Он принес ей обед и дал двадцать минут, хотя она обычно справлялась за десять. А потом, услышав стук ее стальной тарелки, принес расгулла в стеклянном блюде с выгравированными цветами, предназначенном для гостей. Конечно, был риск, что она уронит блюдо и разобьет на тысячу кусочков, но даже если так, подумал Ади, какая разница? Все равно гости у них не появляются.
Проходя мимо кухни, он остановился, увидев тетю Рину, которая сидела на корточках на полу рядом с мусорным баком и ела остатки сухой лепешки.
– Тетушка? – позвал он, пытаясь преодолеть собственное смущение, но она подняла глаза и, как всегда, улыбнулась, как будто не видела ничего странного в том, чтобы вот так обедать. Он знал, что именно так она всегда ела, но никогда по-настоящему этого не понимал. Она никогда не садилась ни на какую мебель в доме, никогда не выходила в гостиную отдохнуть; сильно устав, усаживалась на пол в жаркой кухне без вентилятора. Насколько он знал, Ма никогда не запрещала ей сидеть в гостиной, но никогда и не советовала.
– Иди в гостиную, тетушка. Тут жарко.
– Нет-нет, Чхоте-сахиб, все в порядке.
– Нет, – сказал он так строго, как только мог. – Проходи, сядь в гостиной и доешь обед.
Медленно кивнув в сторону, тетя Рина встала и взяла тарелку.
– Ты можешь посидеть на диване.
Она снова кивнула, но все равно пошла и присела на корточки в углу, поставив тарелку на пол. Может, ей просто нравится сидеть вот так, подумал Ади. Может, он заставляет ее делать что-то, чего она не хочет? Но ведь гораздо удобнее есть, устроившись на диване, а не скорчившись в такой болезненной позе? По крайней мере, под вентилятором ей попрохладнее, сказал себе Ади, переключая каналы. На обед у нее ушло даже меньше времени, чем у Аммы, как будто она отчаянно торопилась покончить с этим. Но, уже поднявшись и повернувшись к кухне, она остановилась и посмотрела на него.
– Чхоте Сахиб?
– Тетушка, не называй меня так. Мне это не нравится.
– Ачха, ладно… Чоте Бхайя, – она кивнула.
Он вздохнул и согласился. «Маленький брат» все-таки звучало приятнее, чем «маленький господин». Хотя такое обращение все равно указывало на возраст, по крайней мере оно не было созвучно с «Баде-Сахибом», как тетя Рина называла отца.
– Мемсахиб вернется в воскресенье, верно? Приготовить что-нибудь особенное?
Что?
Ади смотрел на нее, не в силах выдавить ни слова. Тетя Рина знает, когда вернется Ма?
– Тетушка… а ты знаешь, куда она уехала?
– Ну да, – сказала тетя Рина. – Кажется, в Пенджаб… сказала, что ищет кого-то, какого-то родственника.
Она рассказала тете Рине, а ему – нет? Он почувствовал, как уши горят от гнева. Неужели собственный сын значит для нее меньше, чем служанка?
Каммо.
Ма пыталась найти Каммо. Вот почему она уходила снова и снова! Он задался вопросом, есть ли связь между воспоминаниями стервятника и таинственными путешествиями Ма. Теперь это начало обретать смысл. Теперь, когда он увидел, что случилось с Каммо, он мог помочь Ма в ее поисках. Он по-прежнему на нее злился, но знал, что если поможет ей найти сестру, это может все изменить. Это может наконец сделать его взрослым в глазах Ма. Но ему требовалось больше информации, и, поскольку дома ему никто ничего не говорил, у него был только один источник. Нужно было выполнить задание стервятника, чтобы разблокировать следующее воспоминание. Пришло время заняться Баде-Сахибом.
– Так что, Чоте Бхайя, – сказала тетя Рина, видимо, довольная новым прозвищем, которое ему дала, – что мне приготовить: алу-гобхи или черный дал?
– Как хочешь, тетушка, – ответил он. – Тебе лучше знать.
11. Он учится у отца
Вечер воскресенья Ади провел, катаясь на велосипеде взад-вперед по окрестностям, лишь бы не лежать в кровати и не ждать Ма, как ребенок. Вернувшись домой, обнаружил, что дверь полуоткрыта, услышал голоса внутри, и сердце забилось чаще. Но это не Ма, понял он, заметив туфли за дверью. Он вошел и увидел, что на диване сидит и вглядывается в ладонь отца его младший коллега, дядя Ладду. Порой он заходил в гости, всякий раз с коробкой промасленных оранжевых ладду[35], и Ади, как ни старался, не мог вспомнить его имени. Сегодня он принес еще и самосу. Мужчины не подняли глаз, когда Ади закрыл дверь и снял обувь.
– Хм… – Дядя Ладду сдвинул очки на нос и повернул ладонь отца к люстре. Он был не только младшим научным сотрудником, но и астрологом.
– Шани в последнее время немного тяжелый, – тихо и серьезно пробормотал отец. – Я думал, не провести ли Сатьянарая пуджи.
Шани – Сатурн, самая красивая планета Солнечной системы, с плоскими разноцветными кольцами, – вот кто был виноват в бедах отца.
– Ах! – Дядя Ладду поднял руку и повертел кольцо на среднем пальце. – Этот камень, сэр, пришел мне только что. – Он провел большим пальцем по блестящему овальному камню цвета утренней мочи. – Он будет помогать вам, пока Шани не уйдет.
