Зимнее солнце висело низко в небе, окутывая высокие эвкалипты с белой корой мягким золотистым сиянием. Густые зеленые листья, затенявшие дорогу перед школой, теперь побледнели и дрожали на холодном ветру, ожидая, когда весна вернет им цвет. Стервятник сидел на высокой ветке в конце улицы.
– Где вы были? – пробормотал Ади.
– Ах, мистер Шарма. Я хотел задать вам тот же вопрос!
– Я был занят. Амма умерла.
– Да-да, примите мои глубочайшие соболезнования. Она была милой леди.
– Вообще нет, – Ади усмехнулся. – И вы это знаете.
– Да, но нельзя говорить плохо о мертвых. И потом, в каждом из нас есть что-то хорошее, даже в вашей Амме. Поэтому вы ведь и скучаете по ней, верно?
– Я по ней не скучаю. Она умерла, все это в прошлом.
– Один мудрец однажды сказал: прошлое никогда не умирает, оно даже не прошлое.
– Даже не… что вообще это значит?
– Это значит, мистер Шарма, что настоящее – выдумка. То, что мы называем настоящим, к тому моменту, когда мы его улавливаем, уже прошло. Прошлое – вот то место, где мы проживаем свою жизнь, и нет никакой разницы между тем, что произошло вчера, в прошлом году и целую жизнь назад. Все перемешано, переплетено, как корни огромных деревьев. А будущее застряло посередине, извиваясь, как пойманный червь. Вы никогда не задумывались, почему ваше слово «завтра» – то же, что и «вчера»?
Это правда, понял Ади; он никогда по-настоящему об этом не задумывался. Словом «каал» обозначалось и то, что прошло, и то, что впереди. Удивительно, что люди не терялись в этом лабиринте времени. Или терялись?
– Вот почему наша работа так важна, понимаете? Исторические архивы нужны, чтобы придать смысл нашей жизни, распутать нити времени и расположить их в правильном порядке, чтобы мы могли освободиться от узлов прошлого, связывающих наше будущее.
– Хм-м-м… ну ладно.
– Хр-хрр, не волнуйтесь, вы это поймете. У нас остался лишь один файл. Есть ли страх, который вы готовы поведать мне в ответ?
– Я подумал…
– Это радует, – сказал стервятник, покачивая маленькой головой, но Ади не стал обращать внимания на его попытку съязвить.
– Я боюсь, что мои родители… они могут развестись.
– Потому что они ссорятся?
– Нет, в том-то и дело, что они как будто стали счастливее… вот это меня и пугает.
– Ох, мистер Шарма, – стервятник вздохнул, – это оттого, что вы не доверяете счастью.
– Нет, дело не в этом. Говорю вам, я что-то чувствую.
– Ах вот как? Значит, мы теперь в области сверхъестественного? У вас вдруг открылось шестое чувство? В следующий раз вы скажете, что у вас три глаза, как у вашего Шивы.
– Тогда, может, сами что-нибудь предложите? У вас есть идеи?
– Идеи? Я, конечно, не трачу время на такие глупости. Я простой чиновник, присланный сюда для выполнения своих обязанностей согласно правилам и…
– Вот черт! – Ади едва не сказал «бехенчод», но вовремя сдержался. – Хорошо, – он глубоко вздохнул. – Если я сделаю что-нибудь, что поможет сблизить Ма и отца, вы это засчитаете?
– Это зависит от многого.
– От чего же?
– От того, что именно вы сделаете, мистер Шарма.
– Может, как тогда с Чачей? Отвезти Ма и отца на рынок Ладжпат Нагар? Они никуда больше вместе не ходят – может быть, им просто нужно хорошо провести время?
– Хм, – стервятник кивнул.
– Что? Какие-то проблемы?
– Проблемы? Никаких проблем. Да, конечно же попробуйте.
– Думаете, я не справлюсь? Хотите поспорить?
– Спорить? Я уважаемый высокопоставленный чиновник, а не попугай какого-то придорожного астролога. Как вы смеете предлагать такое мне, ДСС ДИК, отвечающему за…
Школьный звонок пронесся сквозь пыльную, пустынную библиотеку и прервал его разглагольствования. Собрав учебники, Ади покачал головой и потер глаза. Сколько еще, подумал он, ему придется терпеть бредни этой пернатой бехенчод?
18. Человек действия
Дверной звонок издал несколько коротких резких звуков, и Ади понял, что это отец. Было всего без трех минут шесть – он пришел как минимум на час раньше, – а Ма все еще торчала в спальне и болтала по телефону с Чачей. Ади не был уверен, что она знает, как именно отец звонит в дверь. Может быть, она подумала, что это тетя Рина пришла на вечернюю смену, так что просто продолжала болтать. Стоя посреди гостиной, Ади думал, надо ли пойти и рассказать обо всем Ма, но в дверь снова позвонили, на этот раз настойчивее.
– Папа! – громко воскликнул он, открывая дверь. – Ты сегодня рано!
– Да, – проворчал отец, запыхавшийся от подъема по лестнице.
– Ты в субборту работаешь? Может, съездим на Ладжпат Нагар? Мне нужен костюм для школьного спектакля.
– Где твоя мать? – спросил отец, а потом посмотрел в сторону их спальни и услышал ее смех. Ади увидел тень ярости, пробежавшую по его лицу, и понял, что сегодня вечером смеха больше не будет. Отодвинув скучные туфли из коричневой кожи в сторону двери, отец направился прямо в спальню.
