Дверь в класс открылась, вошла мадам Джордж, учительница английского языка, и Ади наконец перевел дыхание. Он нравился мадам Джордж; она ответит за него, он не сомневался.
– Простите, я опоздала, – сказала мадам Джордж, остановилась и взглянула на Ади, неловко стоявшего за столом. Она подошла к учительскому столу и положила сумку. – Дальше я сама, спасибо, мадам Рой.
Мадам Рой кивнула, натянуто улыбнулась Ади и раздраженно вышла.
– Садитесь. – Мадам Джордж повернулась, чтобы протереть доску, и Ади сел. Она больше не смотрела на него, и он всей душой был ей благодарен.
Утро медленно испарялось в июльском зное и висело, тяжелое и влажное, над их сонными головами. Остаток дня прошел спокойно, Ади пообедал за своим столом, а перерыв провел, разглаживая ногтем алюминиевую фольгу. Неприятность случилась на физкультуре, последнем и самом длинном уроке. Он не мог сегодня выйти в поле, ни в коем случае, но и оставаться в классе тоже не мог, потому что какой-нибудь учитель непременно появился бы и поднял шум. Было лишь одно место, о котором Ади мог думать, и обычно он старался его избегать, боясь, что его осмеют как китааби кида. Но сегодня стать книжным червем было наименее ужасным вариантом из тех, какие у него были.
Он быстро шел по коридорам, целеустремленно мчась мимо учительских, пока не добрался до открытого прохода на четвертом этаже, соединявшего главное здание школы с библиотекой. Там сидела компания старшеклассников, игравших в дурацкую игру, где надо делать вид, что мраморные плиты на полу – лава, а линии между ними – мосты. Парень пытался перепрыгнуть через веревку, а девчонка – поймать его, и Ади не мог представить, зачем играть в такую детскую игру, да еще с девчонками. Когда парень споткнулся и чуть на нее не упал, а она расхохоталась так, будто с ней в жизни ничего смешнее не случалось, он глубоко вздохнул и побрел прочь. Он зря волновался – никто из них не обратил на него никакого внимания. «Интересно, – подумал он, – не появилась ли у него новая сверхспособность: ходить повсюду незамеченным, невидимым, как призрак, бесшумным, как шпион?»
В библиотеке было сумрачно и пустынно, пахло пожелтевшими книгами. Библиотекарь торчала за столом у двери, как статуя-хранитель, мрачный Ганеша, отгоняющий своенравных духов. Она посмотрела на него поверх квадратных очков и вновь склонила голову над журналом. Он почтительно поклонился ей, но она и глазом не моргнула, разве что задумалась на миг, какие неприятности принесет ей этот похожий на мышь мальчуган в слишком широких шортах. Не говоря ни слова, она вновь уставилась на голого по пояс Шахрукх Кхана[7], и Ади как мог бесшумно прокрался мимо нее.
Вдоль стены тянулись сине-серые окна, создавая ощущение прохлады и покоя, защищая от палящего дня. Обводя глазами полки раздела «Природа», он решил, что с этого дня будет проводить здесь все уроки физкультуры.
– Что ты нашел? – прошептал голос над его плечом, и Ади чуть не вскрикнул. Повернувшись, увидел странную девочку.
– Ничего.
– Ничего? – Она посмотрела на книгу, которую он держал в руке.
– Просто книгу о… – он показал ей обложку, – птицах.
– О, ты любишь птиц?
– Э-э-э, нет. Я их ненавижу.
Она встряхнула блестящими черными кудрями и рассмеялась. Это был заразительный смех, свободный и дерзкий – мальчишеский.
– Тихо, – скучающим тоном велела библиотекарь.
– Тогда зачем ты про них читаешь? – прошептала девочка.
– Так просто.
Она моргнула круглыми птичьими глазами и кивнула, как будто поняла.
– А я вот что. – Она протянула ему тонкую книгу в красном переплете. Это был сборник стихов.
– Как по-девчачьи, – пробормотал Ади себе под нос, но полистал книгу, просто чтобы проявить дружелюбие. Стихи были написаны английскими буквами, но слов он, как ни старался, не мог понять. – Хм… а что это за язык?
– Урду. – Она посмотрела на него искоса, как на дурака. – Но ты не волнуйся, там сзади перевод.
Пока она порхала над птицами, сосредоточенно разглядывая красочные рисунки майн и павлинов, он понял, что начинает раздражаться. Большинство детей в школе могли говорить на других языках, кроме хинди и английского. Он знал, что Ма может говорить на панджаби и даже немного на урду. Почему его никогда ничему этому не учили? Его отец – вот ответ на большинство «почему». «Хинди – наш национальный язык», – настаивал он. Он подчеркивал, что китайцы, французы, итальянцы гордятся тем, что говорят на своих национальных языках. Проблема Индии заключалась во всей этой чепухе о «единстве в разнообразии», давшем ее жителям двадцать два официальных языка и ни одного национального, и в «колониальном мышлении», из-за которого многие предпочитали всем им английский. По словам отца, только приняв в качестве общего языка хинди, Индия могла стать великой сверхдержавой.
– Мне кажется, она немножко детская. – Девочка улыбнулась и вернула ему иллюстрированную книгу о птицах.
«Сама ты немножко детская».
– И каких птиц ты ненавидишь больше всех?
