— Я злился на тебя. Сказал маме, чтобы выбросила их. — У него вырвался хриплый смех. — Но она не выбросила. Она их сохранила. Все до одного. Каждое письмо, каждую открытку, каждое фото. Ты правда не умеешь вовремя остановиться, да?
— Полагаю, да. — Улыбка отца дрогнула. — Я этого не хотел, Таннер. Я никогда не планировал уезжать. Не так.
Таннер знал. Теперь знал много больше. Больше, чем хотел бы.
— Мама рассказала мне правду. — Он провел пальцем по мягкой обивке кресла. — Рассказала, что не могла справиться с Марни, что практически выгнала вас обоих.
Все это время он винил отца за то, что тот уехал, бросил его. Разрушил семью. Но мама тоже была виновата.
И Таннеру надо простить их обоих.
— Я смирился с тем, что наш брак распался, — сказал отец, — но мог бы настоять на встречах с тобой. Но я хотел защитить тебя от Марни. Она много лет была слишком нестабильна.
— У тебя другие дети.
Таннер не собирался обвинять отца, но прозвучало именно так. И ощущалось именно так.
Отец размял пальцы на левой руке, и солнце отразилось в широком обручальном кольце.
— Мы со Сьюзан сделали все возможное, чтобы Марни жила с нами. В конце концов у нас не осталось выбора. После возвращения в Сиэтл мы нашли интернат недалеко от нас. По выходным Марни жила у нас.
— Она никогда мне не рассказывала. — Таннер не узнавал собственный голос. Как он переживет остальное, не расклеившись? — У нее бывали плохие времена и тут, когда она приехала жить с нами. Я научился справляться с ней, все равно любил ее. — Он стиснул колени и отдался горю. Позволил горю подняться на поверхность. — Она пыталась заставить меня поехать навестить тебя, познакомиться со Сьюзан и детьми. Она всегда хотела все исправить.
Брайан уронил голову:
— Мне кажется, что я подвел ее. Подвел всех вас.
Таннер мысленно перебирал тысячу причин, почему он согласен с этим заявлением. Ждал, когда поднимется злость, готовясь сострить.
Но злость не приходила.
— Я больше не хочу жить в прошлом, папа.
Отец поднял голову, в глазах блестели слезы.
— Ты долго цеплялся за него.
— Да. — Таннер хмыкнул и криво улыбнулся. — Похоже, я тоже не умею вовремя остановиться.
— Похоже, сейчас подходящее время.
— И я так думаю. — Таннер облегченно выдохнул, заметив улыбку на отцовском лице. Но это еще не все. — Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что выгнал тебя из своей жизни. Не говорю, что это будет легко, но, если ты готов дать мне шанс, надеюсь, мы сможем начать с чистого листа.
— Здесь нечего прощать, Таннер, — сказал папа. — Если кто и должен просить прощения, так это я.
Таннер провел тыльной стороной кисти по глазам и кивнул:
— Считай, что уже прощен.
Папа встал, подошел к нему и протянул руку. Таннер встал и пожал отцовскую руку. А потом позволил притянуть себя в крепкие объятия, и его сразу затопило тепло. Это больше, чем он надеялся, о чем молился или смел мечтать. Он планировал в самом лучшем случае покинуть этот номер лишь чуть облегчив бремя. Но оно исчезло совсем.
И Таннер наконец был свободен.
33
Натали проснулась от застрявшего в горле крика. Очередной кошмар. Когда же они закончатся?
Она бросила взгляд на часы на прикроватной тумбочке и застонала. Пять утра. Среда.
Она превращается в Таннера. Чудесно.
Натали оделась, сунула ноги в кеды и на цыпочках спустилась вниз. Когда она вошла на кухню, собаки поднялись, завиляв хвостами.
— Хорошо. — Поскольку было еще темно, она взяла фонарик и пошла к двери. — Идем.
Ноябрьский воздух был наполнен холодом, который заставлял Таннера хмуриться, напоминая про слухи о суровой зиме. Натали молилась, чтобы этого не случилось. С тех пор как они приняли решение о переезде детей в Сиэтл, он проводил с ними как можно больше времени. Они возили детей на пикники, в кино, даже в торговый центр по просьбе Джени.
Натали гордилась Таннером за то, что съездил поговорить с Рэнсом и своим отцом. Мужчины улетели обратно в Сиэтл, но все вместе они обсуждали дату переезда, которая лучше всего подошла бы детям. Вероятно, на День благодарения.
И теперь, когда Натали приняла собственное решение в отношении «Майлиос», пришло время разобраться с остальным. Время посмотреть в глаза прошлому и наконец освободиться от чувства вины, которое она испытывала много лет.
Натали прошлась по рядам лоз и под конец устроилась на качелях. Собаки гонялись за кроликами, а она смотрела, как в доме в конце дороги загорается свет. Десять минут спустя к ней с лаем подбежала Гвен. Остальные собаки присоединились, и они унеслись вглубь виноградника. Заметив в предрассветной дымке приближающегося Таннера, Натали подняла руку.
— Ты рано, — улыбнулся он, но скоро улыбку сменил зевок.
— Не спится.
— Ты разговариваешь с моими лозами, Мышка?
— Нет. — Натали подавила смешок. — Ты так делаешь?
Она очень правдоподобно представила, как он по ночам уговаривает растения.
