Мне удается даже изобразить улыбку приветливой хозяйки. Он подходит ко мне и легонько целует в щеку.
— Ты ничего не понимаешь, — прошептал он мне на ухо и вышел из кухни.
Глава 4
Это неправда!
Утренний свет пробивается сквозь жалюзи. Я проснулась, но пока не встала. Я думала, что научилась жить своей новой жизнью — но вот, похоже, я снова в начале пути. Кэролин говорит, что я адская стерва. Какой-то придурок говорит, что я его тайная любовница. Что дальше? Кто-нибудь скажет, что я — агент ФБР?
Этот Йон просто псих. Нет никаких свидетельств того, что у нас роман. Никаких следов. Ничего. Я не нашла у себя ни записочек, ни фотографий, ни подарочков на память.
Да, но если бы… Я бы, наверное, не стала их разбрасывать в мужнином доме, да? — тихо шепчет мне внутренний голос.
Несколько мгновений я лежу неподвижно, позволяя плавно течь мыслям. А потом до меня доходит. Ящик для белья! Если бы надо было что-то спрятать, то, конечно, туда! Я встаю, иду в гардеробную, открываю шкаф. Шарю среди трусов от «Ла Перла», но ничего не нахожу. И под лифчиками тоже.
— Ты что-то ищешь? — Я вздрогнула. Эрик стоит в дверях и смотрит, как я перерываю свое белье.
— Доброе утро, Эрик! Просто подбираю… лифчики!
Кстати, вот главная причина, почему у меня не может быть никакого романа. Я совершенно не умею врать. Ну к чему мне подбирать лифчики? Или у меня шесть грудей выросло?
— А интересно, — продолжаю я, — где еще могут быть мои вещи? Письма, дневники, бумажки всякие.
— В кабинете у тебя есть стол, и в нем твои бумаги.
— Ах да…
Мне казалось, что кабинет — территория Эрика.
— По-моему, вчера мы чудесно провели вечер! — сказал Эрик. — Браво, дорогая! На тебя не слишком много обрушилось?
— Многовато, конечно, — улыбнулась я. Не думаю, что он вполне меня понял. — А сколько мне еще предстоит узнать…
— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, — развел он руками, — для этого я и здесь. Тебя что-то беспокоит?
Я молчу, не решаясь заговорить.
— Ну… — я откашлялась, — раз уж ты об этом заговорил, то мне хотелось бы знать… Мы ведь счастливы вместе? У нас счастливый… честный… брак. Да?
Мне показалось, слово «честный» я произнесла вскользь, но Эрик сразу же за него уцепился.
— Честный? — нахмурился он. — Лекси, мне даже в голову не приходило тебе изменять! — Он, похоже, оскорбился. — А что, кто-то говорит обратное?
— Нет, я просто так спросила. Из интереса.
Я задвигаю ящик с лифчиками и открываю другой, первый попавшийся. Надо бы сменить тему. Но любопытство сильнее меня.
— Э-э, этот архитектор… — Я нарочно морщу лоб, стараясь говорить как бы между делом. — Он неплохой парень, да?
— Йон? Лучше всех, — твердо ответил Эрик. — Он в значительной мере повлиял на наш успех. Я не знаю человека с большим творческим потенциалом.
— С творческим потенциалом? То есть он… много выдумывает?
— Нет, — Эрик озадачился, — вовсе нет. Он очень надежный. Да Йону можно жизнь доверить.
На мое счастье, зазвонил телефон и Эрик не успел задаться вопросом, почему меня так интересует Йон. Он вышел, чтобы ответить на звонок, а я задвинула ящик.
Вскоре за ним захлопнулась входная дверь. В одиннадцать приедет мама, а до одиннадцати мне заняться нечем. Повинуясь необъяснимому желанию, я иду в кабинет. Вот мой стол — совершенно чистый, с придвинутым к нему стулом. Открываю верхний ящик. В нем очень много писем, заботливо разложенных по прозрачным файликам. Другой ящик забит банковскими отчетами, сшитыми офисной бечевкой.
Господи боже. С каких пор я стала такой аккуратисткой?
Я просматриваю банковские отчеты. Узнав сумму своей месячной зарплаты, на время теряю дар речи. Так-так, большая часть этих денег переводится с моего счета на наш общий с Эриком счет. Еще весьма крупная сумма ежемесячно поступает в некую организацию под названием «Юнито». Надо будет узнать, что это за контора такая.
Я откладываю банковские счета и открываю нижний ящик. Там ничего нет, кроме двух клочков бумаги. Один исписан моим почерком, но в этих сокращениях ничего не могу разобрать; текст практически зашифрован. На другом — карандашом нацарапано три слова: «Я так хочу…» Я смотрю на него как зачарованная. Чего же я так хотела?
Мама привела с собой трех собак, трех исключительно резвых уиппетов. Привела в нашу квартиру, в безукоризненно чистую, в которой царит безукоризненный порядок.
— Бедняжки очень расстроились, когда увидели, что я ухожу, — обняла она одну из них. — Агнес так легко обидеть!
— Да, — я очень стараюсь, чтобы голос звучал сочувственно, — бедняжка Агнес. Может, пусть посидит в машине?
— Нет! Я не могу ее бросить!
О ужас! Одна из собак уже на диване и грызет подушку.
— Мам, сгони собаку с дивана!
