[109] Иными словами, пребывание человека в работном доме следовало сделать как можно более отталкивающим.
В конце 1830-х гг. в Англии были возведены сотни новых зданий работных домов. Если изначальный, идущий из XVII века замысел предполагал «закрытие» лишь трудоспособных взрослых пауперов как «уклонявшихся от работы тунеядцев», то с 1834 года в число обитателей работных домов стали попадать старики, инвалиды, сироты, незамужние матери, душевнобольные. Каждая категория проживала в отдельном отгороженном помещении. Общей была лишь столовая, хотя в ряде работных домов и там ставились специальные перегородки, отделявшие мужчин от женщин. Если, таким образом, в работный дом попадала семья, то ее члены сразу же намеренно отделялись друг от друга. Исключение делалось лишь для матерей с детьми: с 1842 года им разрешались свидания «по разумным поводам» – раз в неделю в течение часа (как правило, вечером в воскресенье).
Следующим намеренным принципом жизни работного дома было скудное и однообразное меню. Вот что вспоминает бывший надзиратель одного из работных домов юга Англии: «Завтрак и чай были неважными. Работников кормили хлебом с маргарином, а еще их поили чаем – вот и вся еда… На обед давали мясо… еще я помню капусту. Ее бросали в большие котлы часов в десять утра,…и она напоминала намокшую бумагу. Вечерняя еда была всегда одинаковой – хлеб с маргарином и чай…».[110] Самый известный скандал, связанный с отвратительным питанием в работных домах, разгорелся в 1848 г. в Андовере (город в графстве Гэмпшир), где проверяющие застали группу пауперов за дракой из-за остатков гнилого мяса, оставшегося на костях, на перемолке которых они работали.
Спали пауперы в общих многолюдных спальнях, где, как отмечали публицисты XIX в., «по десять детей могли быть уложены спать в одной кровати, живой человек мог разделять ложе с трупом, если возникала задержка с захоронением последнего, а больные и немощные бедняки порой лежали, утопая в собственных экскрементах».[111] Помывка в большинстве работных домов предполагалась раз в неделю, а медицинская помощь осуществлялась врачом, которому помогали обитатели работного дома за вознаграждение в виде пинты пива или пары стаканов джина.
Режим дня, часы для работы и отдыха, правила поведения в работных домах были прописаны в специальных «Правилах и наказаниях», крупно напечатанных и вывешенных на всеобщее обозрение; для неграмотных правила зачитывались вслух каждую неделю. Такие листы с правилами – довольно доступный для исследователя источник, их можно встретить в исторических музеях английских городов и даже вывешенными в пабах. В целом они были похожи. Подъем предусматривался в 6 утра «в летнюю половину года» и в 7 утра «в зимнюю половину». Начало работы – сразу же после подъема, продолжительность – 12 часов. Летом отбой в 8 вечера, зимой – в 7 вечера. Перерывы: полчаса на завтрак, час на обед и полчаса на ужин. Нарушения распорядка были разграничены на «недисциплинированное поведение» (disorderly conduct) и «непокорное поведение» (refractory conduct). Первое могло наказываться лишением «излишеств в еде» – таких, как сыр или чай, второе наказывалось более строго – вплоть до тюремного заключения. К недисциплинированному поведению относились нарушение тишины, ненормативная лексика, «отказ от работы, притворившись больным», азартные игры. К непокорному поведению относились пьянство, подстрекание к мятежам в устной или письменной форме, оскорбление надзирателя, драки, нанесение ущерба имуществу работного дома. В специальных «книгах проступков пауперов» (Pauper Offence books) можно обнаружить примеры таких «преступлений и наказаний». Например, в работном доме Биминстера в графстве Дорсет Джон Эплин был заперт на хлебе и воде в карцере на 24 часа за то, что плохо вел себя во время молитвы, две девушки за драку между собой были лишены мяса на месяц, а Исаак Хартлетт, разбивший окно, отправлен в тюрьму на 2 месяца.[112]
Именно в этот период рождается такой интересный жанр, как «фольклор работного дома». Это была, преимущественно, поэзия «доморощенных поэтов» – обитателей работных домов, – в чем-то напоминавшая так называемую «тюремную лирику». Одним из таких стихотворцев был некто Джеймс Рейнолдс, сапожник из графства Кембридж, который, пребывая в работном доме Ньюмаркета (небольшой город в графстве Саффолк), написал там серию стихотворений, ставших впоследствии доступными потомкам. Вот одно из них, адресованное сестре Рейнолдса:
Сестра, не могу я тебя повидать,
Но жизнь нашу здесь я смогу описать
С чего бы начать, слов придумать порядок?