Сатурну требовалось двадцать девять с половиной лет, чтобы совершить один оборот вокруг Солнца. (Космическая энциклопедия, очевидно, входила в пятерку самых любимых книг Ади на все времена.)
– А, набоб-сахиб? – Отец наконец заметил Ади, как раз в тот момент, когда тот собирался проскользнуть мимо них. – Где ты был?
– Ходил в гости к Санни-Банни, – соврал он, чтобы проверить отца.
– Ну, поклонись дяде в ноги, – велел отец, провалив проверку. Ади опустился к несвежим коричневым носкам дяди Ладду и отскочил назад, прежде чем его успели погладить по голове.
– В каком ты уже классе? – спросил дядя Ладду, сияя ухмылкой. Его пухлые щеки блестели и розовели сильнее, чем остальная часть лица, как будто их нарумянили.
– Все еще в восьмом, дядя.
Дядя Ладду откинул голову и засмеялся, и Ади увидел желтые кусочки ладду, застрявшие у него между зубами.
– Он говорит, что все еще в восьмом! – Дядя Ладду улыбнулся отцу. – Кажется, ему не терпится повзрослеть.
– Ведет себя так, будто во втором, – с косой улыбкой ответил отец. Может быть, это подразумевалось как мягкая и добродушная насмешка, но Ади все же передернуло.
– Очень далеко ты пойдешь, очень далеко, – сказал дядя Ладду. Ади хотел ответить, что надеется, но не ответил ничего, лишь вернулся на диван и сосредоточил все внимание на новостях, надеясь, что его оставят в покое.
– …один погибший, более тридцати раненых в результате двух взрывов на рынке Карол Баг…
– Где Бхабхи-джи, сэр? – Дядя Ладду повернулся к отцу, всем видом выражая до того фальшивое беспокойство, что Ади едва сдержал усмешку.
– Бхабхи-джи уехала навестить родственников в Пенджабе, – ответил отец так, будто беспокоиться было не о чем. Так, будто это была правда. – Кстати, скажи мне вот что, – он резко сменил тему, как ребенок, пойманный на лжи, – как думаешь, вот от этого есть толк? – Он продемонстрировал старое кольцо с кроваво-красным камнем, которое всегда носил на левой руке. Дяде Ладду даже не пришлось смотреть на него, чтобы понять, что отец имеет в виду.
– Это камень Маник. Рубин. Залог успеха в работе и бизнесе. Для решения домашних проблем лучше всего подходит Пухрадж, который называют Желтым Сапфиром…
– Но я прошу помочь мне только с работой, верно? Дома-то какие проблемы?
Какие проблемы дома? Ади ушам своим не верил.
– …еще две бомбы, на Гурудвара-роуд и Аджмал-Хан-роуд, были обезврежены подразделением полиции Дели по разминированию…
– Ох, – сказал дядя Ладду, помолчав. – Я просто… я подумал, а что не так у вас с работой, сэр, вы и без того занимаете такое высокое положение. Вы как наставник для всех нас.
Отец покачал головой и засмеялся, как будто смутился, но его ухмылка и надутый вид говорили об обратном. На такую фальшивую лесть не купилась бы даже наша учительница санскрита, подумал Ади, выбирая момент, чтобы выскользнуть из гостиной.
В последнее время он полюбил делать уроки за обеденным столом – конечно, там царил бардак, но зато можно было в отсутствие Ма держаться подальше от отца. Он расчистил себе место, отодвинув коробки со сладостями и сухофруктами, будущие подарки к Дивали и залежавшиеся бананы, которые отцу бесплатно выдавали на работе. Бросив школьную сумку на стол, Ади сел и открыл учебник по математике. Телевизор и разговоры по-прежнему были слышны, но по крайней мере в поле зрения ничего такого не попадало.
– …в этом месяце в столице произошло девять взрывов… – оппозиция поставила под сомнение правительство по поводу национальной безопасности…
– Бубенцы Бабы Адама[36]. – Отец фыркнул, и Ади едва сдержал смех, услышав это причудливое ругательство. – Этот Гуджрал не заботится даже о безопасности своего кресла, не говоря уже о национальной безопасности. Сегодня он в Шотландии, завтра в Нью-Йорке, а послезавтра едет на сафари в джунгли Африки, а пакистанцы знай себе взрывают бомбы, будто у них фестиваль огней. Посмотри, посмотри на это, – сказал отец, и Ади вытянул шею, чтобы мельком увидеть телевизор. – Они заложили бомбу в Рошан Ди Кульфи!
Он вспомнил, как отец однажды притащил их с Ма в этот легендарный ресторан. Это было шумное, людное место, где подавали ледяной кульфи с нитками фалуде[37], который был безвкуснее, чем лапша «Магги», сваренная без масалы. Настоящее индийское мороженое, сказал отец, указывая на кусочки миндаля и фисташек, а не химическое, как у иностранцев. Все, что запомнил Ади, – как у него от этого кульфи болели зубы.
– С ума сойти можно, – пораженно бормотал отец. – Это уж слишком.
– Вы совершенно правы, сэр, это слишком. Мы стали посмешищем для всего мира. Давно пора послать подальше этот бесполезный саркар Объединенного фронта.
– Да какой Объединенный фронт, этот Гуджрал просто марионетка Конгресса! – Ади услышал, как отец отряхивает руки от крошек. – Говорю тебе, он долго не протянет.