– Стервятников.
– Стервятников? – Она зачарованно прищурила большие карие глаза. – Почему?
– Потому что… – начал он и осекся. Что он мог ответить? Что видел стервятника и это его испугало? Он уже и так показал себя неудачником, который прячется в библиотеке. Не хватало только еще дать ей понять, что у него винтик в голове разболтался.
– Ой, библиотека сейчас закроется. – Она посмотрела на часы с розовыми цветами на ремешке, даже не цифровые. – Я возвращаюсь в класс.
Он сверился с «Касио». Библиотека закрывалась за полчаса до последнего звонка, но оставалось еще четыре минуты и четырнадцать секунд. Ади пытался придумать, как бы избавиться от девочки, чтобы выйти отсюда одному, но прежде, чем он успел что-то сказать, она исчезла. Подойдя к библиотекарю, чтобы та выдала ему книгу о птицах, он понял, что все еще держит в руках ее тоненькую красную книгу. На ней стоял штамп с ее именем – Нур Фаруки, взяла книгу на три недели. Вот как ее звали. Не Куки, как ее называли все. Он стоял, глядя на книгу, почему-то не в силах оставить ее тут, и в конце концов решил забрать и ее.
Выйдя в открытый коридор, Ади выглянул из-за стены высотой ему по грудь и огляделся. Обвел глазами крыши школьных зданий, высившиеся над дорогой эвкалипты, бледно-желтые многоквартирные дома за ними. Стервятника не было, и, вспоминая об этом, он почувствовал себя довольно глупо. Глядя вниз на окна класса, он увидел, что сидящие сзади бросают в девчонок бумажные шарики, и не мог заставить себя вернуться.
Он скучал по Монти и Джею-Пи. Они бы защитили его от насмешек. Они наверняка тоже забыли бы купить себе брюки, и он был бы не одинок. По соседским друзьям Санни и Банни, близнецам Сардаар, он скучал тоже. Их так все и звали – Санни-Банни, и они любили сбивать всех с толку, постоянно меняясь футболками и платками в горошек, покрывавшими головы. По крайней мере, останься у него хотя бы они, ему было бы, кому рассказать о своем худшем школьном дне. Они бы рассмеялись, как всегда, запрокинув головы под одним и тем же углом, их визги синхронизировались бы, и он рассмеялся бы так же, как и они, будто все это не имело значения.
Все они ушли. Санни-Банни переехали в Южный Дели после того, как их отца повысили. Еще хуже то, что Ади поссорился с ними как раз перед их отъездом – из-за дурацкого матча по крикету. А теперь у него осталось ноль друзей и негде было спрятаться. Он снова посмотрел в выжженное небо, и ответ пришел к нему сам собой.
Двустворчатые двери в часовню были высокими и тяжелыми, как будто для того, чтобы не пускать слабых и трусливых. Он толкнул их плечом. Часовня оказалась совсем не похожей на церкви в книгах и фильмах: ни высоких потолков, ни цветных стеклянных окон, ни резных колонн. Она была размером примерно с две классные комнаты вместе взятые, и в ней пахло затхлым ладаном. Окна были закрыты красными занавесками, но дневной свет был для них слишком ярок, и они становились светящимися розовыми порталами, похожими на веки, закрытые от солнца.
Внутри стояла гробовая тишина – приглушенная тишина, такая, которая заставляла осознать, сколько шума вы производите, просто живя на этом свете. Ади на цыпочках подошел к одной из длинных скамеек впереди и сел, скрестив руки на груди. Здесь было прохладно, обдувало, словно зимним ветерком… здесь был кондиционер! Как он мог этого не знать? Это единственное место в школе, кроме компьютерных классов, где был кондиционер. Все важное нужно держать в прохладе – и компьютеры, и богов. Может быть, вот почему Иисус выглядел таким спокойным, хотя был пригвожден к кресту и истекал кровью из дыр по всему телу. Там были Мать Мария (разве она носила сари?), державшая на руках Младенца Иисуса, и Святой Франциск, единственный святой, которого Ади мог узнать, потому что лицо Святого Франциска было напечатано на кармане его рубашки. У этой статуи было ничего не выражавшее, но настороженное лицо, как на удостоверении личности. Он походил на человека, слушающего молитву. Иисус был слишком возвышен, слишком довольно улыбался, чтобы беспокоиться о мелких проблемах. Кроме того, все христиане всегда молились Иисусу, и почти никто никогда не молился Святому Франциску, так что шансы на то, что он сможет помочь, были выше.
Ади сложил руки и начал:
– Дорогой святой Франциск, – но тут же остановился.
Что он мог сказать? Он знал все гимны и песни, которым ему каждое утро приходилось подпевать, но никогда всерьез не просил о чем-то никого из святых (кроме Санта-Клауса, если это считается). Можно ли было попросить что-то вроде консоли «Сега» или полной коллекции «Приключений Тинтина»[8]? Или уместнее было просить абстрактных благ – чтобы отец был не так зол, а Ма не так печальна? Может быть, на миг подумал он, поступить проще и попросить, чтобы Ма поскорее вернулась? Но правда ли он всерьез намерен обращаться к святому с такой детской просьбой? Нет, решил Ади. Все, о чем он станет просить, – сделать его выше, сильнее, громче, как Микки, чтобы ему не пришлось ни от кого прятаться.