– О, ты уже тут? – раздался голос Ма, удивленный, но не виноватый. – А я тут с Моханом беседую. Хочешь с ним поговорить?
Не сказав ни слова, отец вернулся в гостиную, занял свое место и потянулся за пультом. Вскоре Ма выбежала из спальни. Ее волосы были стянуты в пучок.
– Мохан звонил, чтобы сообщить хорошие новости. – Ее голос дрожал от волнения… или это был страх? – Дата назначена. Пятого августа он женится!
– Хм, – только и сказал отец, переключаясь на новости. Приближались выборы, и теперь он смотрел только новости, даже когда шел крикет. Но его настроение было намного лучше, чем раньше, потому что по всем прогнозам победить должна была его любимая Индийская народная партия, поддерживавшая храмы и атомные бомбы.
– Я так за него рада! Наконец-то он…
– Не стоит так радоваться. Он женится не на тебе.
Ади стал потихоньку пробираться из гостиной, кружа возле Ма и делая вид, будто ищет что-то на обеденном столе, но при этом стараясь не издавать ни звука. Тишина в доме была такой плотной, что они, наверное, могли слышать, как колотится сердце в его груди – так отец иногда колотил в дверь, когда на его второй звонок не отвечали.
– Тебе обязательно портить все счастливые моменты? – пробормотала Ма, и Ади почти явственно слышал, как она скрипит зубами.
– Не вини меня, таков закон. Но, может быть, вы придумаете, как его обойти. В конце концов, для вашего народа нормально жениться по четыре раза. – Отец усмехнулся, и Ади почувствовал, как немеют пальцы.
– Опять ты начинаешь эту ерунду? – прошипела Ма. – Если у тебя какие-то проблемы…
– У меня проблемы? – Отец отвернулся от телевизора и посмотрел на Ма. – Это ты рушишь мне жизнь.
– Что?
– Не нужно разыгрывать драму, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Сначала ты захотела поехать в Пакистан, чтобы найти эту Каммо, призрак сестры, придуманный твоим отцом, а я ничего не сказал…
– Ты ничего не сказал! – Ма рассмеялась. – Ты весь мозг мне сожрал, вот сколько всего ты сказал.
– Но я сам купил тебе билеты, разве нет?
– Только затем, чтобы за мной следить, – пробормотала Ма.
– А потом, – голос отца стал громче, – нам начинают приходить письма оттуда! На мой адрес! Я и тут ничего не сказал. Но это… – он запустил руку в карман, вынул листок бумаги и швырнул ей, – это переходит все границы.
– Телефонный счет? – спросила Ма, хмуро глядя на листок.
– Да. С пакистанским номером. Я случайно его заметил, когда собирался подавать иск. Ты представляешь, что со мной будет, если об этом узнает Департамент? Ты не понимаешь, на кого я работаю, чем занимаюсь? Этот листок бумаги может меня погубить. Меня могут посадить в тюрьму! Этого ты хочешь?
– Я… – Ма смотрела на счет, а Ади не мог заставить себя пошевелиться. Наверное, это был его звонок. Может быть, Ма тоже это поняла, но не повернулась к Ади. – Я буду осторожнее, – сказала она, складывая бумажку.
Почувствовав, что она готова сдаться, отец стал агрессивнее, повысил голос:
– Позволь еще раз тебе объяснить, раз уж такая очевидная вещь тебе самой не приходит в голову. Сейчас я работаю над сверхсекретным проектом национальной безопасности. Мне даже тебе нельзя рассказывать, о чем речь, – и слава всем богам за это! Кто знает, кому ты позвонишь и разболтаешь? Шпионы повсюду – МВР, ЦРУ, КГБ, – а у меня в собственном доме предатель!
– Хватит! – крикнула Ма в ответ. – Хватит разводить демагогию. Я сказала, что буду осторожнее. Вопрос закрыт.
– Нет! Ты будешь стоять тут и слушать меня. Мне надоела твоя ложь.
Ма молча повернулась, ушла и захлопнула дверь спальни. Отец остался кипятиться на диване, его живот вздымался, как будто вот-вот взорвется, и Ади наконец заставил себя выйти за пределы досягаемости. Он на цыпочках прошел через столовую, мимо кухни, в свою комнату и закрыл дверь.
Ему вернули комнату, и уже навсегда. Целую неделю после того, как Чача уехал и она вновь опустела, Ади сопротивлялся этому, пока Ма сама не перетащила туда его вещи, смеясь над тем, до чего же он ленивый. Комната была тщательно убрана еще до приезда Чачи и теперь стала точно такой же, как раньше. Ма убрала из ящиков старого письменного стола все пузырьки с лекарствами и вновь заполнила их тетрадями и блокнотами. Матрас был как следует проветрен, а простыня пахла лавандой. Не осталось никаких следов присутствия Аммы.
Ади отдернул шторы, но яркий уличный фонарь, к которому он привык, пока жил в гостиной, сиявший сквозь тонкие портьеры и прогонявший темноту этим желтым светом, не был виден из окна его комнаты. Ему трудно было здесь уснуть, даже когда свет был выключен, и хотелось вернуться обратно. Он понимал, что нужно обсудить этот вопрос с Ма, но не знал, с чего начать. Хорошо было бы перебраться на балкон, оборудовать там крошечную комнату – на стенах висят рулонные бамбуковые занавески, узкий пол закрывает полуматрас – но это было до того нелепо, что он рассмеялся.
Снаружи слышно было, как отец топает по столовой. Ади затаил дыхание, пока не услышал, как дверь спальни скрипнула и снова захлопнулась.