– Нет, господин, нельзя вперед брать – прожил, три монеты даешь, умер – монет не платишь. Но сотню монет вперед – лекарства готовить нужно, я успею, время есть. И десять ведер этого зелья – ты ведь к нему привык, – китаец показал пальцем на флакон.
– Да хоть двадцать, рома хватает за глаза – на любом броненосце цистерны наполовину полные. Тоже мне проблема…
Фелькерзам отхлебнул из стакана – за неделю как-то привык к снадобьям, уже не тошнило, как и обещал китаец. Каждый день знахарь выставлял три бутылочки, общим объемом где-то с полулитра. Вроде внутри один и тот же ром, спиртовой консистенции, вот только вкус был совершенно различный. Утренняя доза буквально связывала рот ощущением, отдаленно похожим чем-то на черемуху, – на той самой «глине» настойка. Дневной флакончик изрядно бодрил, отгоняя боль до вечера – тут корешки были приправлены. А вечерняя доза с травами давала три часа вполне здорового сна без всяких сновидений с «кровавыми мальчиками».
На этом процедуры не заканчивались – знахарь каждый день втыкал ему иголки, причем в разные места, и делал массаж, от которого он то выл обреченным волком, то засыпал подобно медведю в берлоге. Понять методику Дмитрий Густавович не мог – все делалось по-разному, а иголки иной раз втыкались в ступни, что было абсолютно непредсказуемо. Вроде боль ушла, осталось ощущение, что он проглотил камень, и с каждым днем оный «камешек» становится чуть объемнее и тяжелее. Но не спрашивал, что такое, так как ему объяснили, что со временем оное ощущение станет невыносимым, изо рта хлынет гниль с кровью, и он просто умрет всего за одни сутки, причем без мучений.
Эпикриз откровенно обрадовал – теперь Дмитрий Густавович знал, когда умрет, а за сутки успеет доделать многое…
– Пошли дела помаленьку, теперь совсем иная война начнется на суше и на море. И уже на наших правилах, и пусть японцы помучаются, как мы прежде от них огребали.
Император на мир с Японией не пошел, хотя САСШ предлагали посредничество, которое на заседании Государственного Совета было отвергнуто.
И хотя в стране шло брожение, но цусимская победа внесла свои коррективы – восстания броненосца «Потемкин» у Тендры не произошло. А вот изменения бросались в глаза – его несколько раз уведомили, что Черноморский флот отправит в сентябре на Дальний Восток эскадру из трех броненосцев, вооруженных новой артиллерией, и с бронепалубным крейсером «Очаков». На всех кораблях начались экстренные работы, причем ассигнований не жалели, чередой шли сверхурочные работы, министр финансов выделял деньги по первому требованию.
На Балтике тоже готовился отряд из нового броненосца «Славы», двух старых крейсеров «Память Азова» и «Адмирал Корнилов», но уже с новыми 152-миллиметровыми пушками Канэ, и четырех эсминцев водоизмещением в шестьсот тонн каждый, которые должны были вступить в строй флота не позднее августа. Они спешно достраивались в Либаве, из элементов конструкций и механизмов, что изготовлялись на германских верфях и заводах. И доставлялись на пароходах в Либаву. Кайзер Вильгельм тщательно «блюл» пресловутый нейтралитет, правда, вот в такой своеобразной форме.
На формирование команд новых эсминцев из Владивостока были отправлены спасенные экипажи трех «дестройеров» – моряки обстрелянные, в бою побывавшие и в море тонувшие. И что хорошо, так то, что его призыву вняли – поставят по два 120-миллиметровых орудия Канэ. А к ним и пару сдвоенных торпедных аппаратов, причем германских, в восемнадцать дюймов – с дальностью хода мины вдвое большей, чем нынешняя русская пятнадцатидюймовая торпеда, которая и пироксилина несла всего четыре пуда – в полтора раза меньше.
Так что новые эскадренные миноносцы от названия «минных крейсеров» решили отказаться, получатся очень сильными и грозными противниками для куда меньших по водоизмещению «узкоглазых оппонентов». Одно плохо – скорость всего в двадцать пять узлов, догнать противника не смогут, если только тот не получит фатальных повреждений в бою.
Старые броненосцы решено было не брать, пользы от них не было, да и с перевооружением назрели проблемы. За всю войну изготовили всего девять 203-миллиметровых пушек – все они направились в эшелонах во Владивосток. Новые 254-миллиметровые пушки только начали заново изготавливать, и сменить пушки на «Ослябе» и «Ростиславе» уже сейчас стало неразрешимой проблемой, что же говорить о маленьком броненосце береговой обороны «Адмирал Ушаков». Однако с последним нашли выход из сложного положения. В башню нельзя втиснуть более тяжелое и чуть габаритное орудие. Но там вполне уместится пушка меньшего калибра и размеров.
Сказано – сделано!
Срубили здоровенные сосны, изготовили деревянные стволы, идентичные новым восьмидюймовым пушкам в сорок пять калибров. И стали экспериментировать с башнями, вскоре придя к выводу, что после незначительных переделок эти более легкие орудия установить вполне возможно даже при убогом оснащении ремонтного завода.