— Рафаэль ничего не испортит. — У мамы обиженный вид. Она отпустила Агнес, и та тут же запрыгнула к Рафаэлю на диван, и третья, как ее там, — туда же. И вот уже три псины радостно скачут на почти бесценном диване.
— Кола-лайт есть? — из-за маминой спины показывается Эми.
— На кухне, наверное, — отмахнулась я, — ну же, собачки, прочь с дивана!
Собакам все нипочем.
— Идите ко мне, мои сладкие, — позвала мама, вытащив из кармана что-то съестное, и псы как по волшебству прекратили жевать обивку. Одна садится у маминых ног, две другие пристраиваются сбоку, положив морды у нее на коленях, на линялой юбке. — Вот видишь! — говорит мама. — Ничего плохого они не сделали.
Я смотрю на слюнявую подушку. Ну что тут скажешь!
— Нет у тебя колы, — недовольно буркнула Эми, выходя из кухни.
Я вдруг запоздало удивляюсь:
— А почему ты не на занятиях?
— А меня временно исключили.
Эми развязно плюхается на стул и кладет ноги на кофейный столик.
— Исключили? За что? — Я перевожу взгляд с нее на маму и обратно.
— Боюсь, Эми снова взялась за старое, — сокрушается мама.
— Взялась за старое? Эми, что ты натворила?
— А, ничего особенного. Они там слишком бурно на все реагируют, — вздохнула Эми, закатив глаза. — Я всего лишь привела в школу гадалку. Я брала по десять монет за предсказание, и она нагадала всем девчонкам, что завтра каждая познакомится с парнем. Все были счастливы, пока кто-то из учителей не пронюхал.
— Десять фунтов?! Неудивительно, что тебя выгнали!
— Это было последнее предупреждение, — с гордостью сообщила она.
— Почему? Что ты еще натворила?
— Больше ничего! Просто на каникулах я собирала деньги для нашей математички, миссис Винтерс, она в больнице лежала. — Эми пожала плечами. — Я сказала, что она умирает, и все отгрузили как следует! Вот было клево!
— Дорогая моя, это называется «вымогательство денег под ложным предлогом», — укорила ее мама.
Я пытаюсь найти нужные слова, но язык не поворачивается. Как моя сестра из милой, смешной, невинной малышки превратилась в эту…
— Мне нужен бальзам для губ. Я возьму у тебя на туалетном столике? — выпалила Эми и убежала из комнаты.
— Конечно, — крикнула я ей вдогонку.
Как только Эми выскочила из комнаты, я обратилась к маме:
— Что происходит? Давно с Эми такое?
— Ох… Последние года два. — Мама не смотрит на меня, а словно бы общается со своими собаками. — Она хорошая девочка, да, Агнес? Просто она сбилась с пути. Старшие подруги втянули ее в воровство, но это не ее вина.
— В воровство? — в ужасе переспросила я.
— Да. В общем, она к курткам других учеников пришивала бирки со своим именем. Но потом она раскаялась.
— Но… В чем же причина?
— Никто не может понять, дорогая. Она очень тяжело пережила смерть отца. Кстати, вспомнила. Я тебе кое-что привезла. — Мама вытащила из сумки диск. — Здесь последний завет твоего отца. Перед операцией он на всякий случай записал обращение к родным. Его показывали на похоронах. Если ты не помнишь, то, наверное, стоит посмотреть.
— Это будет все равно что увидеться с ним. Как странно, что он сделал такую запись… Я разглядываю диск.
— Ты же знаешь своего отца. Он всегда любил быть в центре внимания.
— Ну, человек имеет право быть в центре внимания на собственных похоронах.
Мама сделала вид, что не расслышала меня. Она всегда пользуется этой уловкой, когда не хочет продолжать разговор. Оставляет твои слова без внимания и потом меняет тему. Вот и сейчас:
— Дорогая, ты поможешь Эми? Ты хотела пристроить ее практиканткой у себя.
— Практиканткой? — Я нахмурилась, сомневаясь, что это возможно. — Не уверена.
У меня и так на работе сложная ситуация, еще Эми мне не хватало.
— Ну, хоть на пару неделек. Сама-то ты вон как продвинулась.
— Да, мам, как раз этого-то я и не понимаю! С какого перепугу я пошла на телешоу? Почему вдруг стала честолюбивой? Никак не могу понять!
— Не знаю. — Мама задумывается. — Естественные стремления молодой женщины.
— Но для меня они не были естественными! — Я подаюсь к ней в надежде завязать доверительный разговор. — Никогда я не была энергичной, инициативной, ты же знаешь! Почему я вдруг так изменилась?
— Дорогая, это было давно. Я не помню.
Вернулась Эми.
— Эми, Лекси только что говорила, что ты скоро будешь подрабатывать у нее в отделе, — радостно сообщает мама. — Хочешь?
— Может быть, будешь, — быстро поправила я, — если станешь выполнять основные правила поведения в обществе: не вымогать деньги, не воровать.
— Я не воровка! — обиделась Эми. — Одна-единственная куртка, и уже…
— Нет, милая, не единственная, даже не отрицай, — говорит мама.
— Все думают обо мне только плохое! Чуть что не так — из меня делают козла отпущения!
Глаза Эми заблестели от слез, и я почувствовала себя виноватой. Осуждаю ее, даже не разобравшись, в чем дело.
— Прости, Эми. Конечно, ты не воровка. Иди ко мне. — Мне хочется обнять ее, защитить.
— Оставьте меня, — диким голосом заорала она и отскочила от меня как черт от ладана.