– Спроси отца, Ади, – парировала Ма, не медля ни секунды, – разве мы только что не решили, что пора перестать мечтать?
Ади закусил губу и уставился в телевизор, ожидая, что дом взорвется в любой момент. Но отец лишь снова рассмеялся.
– Скажи своей маме, что я лишь шучу. Я сейчас сам пойду и куплю самосу, а еще сладкий чатни, который она так любит.
Ма покачала головой, но ее лицо тоже не было, как всегда, хмурым – на нем проступило что-то похожее на улыбку. Когда она ушла в кухню, Ади почувствовал, как тело расслабилось, будто отпускало тяжесть, которую тащило за собой годами. Может быть, Чача был прав, подумал он, и теперь, когда ушла Амма и наступил новый год, все действительно изменится к лучшему. И даже если изменится только то, что к Ма вновь вернется улыбка, а к отцу – добрый смех, этого, сказал он себе, будет достаточно.
17. Настоящее – лишь выдумка
– Эй, Оми!
Ади бросил сумку под стол и поднял руку, чтобы сосед по парте дал пять. Сосед по парте посмотрел на его ладонь, перевел взгляд на него и, на мгновение нахмурившись, усмехнулся и покачал головой. Ади понял, что дать ему пять было уж слишком, но обрадовался уже тому, что новое прозвище было принято. Он оказался прав – не стоило называть друга Микки. Эта кличка отсылала не к мультяшной мыши. Это был знак его касты, постоянное напоминание о его неприкасаемости, о том, что он не должен забывать свое место. Жаль, что Ади догадался об этом только теперь.
– Привет, – сказала Нур, подходя к столу напротив них. Они оба ошеломленно смотрели на нее, пока она доставала блокноты и раскладывала по ящику, делая вид, что в ней нет ничего особенного.
– Твои волосы! – наконец воскликнул Ади.
– Ну да, – она коснулась затылка. – Как вам?
– Они… как у мальчишки!
– Неправда!
– Нет, я имею в виду, это…
Она повернулась и села, но Ади не мог перестать на нее смотреть. Ее волосы были почти такими же короткими, как у него. Исчезли блестящие кудри, которые так дико развевались каждый раз, когда она поворачивала голову. Теперь он мог ясно видеть форму ее шеи, уши со свисающими диско-шариками и верхнюю часть веснушчатой спины под свободным воротником. Казалось, она сняла с себя какой-то предмет одежды, и это странным образом волновало и смущало, как будто его самого заставили что-то выставить напоказ.
Утреннее собрание проводилось по системе громкой связи – январь был слишком холодным даже с точки зрения самых жестоких учителей. По этой причине он изо всех сил старался отвести взгляд от Нур. Было что-то пугающее в том, как он себя чувствовал: голова кружилась, спину покалывало крошечными уколами, желудок крутило, как будто он был голоден, но этот голод был не похож ни на какой другой – болело где-то глубоко в животе.
После того, как все пробормотали национальный гимн, переврав большую часть слов, они заняли места, и начался первый урок – ужасное Время Призраков. Мадам Мишра, как обычно, принялась царапать на доске глаголы бхут каал, и каждый штрих мела скрипел в холодном утреннем воздухе, так что хотелось крепче стиснуть челюсти.
– Эй, – прошептал Ади, и Оми удивленно поднял глаза. На всех уроках он вел себя невозмутимо – нагло читал журнал, едва учитель садился, а порой даже надевал наушники, – но в мадам Мишра его что-то пугало и настораживало, и Ади никогда не мог понять, почему именно она так на него действует. – Мне нужен имейл.
– У тебя он уже есть. – Голос Оми начал ломаться, и порой это не получалось контролировать. Вот и теперь он пытался шептать, но вместо крика вышел хрип, так что Нур повернулась и зашикала на них.
– Я знаю. Но ты придумал дурацкий, а мне нужен нормальный.
– Да просто заведи новый на уроке информатики, это за пять минут делается. Я же тебе показал…
Кусок мела пролетел в воздухе и ударил Оми по лбу. Короткий, резкий стук, похожий на удар резца по мрамору, прогремел по классу, как раскат грома. Оми сидел ошарашенный, и вид у него был такой, будто он забыл, кто он и где находится.
– Омпракаш Валмики, – отчеканила мадам Мишра, глядя на него сверху вниз поверх очков в золотой оправе. – Несомненно, ты бы хотел, чтобы я выгнала тебя из класса, чтобы ты мог шататься по коридорам, но я не собираюсь давать тебе такую возможность. Пойди и сядь вон там, – она указала обломком мела на стол Нур.
Оми взглянул на Ади, который понял, что его рот широко раскрыт, и тут же закрыл его. Нур уже отодвигала сумку, чтобы освободить место.
– И не смотри на Ади, – прогремела мадам Мишра. – Ты на него плохо влияешь. Из-за тебя его оценки стали хуже. Держись от него подальше на моих уроках. А для твоего блага, – она перевела взгляд на Ади, – вам лучше и на других уроках вместе не садиться.
Ади смотрел под ноги, на белую пулю, которую она выпустила в Оми. Он наклонился, поднял ее и сжал в пальцах. Все, чего ему хотелось, – изо всех сил швырнуть обломок мела обратно в ее самодовольную физиономию.
– Хорошо, – сказала она, когда Оми встал, собрал блокноты и сел рядом с Нур. Взяла новый кусок мела и вновь принялась царапать слова на доске. Ади уткнулся в тетрадь. Он больше не поднимал глаз.
