне удивился – никогда еще не слышал, чтобы благодаря дичайшей крепости рому жили. Зато часто слышал и приходилось видеть, как от алкоголя люди словно мухи помирали.
– Тлен держит, не дает умереть, обволакивает, и как это сказать – не дает разлагаться, – теперь китаец посмотрел на него с интересом, как на возможного пациента для эксперимента.
Фелькерзама столь заинтересованный взгляд воодушевил, но он вида не подал. Хотя про себя Дмитрий Густавович решил, что будет принимать любое лекарство, если оно позволит продержаться до октября. Хоть жаб и летучих мышей живьем пожирать – под ром все пойдет как закуска, да и поесть немного надо, а тут кровь высосать можно, и то пропитание – ведь живут как-то упыри.
– Вроде сам себя бальзамирую внутри – так ведь выходит? А ведь недаром всяких тварей в банках спиртуют…
Китаец промолчал, опять надолго задумался, но чуть кивнул, что домыслы адмирала были верными или близкими к истине.
Фелькерзам же закурил папиросу, пальцы не дрожали, когда чиркнул спичкой. Что думает знахарь – хороший признак, шансы есть протянуть установленный срок, ответы не столь категоричными стали.
– Панцуй[2] давать буду – шибко дорого, таких мало.
– Да что угодно, вопрос не в цене, в сроке, – Фелькерзам пожал плечами – название ни о чем не говорило, про женьшень слышал, а тут непонятно. Но раз есть возможность потянуть подольше, то почему ее не использовать. А китаец принюхался к флакону еще раз, потом поднял бутылочку, вылил из нее капельки на ладонь, лизнул. Выразительно поморщился, но вид был довольный, даже морщины на лбу разгладились.
– Сто дней тебе будут, господин, обещаю! Но сто монет заплати сразу! Травами поить буду, «белую глину бессмертия» давать стану. Дольше ты прожить сможешь – но там за каждый лишний день по две монеты заплати! Может быть, что я вдвое богаче стану!
– Хм, – сказать, что адмирал обрадовался, было нельзя – он преисполнился ликования, моментально подсчитав, что сможет протянуть полторы сотни дней. А за такой срок можно такого наворотить!
– За лишний день по три монеты от меня получишь, могу вперед оплату дать тебе, все без обмана!