— Иногда. — Он пожал плечами и встал лицом к ней. — И если они меня не слышат, то слышит Бог, так что разговор не совсем односторонний.
— Учту.
Ее улыбка не продержалась долго. Нависшее над ней недоброе предчувствие словно увеличилось в размере. Она вытерла щеки и отвела взгляд.
— Натали? Иди сюда.
Он раскрыл руки, и она шагнула в его объятия, уткнувшись в мягкую толстовку.
— Что такое? — Он шагнул назад, поднял ее подбородок и нахмурился. — Откуда слезы?
Она набрала в легкие сладкий воздух:
— Не знаю. Я... просто у меня такое чувство, что все заканчивается.
— Заканчивается?
Таннер покачал головой, взяв ее лицо в ладони.
Она кивнула, борясь с мыслями.
— Мне надо домой, Таннер. Надо поговорить с родителями. Рассказать маме правду про аварию. Официально завершить дела. Так будет правильно.
Он внимательно смотрел на нее:
— Но ты же вернешься. Верно?
— Планирую. — Она позволила себе улыбнуться. — Но будешь ли ты здесь, когда я это сделаю?
Таннер улыбнулся:
— Ты хорошо научилась меня читать.
Они дошли до патио и сели на скамью. Он обнял ее, и они смотрели, как над холмами поднимается солнце, раскрашивая их красным и желтым. Он погладил ее по голове и поцеловал в макушку.
— Мы решили отвезти детей в Сиэтл перед Днем благодарения. Потом мама вернется домой, а я останусь подольше.
— Хорошо.
Натали переплела их пальцы, изучая вены на его руках. Встретилась с его внимательным взглядом и пожалела, что все именно так.
— Что они думают?
Таннер нахмурился:
— Они в порядке. Понимают, что он их папа и почему это правильно. Понятно, им не очень хочется уезжать, но я уверен, что как только они окажутся там, то быстро успокоятся.
Печаль в его голосе вызвала у нее новый приступ слез.
— Как думаешь... я хочу сказать, ты не думал переехать туда?
Она со страхом ждала ответа.
Таннер вздохнул и откинулся на спинку скамьи.
— Иногда, да. Но моя жизнь здесь, Нат. Я не могу все бросить. Они справятся без меня. Не уверен, что я справлюсь без них, но...
Натали обвила его руками:
— Мне так жаль.
— Я знаю. — Он вздохнул. — Как бы ни было больно, я смирился с этим.
— Завидую тебе, — прошептала Натали. — Думаю, поэтому мне и надо съездить домой. Чтобы я наконец смогла отпустить прошлое.
Таннер слегка выпрямился и посмотрел ей в глаза:
— Ты сможешь, Натали. Все будет хорошо.
— Надеюсь. — Натали улыбнулась. — Полагаю, нам придется оставить все на дядю Джеффа, пока нас не будет.
— Думаю, ему понравится. — Таннер лукаво улыбнулся. — Чувствую, он останется независимо от винодельни.
— Они с твоей мамой выглядят счастливыми. — Натали была счастлива за обоих. — Что ж, нам предстоит многое сделать, это точно.
Они нашли идеальное место для дегустационного зала. Около озера. Он будет небольшим, но первые представленные архитектором планы вдохновляли. Ей не терпелось шагнуть в этот новый мир, не терпелось начать жизнь здесь.
Но сначала надо кое-что сделать.
Последнее дело.
Натали встала и протянула руку:
— Прогуляешься со мной?
Они пошли по длинной дороге, по которой они с Николь ехали той ночью. До сих пор Натали ее избегала. Дорога объездная, так что ездить по ней не было особой необходимости. Но сейчас, шагая рядом с Таннером, она позволила воспоминаниям вернуться.
— Вот здесь я начала разгоняться. Стояла одна из тех тихих ночей, когда можно услышать дыхание мира. — Натали откинула волосы назад и коротко засмеялась. — Бабушка так говорила. «Прислушайся очень внимательно и услышишь пение ангелов». В ту ночь я не слышала ангелов.
Таннер обнял ее, и она приникла к его твердой груди, напитываясь его силой.
— Мы не уехали далеко. Только досюда.
Натали показала пальцем, сквозь слезы глядя на место, до сих пор выжженное в ее памяти. Она задышала чаще и отняла у него свою руку.
— Вот тут из кустов выскочил олень.
Она до сих пор видела животное, его дикие, испуганные глаза, в то время как она пыталась нажать на тормоз. Николь с криком рванулась к рулю, и в то же время Натали поняла, что от страха жмет не на тормоз, а на газ. «Стой, Нат, тормози! Жми на...»
— Николь попыталась остановить «Джип», но мы ехали слишком быстро. Было слишком поздно.
Натали судорожно вздохнула, пересекла пыльную дорогу и присела на корточки перед деревом.
— Это случилось здесь.
Она положила ладонь на влажную траву вокруг ствола. Опустила голову и позволила слезам пролиться. В ветвях над головой птицы завели свои утренние песни. Солнце поднялось над холмом, осветив виноград и мох на дереве. Утренний туман поднялся выше.
— Прости, Ник, — прошептала она. В горле пекло, но сердце было готово освободиться от боли. Дрожащими пальцами она расстегнула цепочку, когда-то принадлежавшую сестре, и опустила ее между корней старого кипариса. — Мне очень-очень жаль. Но я должна тебя отпустить. Пора попрощаться.