Прошло достаточно времени, возможно, около полутора часов, прежде чем путники достигли точки назначения. Старик шагнул прямо в воду, немного не дотянувшись до берега. Лодка под ним качнулась, и, чтобы не потерять равновесие, он уперся в ее мокрый борт. Что-то противно щелкнуло в пояснице. Закинув на плечи ставший ненавистным рюкзак (как было хорошо без него!), Василий поглядел на рыбаков, наблюдавших все это время за неторопливыми движениями любителя прекрасного, и проорал сквозь рычание лодки:
— Спасибо, мужики! Ни хвоста, ни чешуи!
Те лишь молча махнули ему в ответ.
Старику предстояло перейти мыс Кесьнерк до реки Сейдъяврйок. Уже на этом этапе неведомая сила пытается запутать неопытного туриста, пользующегося навигатором: электронный дурила прямиком наведет его любопытный нос на тропу вдоль линии электропередач (крайне непредсказуемое и не оставляющее шансов препятствие). Василий и знать не знал про все эти «плоды прогресса», поэтому направился вдоль правого берега журчащего водоема, куда нога современного туриста ступала крайне неохотно.
Почему он вообще не пошел до левого берега Сейдъяврйока по комфортабельным деревянным мосткам, специально сооруженным в пределах заповедника для его немолодых ног? Простота и легкость!
Старик помнил те времена, когда такого понятия, как «Заказник Сейдъявврь», не существовало и в помине. Никаких настилов, табличек. Только икона Божьей Матери и котелок энтузиазма. Сейчас же тебя чуть ли не на руках готовы донести до самого «священного» озера. Эх, всю романтику уничтожили.
Наш путник выбрал путь наибольшего сопротивления. Погода ему благоволила, и он с особой готовностью преодолевал родимые болота, чавкая пудовыми сапогами. Старик скрипел своими тугими суставами до тех пор, пока не почувствовал, что пора бы и остановиться. Василий приземлился прямо в заросли черники. Он поймал взглядом несколько довольно крупных ягод, что было весьма странно в такое время. «Небось, зима шибко морозной будет», — промелькнуло у старика в голове.
Он достал из своего рюкзака — будь он неладен — краюху черного хлеба и кусок оленины. Ну и куда же без термосочка с крепким чайком. Одним святым духом сыт не будешь. Старик старался есть понемногу, чтобы его совсем не разморило от резкого повышения сахара в крови. Дойти хотя бы до ближнего берега Сейдозера необходимо было до темноты. Однако его сердце не прекращало судорожно колотиться. И дело, скорее, даже не в препятствиях на маршруте, а в ощущении полной непредсказуемости того, что могло произойти. Одинокая душа посреди северного леса совершенно не знала, чего ожидать от него. Василию бы обвеситься чем-нибудь или куртку наизнанку надеть, что ли… Но пока ничего не предвещало бурных событий. В любом случае старик был уверен, что бояться ничего нельзя, ибо это «нечто» тебя быстро найдет.
Он поцеживал уже поостывший напиток и вспоминал Елену. На минуту ему стало стыдно за проявленное бесчувствие. Как говорится, изменись сам, и изменится мир вокруг. Но огрубевший оленевод хотел сначала изменить весь мир. Вмешаться в меняющиеся реалии. Он уже вмешался в них десятки лет назад.
В глубине души Василий хотел затеряться в этой тундре, чтобы о нем вспомнили. Вспомнили родные и близкие, поплакали о нем. А ему недостаточно слез слабеющей супруги?
Путник сам не заметил того, как заснул прямо на холодной земле, увлеченный мыслями о родном доме. А ведь по выбранному им утомительному маршруту ему предстояло идти еще как минимум шесть часов. Ближе к восьми вечера начнут опускаться сумерки, а там как Бог даст…
Усталость рук отдавала ломотой в плечевых суставах от довольно интенсивной гребли к Могильному острову. Василий оставил свои вещи на берегу Сейдозера, надежно спрятав их под завалами хвои: в логове шамана они ему не пригодятся. Пройденное расстояние с трудом далось старику, и он был бы рад уже напрочь забыть о тяжелой ноше.
Он рассекал тихую чистую воду, стараясь не поднимать лишнего шума. Свет приветливого дня был оберегом от возможной неудачи. Немного поразмыслив, Василий кинул за борт своего надувного судна пару больших пуговиц. Ему предстояло проплыть совсем немного, но сколько бы он ни старался, таинственный берег не становился ближе. Грести становилось все трудней, будто кто-то держал лодку сзади и не давал ей двинуться с места.
Но это была всего лишь постепенно наваливающаяся усталость. Престарелому оленеводу хотелось уснуть, не доплывая до пункта назначения. Остров становился ближе, а вода оставалась по-прежнему невозмутимо чистой. Передвигаться Василию необходимо было оперативно, чтобы его не засекли местные егеря и не сдали как браконьера соответствующим лицам. Ну а кто он, если не нарушитель правопорядка?
Впереди показались невысокие, но беспросветные заросли горбатых лиственных деревьев. Лысеющие лапы хвойных собратьев заботливо накрывали их, защищая от грубого ветра.