Осталось только ожидать положительного результата, уповая на традиционную русскую смекалку!
Глава 13
– Николай Иванович, но вы нужны на берегу, больше всего пользы для дела будет, – Фелькерзам улыбнулся, видя несколько расстроенное лицо Небогатова. Да оно и понятно такое стремление – рвался выйти в море, получить новые боевые награды. В этом почему-то все во Владивостоке были уверены, ведь как ни крути, но пока серьезных неудач не произошло, как и мелких, по большому счету. Да и самих стычек можно пересчитать по пальцам – хватит и одной руки.
Война на море весь июнь шла вялая, но весьма интересная – «Россия» в сопровождении одного из «камушков» постоянно выходила к японским берегам, однажды собрав богатый «улов» из потопленного каботажного парохода и трех рыбацких шхун. Но главной ее задачей было уничтожение вражеских вспомогательных крейсеров и прикрытие действий собственных пароходов, которые были перевооружены на три 152-миллиметровые пушки Канэ – одна в носу, две в корме друг за другом. Плюс дюжина 47-миллиметровых пушек, вот их девать было некуда – полторы сотни в арсенале скопилось, с немалым довеском из совсем никудышных 37-миллиметровых пушечек, снаряды которых могли только оцарапать борта вражеских кораблей.
Зато в конце месяца начали действовать новые три «адмирала», причем весьма решительно – команды потопленных в Цусиме броненосцев береговой обороны и броненосного крейсера жаждали мести. И дорвались до настоящего дела – безжалостно уничтожали все рыбацкие суда, которые только попадались им на пути. А затем резво убегали от японских вооруженных пароходов, заманивали противника в капкан, в котором тех поджидала готовая к броску «Россия», притворявшаяся «двухтрубным» пароходом. И дважды этот маневр увенчался успехом – удрать от океанского крейсера, набравшего полный ход, да еще более быстроходного «Изумруда», оказавшись под градом снарядов, два «мару» не смогли. Тем самым потери японских «вспомогалов» достигли круглого числа в десять единиц.
Пока шла такая вялотекущая борьба на море, двадцатого числа июня из Владивостока вышел отряд контр-адмирала Иессена из пяти вспомогательных крейсеров, двух транспортов и госпитального судна. Его сопровождала «Россия» – рискнули пройти Сунгарским проливом, пустив впереди разведку из «камешков», и оно того стоило – японцы лишились еще одного вспомогательного крейсера. А вскоре был захвачен американский транспорт, с вполне невинным грузом хлопка и спирта. Вот только то и другое могло идти на изготовление пороха и взрывчатки, так что трофей увели во Владивосток, а сам Фелькерзам долго стоял на мостике, наблюдая за исчезающим на просторах Тихого океана отрядом Иессена.
В самом Владивостоке весь июнь ремонтировали корабли да вели лихорадочную боевую подготовку. В середине месяца вывели из дока «Богатырь», стали доделывать крейсер у заводской стенки. Взамен поставили уже разоруженный «Громобой», для которого заранее подготовили материалы, благо водолазы несколько раз осматривали минную пробоину. А в конце месяца на флот стали прибывать первые эшелоны с пушками и необходимыми материалами, прибыло и две сотни специалистов и мастеровых, добровольно и за высокое вознаграждение оставивших работу на верфях и заводах.
И жизнь сразу закипела, забила ключом – всем стало понятно, что как только «Громобой» снова войдет в строй, эскадра в полном составе начнет искать встречи с неприятелем – решительная победа в генеральном сражении одной из сторон могла подвести итоги войны.
А вот июль оказался напряженным – нет, каких-либо сражений не происходило, японские корабли старались не переходить невидимую черту, шедшую севернее Дажелета, не доходя до корейского порта Гензан. Но периодически появлялись броненосные крейсера Камимуры, но всего три, и раз они прошли с броненосцами самого Хэйхатиро Того, но тех оказалось тоже три, без броненосного крейсера «Ниссин».
Шесть на восемь, на такие шансы можно было играть смело, даже если учитывать только новые корабли, принимая во внимание, что японцы скрывают состояние готовности «Ниссина» и «Якумо». Но так русскую «колоду» мог пополнить «Наварин», на котором заканчивали установку 152-миллиметровых пушек Канэ взамен прежних устаревших орудий с более коротким, в тридцать пять калибров стволом. Да и главный калибр перевели на бездымный порох, по расчетам, сделанным для черноморских броненосцев, – корабль хоть перестал накрываться густым дымом, и скорострельным пушкам теперь ничего не мешало. Так что можно было считать броненосец условно пригодным для генерального сражения, вот только на него у самого Фелькерзама были совсем иные планы. Как и на единственный броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков», который к концу месяца, через каких-то пару недель должен был готов выйти в море.
В башни устанавливали 203-миллиметровые пушки, добавили еще два 120-миллиметровых орудия на каждый борт, оконечности защитили двумя наложенными дюймовой толщины стальными листами обшивки, прикрыв ватерлинию. Снабдили установки среднего калибра броневыми щитами – получился весьма приличный корабль на уровне любых скандинавских, хоть датских, норвежских или шведских броненосцев береговой обороны.