Ах да, правит всем здесь наш Бог – Распорядок:
… на завтрак, на ужин – хлеб с сыром,
Съедаем и в койку идем сразу с миром
В неделю два дня я едой не обижен —
Дают нам бульон, как водичку, пожиже
Бывает и мяса немного с картошкой
И пудинг, и хлеб, но всего понемножку
Теперь опишу я одежду свою
Из грубого серого льна ее шьют
Пиджак и жилетка висят как мешок
А для рубашки я, видимо, слишком высок
Есть два башмака, но не пара они
Подошва худая, худые носки
Пятнадцать соседей по спальне у меня
Кто спит, кто храпит, кто болтает
Кто в карты на деньги играет
Дерутся, ругаются, ссорятся,
И только никто не молится!
…
За высокой стеной виден неба квадрат
Убежать я отсюда так был бы рад
Но стена высока, надзиратель суров
Мы же нищие просто, а держат нас хуже воров!
Не видать мне ни дома, ни сада, ни поля,
Ничего не видать, что любил я на воле…
Ну да ладно, пишу как-то слишком трагично
Думал весело все рассказать и комично
Ледяной воды кружку за вас поднимаю до дна,
Ведь ни пива, ни портера здесь, ни вина
Трезвый образ ведем, чай и воду лишь пьем![113]
Но был ли работный дом первой половины XIX века тождественен тюрьме? Вопреки расхожему мнению, этого утверждать нельзя. Так, правила позволяли нищему покидать работный дом, как только в округе появлялись рабочие места. Были люди, которых называли «туда-сюдашники» (ins and outs), они часто приходили на короткий срок, пользуясь работным домом как временным бесплатным пристанищем, хоть и со спартанскими условиями.
«Не получилось» осуществить и замысел, по которому работный дом должен был стать единственным выходом для взрослого трудоспособного паупера, нуждавшегося в социальной поддержке. Законодатели так и не смогли побороть практики «открытого призрения» в отдельных приходах, т. е. помощи трудоспособным нищим в том или ином виде – едой, одеждой и пр. Отчасти это было связано с нараставшей в обществе антипатией в отношении новой системы работных домов. Иногда эта антипатия проявлялась в форме саботажа процедуры выборов или назначения должностных лиц работных домов, иногда – в массовых выступлениях толпы. Например, в 1842 г. в Стокпорте люди штурмовали стены работного дома извне, крича, что они штурмуют Бастилию. Имели место и отдельные криминальные инциденты: например, через несколько недель после открытия работного дома в Абингтоне произошло дерзкое покушение на жизнь его начальника, некоего мистера Эллиса.
В 50–60-х гг. XIX в. Англия буквально взорвалась от критики условий содержания пауперов в работных домах. Писатели, политики, врачи, религиозные деятели на страницах периодических журналов публиковали заметки, очерки и памфлеты, которые в общей массе, по словам немецкого исследователя Э. Мюнстерберга, «создали такую репутацию английскому работному дому, что человек, которому предлагали туда поступить, совершенно отказывался от помощи, не желая получить ее ценою собственной свободы».[114] Изменения в общественном настрое способствовали тому, что к концу XIX столетия условия в работных домах заметно улучшились. Была централизована и усовершенствована система медицинского обслуживания, улучшилось меню, нищим стали доступны «маленькие удовольствия» – книги, газеты и пр. Дети постепенно переводились в специальные школы или детские дома в сельской местности – т. н. «cottage homes».
Определенную роль в реформировании системы сыграл и политический фактор – деятельность либеральных кабинетов Кэмпбелл-Баннермана и Ллойд Джорджа была отмечена резким изменением курса социальной политики. В 1913 г. исчезло название – работные дома были переименованы в «учреждения по законодательству о бедных» (Poor Law institutions), – а с 1930 г. уцелевшие после Первой мировой войны работные дома были переданы местным (муниципальным) властям. Некоторые здания были проданы или разрушены, а некоторые были реорганизованы под дома престарелых, больницы и хосписы. По сути, это ознаменовало собой конец эры работных домов.
Британский историк Дж. Брэдли справедливо заметил, что «в Англии ситуация с работными домами была своеобразным барометром, отражавшим изменения и колебания в социальном и культурном климате. Появление работных домов в XVII в. отражало резко негативное отношение к бродягам и нищим… Более терпимое – или, по крайней мере, более безразличное – XVIII столетие оказалось более щедрым и менее карательным в оказании социальной помощи. Более взвешенная Викторианская эпоха возродила суровый, напоминающий тюрьму, работный дом – «работный дом Диккенса». Наконец, бурный рост благотворительных организаций, внимание к «открытому призрению» и упразднение работных домов – это черты XX века».[115]
Работный дом XVIII в. – «дворец для пауперов»
Кровать в работном доме начала XIX в.
Столовая в работном доме, начало XIX в.