Достигнув берега, Василий оставил свой транспорт и направился дальше, в чащу. Мысленно вознося благодарность небесным силам за их благоволение, он перешагивал буреломы, ступал на скользкие от сырости валуны и чавкал по мелким болотцам. Старик четко знал, куда ему следует идти. Вскоре он увидел небольшую вежу, покрытую дерном. Подумав с минуту и собравшись с духом, он отворил деревянную дверь. Перед ним было довольно большое помещение, оно оказалось намного просторнее, чем виделось снаружи.
Посреди вежи горел огромный очаг, рядом с которым сидел сгорбившийся человек. Он был одет во что-то вроде тулупа из оленьей шкуры мехом внутрь, его голова, покрытая плотно прилегающим капюшоном, тяжелым грузом свисала к широкой груди. Василий не мог видеть лица хозяина жилища, но по рукам со сморщенной грубой кожей понял, что нашел того, кого искал. Напротив шамана лежала огромная мохнатая черно-белая собака. Довольно неряшливое животное не обратило абсолютно никакого внимания на вошедшего незнакомца, отражая полное спокойствие своего хозяина.
Путник растерялся от такого безразличия к своей персоне и поначалу даже не понял, жив ли его давний знакомый. Но вдруг Оця заговорил:
— Ты не получишь здесь того, за чем идешь.
— Но ты меня даже не выслушал… — горло Василия сдавило, отчего его голос перетек в шепот.
— Ты хочешь от Леса слишком многого. Ты просишь, а взамен тебе предложить нечего, — пробасил нойд13.
— Проси что угодно, но мне нужно…
— Нужно, нужно… — перебил его шаман. — Думали ли люди, что нужно Лесу? Ты не вернешь своих оленей, если хочешь уйти отсюда живым.
Оця резко повернулся к своему собеседнику. Его глаза сверкнули серебряным светом, а обветрившиеся губы раскрылись в истошном крике:
— Проснись и встань с сырой земли! Расплатись за свой должок, и тогда Лес услышит следующий вопрос!
Старый оленевод в испуге открыл глаза и с ужасом осознал, что проспал драгоценные минуты, а может, и часы. Как ошпаренный, он вскочил на ноги. Его спина насквозь промокла. Василий упорно не хотел допускать мысли, что он уже встретился с тем, ради кого предпринял этот поход. Нет, этого просто не могло быть. Он даже не дошел до ближнего берега Сейдозера. Однако с его стороны было опрометчиво верить в тот факт, что он до сих пор один в этой беспощадной к слабому духу тундре.
Через два часа пути старик достиг залива Цетчецаб, но впереди был еще долгий путь. Здесь он вдруг понадеялся встретить туристов, чтобы точно убедиться в том, что дальше идти относительно безопасно. Но вокруг не было ни души, хотя неподалеку пролегал довольно популярный пеший маршрут.
Василий направился к устью ручья Чивруай. По скромным подсчетам, ему понадобится около пяти часов, чтобы добраться туда. Он заметил, что небо над головой становится хмурым, вот-вот намеревались упасть первые капли пресных слез. Но не стоило обращать на это особо пристального внимания, ведь северная погода так непостоянна в своем настроении.
Путник не рисковал вновь остановиться для отдыха, твердо решив, что расслабится лишь перед самими таинственными водами. Мысли в его голове были весьма спутанными, их кидало из стороны в сторону — от родного дома к бродящим по тундре оленям. Наконец, они достигли его сердечной червоточины: а что, если сын не приедет его искать даже в случае неблагоприятного исхода? Стоп. Почему Василий допускал возможность неудачи, ведь раньше он был так уверен в своем опыте и природном чутье? С каждым шагом его уверенность все больше утопала в скользких болотах. Старик встряхнул головой. Что происходит? Он ведь никогда не был склонен к рефлексии.
Уже больше двух часов природа гипнотизировала оленевода своей красотой. Порой у него перед глазами все плыло, и он понимал, что не был готов к такому путешествию. Все-таки в его сердце было недостаточно самоотверженности для диалога с власть имущими. Как-никак он хотел улизнуть от расплаты.
Стоп. Неужели старик шел по кругу? Он уже был на этом черничном поле. Не мешало бы Василию сосредоточиться на дороге, а не заниматься самокопанием. Мимо пролетел ворон, хохоча над его умением ориентироваться на местности. Нет, наверняка, это был просто очередной похожий холмик. Старик сорвал несколько сочных ягод и одним махом закинул их себе в рот.
Его голова снова закружилась, и он решил ненадолго присесть. Вдруг ему показалось, что вдалеке пробежал олень. Да не дикий олень, а его собственный. Некрупный, с красивыми ветвистыми рогами, с ободом на шее. Точно. На нем болтался связанный некогда Еленой узорчатый ошейник. Василий резко подскочил, но его вестибулярный аппарат попытался отлучить его от этой неподходящей идеи. Однако пастушья радость оказалась сильнее. Путник был уверен в том, что сейчас наткнется на целое стадо беглецов. Эти животные никогда бы не покинули друг друга.
Забыв про Сейдозеро и про шамана Оцю, старик рванул в том направлении, куда сиганул зверь. Пока его совсем не волновало то, как он доведет оленей обратно к пастбищу — а ведь его могли принять за браконьера. Василий бежал, спотыкаясь о камни, дальше в тундру. А вдруг сейчас он встретит самого Мяндаша?