– Фасана-е-шаб-е-гам-унко-ик-кахани-ти-Куч-этбар-кийя-куч-этбар-кийя. – Нур отступила и замерла, словно статуя ангела, поющего серенаду богам, а Ади шагнул вперед:
– Рассказ о моих темных ночах историей был для них. Во что-то они поверили, во что-то никак не могли.
– Браво! – Нур зааплодировала, когда он сменил театральную позу на нормальную, и ему стало страшно от того, что она может его обнять. Но она его не обняла.
Всю неделю они репетировали одно стихотворение, длинную газель Даага Дельви, которую Нур и Ади по очереди декламировали на урду и английском, кружась по комнате, а Оми неподвижно сидел в центре и рисовал в блокноте. Это занимало так много времени, потому что Ади изо всех сил старался правильно подобрать время и ритм. Нур настояла на том, чтобы они читали стихотворение вместе, по одному отрывку за раз, поэтому ему приходилось подстраиваться под ее музыкальные реплики, в сравнении с которыми собственные слова звучали как жужжание скучающего учителя.
Он говорил Нур, что это несправедливо – невозможно отразить поэтическое изящество урду на таком языке, как английский, – но она и слушать не хотела. Все дело в чувствах, отвечала Нур, а не в языке. Английский может быть таким же музыкальным, как и урду; нужно лишь небольшое усилие, чтобы согнуть его и придать форму. Она часами заставляла его тренироваться, советуя изучить движения ее губ, представить изгиб ее языка и попытаться добавить такое же ударение к его словам. Подобные предложения совсем не способствовали концентрации внимания, поэтому он был рад, когда наконец все понял правильно.
– Что, уже Время Призраков? – спросила Нур, глядя на часы с ремешком в цветочек.
– Нет, – ответил Ади. Оставалось еще одиннадцать минут.
– Да, пошли. – Оми закрыл блокнот и поднялся со стула.
– Отличная работа, парни, – сказала Нур, запуская руки в волосы, мокрые от пота, несмотря на холод. – Какая игра, Оми. – Она насмешливо поклонилась ему, делая вид, будто впечатлена. – Ты вылитый поэт. Тебе бы еще бороду!
– Ты тоже вылитая танцовщица, – парировал Оми, – тебе бы еще волосы.
Нур кинулась на него и с силой хлопнула по руке. Оми попытался нанести ответный удар, но она была слишком быстрой. Прежде чем он успел пошевелить рукой, она закружилась вокруг стола, истерически хохоча. Оми покачал головой и медленно отошел от стола, вытягивая руки так, словно у него затекла спина. Как только Нур ослабила бдительность и пошла за книгами, он бросился на нее. Она попыталась отпрыгнуть и споткнулась о большую картонную коробку. Та взорвалась, и Нур рухнула на кучу радужных конфетти, а Оми застыл над ней.
– Бусс, Оми, – сказал Ади. – Хватит.
Не обращая на Ади никакого внимания, он склонился над Нур, имитируя злодейский смех, а она в ответ комично изобразила испуг. Он щелкнул ее по серьге, а она посмотрела ему в глаза.
– Ну все, теперь ты труп!
Ади подбежал и врезался в Оми, удивив даже самого себя силой удара. Оми споткнулся на полпути и посмотрел на Ади, смущенный и вместе с тем ошеломленный.
– Что с тобой, Ади? – крикнула Нур, вставая на ноги и вытряхивая конфетти из складок юбки. – С ума сошел? Мы просто дурачились.
– Да? Я тоже.
– Ты очень сильно его ударил, – сказала она, обеспокоенно глядя на Оми. – Ты мог сделать ему больно. Ты никогда себя так не вел. Что с тобой происходит?
– А с вами что происходит? – Он повернулся к Оми, подчеркивая, что имеет в виду их обоих. – Вы первоклашки, что ли, чтобы носиться друг за другом и драться?
– Все нормально, оставь его в покое, – сказал Оми Нур и вновь подхватил любимый блокнот. – Пошли, а то опоздаем на санскрит.
– О да, твой новый любимый урок. – Ади усмехнулся.
– Чего? – Оми повернулся, и Ади увидел в его глазах вспышку ярости, но она не напугала, а лишь придала сил.
– И правда, чего? Ты всегда терпеть не мог санскрит, думаешь, я не помню? До каникул ты все уроки пропускал. У тебя есть записка, ты и сейчас можешь пропускать что угодно – так с чего тебе так захотелось на санскрит? Потому что у тебя теперь новая соседка по парте?
Оми посмотрел на Нур, по-прежнему стряхивавшую кусочки бумаги, прилипшие к рубашке. У них не было ответа, и Ади это понимал. Внезапно его замутило от их вида, и он уже больше не мог смотреть им в глаза.
– С меня хватит, – отрезал он. – Раз вам вдвоем так весело, вы и без меня справитесь. Всего хорошего.
Выбежав из театрального зала, он рванул к лестнице. В пылу ярости Ади даже не осознал, что ноги стали настолько длинными, что он может делать то, о чем давно мечтал – перепрыгивать по две ступеньки за раз.
Отдышавшись, он откинулся на спинку стула и огляделся. Библиотека была пуста, а библиотекарь, как обычно, дремала за столом, поэтому он положил ноги на стул и выглянул в окно.